Одного сбил! передал в эфир. А сам на форсаже уже догонял головного. Короткая очередь. Задрался вверх ствол пулемёта стрелка. Вторая, подлиннее От бомбёра повалил чёрный дым, он резко клюнул носом.
Двух рубанул!
Жаль ребят своих не слышит у тех радиостанции на другой волне. А по своей он мог связаться только с аэродромом вылета, Ваенга-первая. Ну, возможно, и с кем-то на кораблях. Только это, если что, мало поможет конвой идёт в режиме строгого радиомолчания. Ёлки! Ну, не умеем мы ещё толком всеми возможностями радио пользоваться! В отличие от гадов-немцев
Впереди Борис заметил ещё один Ju-88. Что-то далековато от основной группы. Форсаж!!! (Хотя двигатель «американца» такого режима перегрузки не любит. Но как они воевать-то без него собираются?!) Давай, родной, тяни уже! Драпающий бомбардировщик медленно приближался. Вот только из всех щелей тяжёлой бульдожьей морды его Р-40Е уже валила тонкая чёрная гарь. Да держись ты, «чудо безмоторной авиации»! Похоже, хвалёные серебряные подшипники сдыхали от работы на грубом советском масле с добавлением аэродромного песка и пыли (воздушных фильтров на ленд-лизовские моторы американцы не ставили).
Огрызавшийся «Юнкерс» крутился над морем. Шалишь! Высота не та. Вдруг в затылок повеяло смертью. Сзади ещё один!
Прикройте с хвоста!
(Хотя, кому это он?) Вот уже и приемлемая дальность. Загремели крыльевые «Браунинги». Трассы накрыли немца Но тут практически незаметный до этого винт начал резко замедляться. Вот уже чётко видно затухающее вращение лопастей. Остановка двигателя! В кабине сразу стало непривычно тихо. В этот миг он ощутил сотрясение самолёта и почти сразу удар в спину.
Подбил третьего Мотор «Ракета»!
Последнее кодовое слово означало, что идёт на вынужденную посадку. Приводнившийся истребитель худо-бедно держится на поверхности от двух до семи минут. Хватит, чтобы покинуть его с надувной резиновой лодкой и НЗ. Так в студёных волнах Ледовитого океана можно прожить чуть дольше
Но не судьба! Отлетался, Борька. Ослабшая рука перестала сжимать ручку, и «Киттихоук» свалился на крыло. Близкая водная гладь рывком скакнула к кабине.
* * *
Тьма была недолгой. Первое, что Сафонов осознал, было тепло. Умер, что ли? Баренцево море всегда холодное. Да и сухо ему Может, в кабине тонет? Открыл глаза. Абсолютный мрак. Что-то негромко щёлкает. Но вот с боков появился свет. Сразу стало видно, что над ним приподнимается крышка Гроба?! Да нет. Кто бы его хоронил посреди Кильдинского плёса, в сотне километров от берега.
Да и мягкая она. Как причудливо изогнутая спинка дивана. Вот уже «крышка» расползлась (?!) в разные стороны, и он понял, что лежит посреди какого-то светлого помещения. Госпиталь? Над ним озабоченно склонились двое зрелых мужчин, на вид лет тридцати пяти, в непривычной «обтекаемой» форме. То, что это именно военное обмундирование, Борис понял сразу. Одинаковое, бело-голубое, с отложным воротом, накладными карманами и полосой однобортного стыка. Какого-то неправильного, словно нарисованного (?). Совсем без пуговиц или крючков. Пояса перетянуты коричневыми ремнями с чем-то вроде кобур на правом боку, ближе к ягодице. На левом обшлаге и груди у обоих знаки различия в виде больших золотистых «галочек» углом вниз. У одного одна, у второго две. В армии республиканской Испании что-то подобное было. Аналог треугольников РККА.
Борис Феоктистович? голос двухгалочного (которого Борис тут же, на испанский манер, окрестил «Sargento» сержант), дрогнул от волнения.
Да. Где я? обнажённый Сафонов находился в какой-то мягкой кровати, образовывавшей вокруг тела плотный кокон. Одношевронный «Cabo» (капрал), словно прочтя мысли, накрыл его простынёй, оставив снаружи голову.
Можете считать это медсанчастью! теперь уже радостно и как-то очень уж приветливо улыбнулся «Саргенто». Среднего роста, чуть ниже Бориса. Но очень жилистый. Наверняка сильный. Близко посаженные светло-серые глаза. Цепкие, внимательные. Как у лётчика-истребителя. Короткие тёмно-русые волосы аккуратно подстрижены. Через всё узкое хищное лицо наискось тонкий неровный шрам. Лишь непонятное дружелюбие смягчало прямо-таки излучаемое им чувство опасности. «Кабо» тоже, кстати, не выглядел добрым самаритянином. Тех же лет. Лицо слегка треугольное, сужающееся книзу. Словно бы утомлённое. И мудрые карие глаза. Вот его сразу хотелось назвать не то «профессором», не то «товарищем военврачом».
Ребята, дайте мне ещё пару минут! раздался откуда-то из глубины кабинета, сплошь заставленного громадным непонятным оборудованием, довольно молодой и приятный женский голос. Нужно закончить обследование!
Борис Феоктистович, полежите немного без движения! вежливо попросил дружелюбный со шрамом. Потом попробуем всё объяснить.
Полежать не трудно. Тем более кровать чудо как хороша! Он проанализировал ощущения. Ни усталости, ни недосыпа. А главное справа-сзади ничего не болит! Что уже само по себе радует. Даже есть не хочется.
Всё, готово! в поле зрения показалась миловидная темноволосая женщина, на вид лет двадцати двух двадцати пяти, с блестящей, неестественно белой бумагой в руках. Тоже в военной форме: тёмно-синей, с чёрными петлицами, отстроченными серебром, и одинокой серебряной же «шпалой». Вот только лица у всех медиков какие-то Далеко не рабоче-крестьянские. Да и почтения у слишком уж зрелых сержантов перед «капитаншей» что-то маловато. Скорее, как равную воспринимают.
Сафонов решил на всякий случай включить тумблер «Д». Так у них в полку говорили о тех, кто начинал валять дурака. Обещали «объяснить»? Пожалуйста! Сам он старательно молчал, незаметно ощупывая странное лежбище, в котором оказался. Вдруг придётся срочно выскакивать и драться. Не то чтобы ждал какого-то конкретного подвоха, но неправильность ситуации напрягала.
Вы у своих, Борис Феоктистович! словно прочёл его мысли дружелюбный. Мы попытались спасти вас в 1942-м. Пока не знаем, насколько получилось. Сейчас здесь 1990 год. Мы находимся в Союзе Советских Коммунистических Республик. Но это не наш мир, а параллельный. Так что
Саргенто смущённо развёл руками.
Мы победили? голос у Бориса неожиданно охрип. Тут уже оба бело-голубых непроизвольно, но искренне разулыбались. Теперь ответил Кабо:
Да! 9 мая 1945 года. Безоговорочной капитуляцией фашистской Германии!
«Что? Ещё ТРИ года такой войны?!»
Похоже, и эту мысль «военврач» уловил:
Враг очень силён. Впрочем, тебе ли объяснять Но добили! Прямо в его логове. И пол-Европы освободили!
Кабо словно вбивал словами невидимые гвозди. Похоже, не заметив, что перешёл с Борисом на «ты». Саргенто успокаивающе положил руку ему на плечо:
Остынь, Коль. Сейчас с медициной закончим, и всё Феоктистычу расскажем.
«Капитанша» протянула свою чудо-бумагу:
Если вкратце, то по параметрам всё получилось. ИТ соответствует, психоматрица перемещена успешно. Это полноценный Борис Феоктистович Сафонов. В наиболее оптимальной физической форме. Примите мои поздравления. Вот только Он же характерный «воин света»! Тёмного в спектре почти нет.
Ну, и засунь его себе В контейнер! Никол, давай! весело откликнулся Саргенто. С каждой секундой он всё более нравился Сафонову. Было в нём что-то от обожаемого бывшего комбрига, легендарного Якова Смушкевича.
Кабо открыл панель ближайшего здоровенного прибора, оказавшегося тонкостенным металлическим шкафом, и извлёк «плечики» с привычной тёмной формой подполковника ВВС флота. В глаза сразу бросились две Золотые Звезды над его наградами: орденом Ленина, тремя Красными Знамёнами и английским «Ди-Эф-Си» («Крестом за выдающиеся лётные заслуги»). А справа вообще что-то непонятное. Вроде отзеркаленного Знамени, но с надписью «Гвардия».
Я всего лишь Герой Советского Союза! нахмурился Борис.
Оба бело-голубых тотчас замерли по стойке «смирно». А вслед за ними вытянулась и «капитанша». «Саргенто» с совершенно серьёзным лицом, даже с какими-то левитановскими нотками в мощном командном голосе, продекламировал:
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 июня 1942 года «за образцовое выполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками» гвардии подполковник Сафонов Борис Феоктистович награждён второй медалью «Золотая Звезда». Посмертно.
При начале цитаты Борис чуть не выпрыгнул из «кровати». Прямо голышом. Удержал лишь вид симпатичной «капитанши». Но услышав последнее слово, просто онемел. Постепенно начало доходить. Буквально только что рванувшееся к кабине море. 30 мая 1942-го «Мы пытались спасти Вас» «Сейчас здесь 1990-й». Указ Президиума ВС СССР от 14 июня 1942-го А «Кабо» ещё и добавил:
Наградной на вас послали ещё при жизни. За три дня до вашего последнего вылета к конвою. Пока суть да дело Получилось посмертно.