Как только он это произносит, вся напускная покорность маскарадной маской слетает с моего лица.
Ты, цежу сквозь зубы, прищурив яростно сверкающие зеленые глаза, высокомерный, гадкий
Противный, невыносимый Мирьям, ты начинаешь повторяться, осаживает меня Давид, заставляя проглотить именно те эпитеты, которые он произнес. Эти слова уже готовы были сорваться с моих губ. Придумай что-нибудь другое, милая.
Это заставляет меня на секунду задуматься. Неужели я так предсказуема, что Садулаев уже заранее знает, что я произнесу? Или я так часто говорю то, чему не придаю значения и чего даже потом не помню?
Извини, бурчу, прикусив язык и понимая, что сейчас совсем не время спорить с тем, кто спалил меня и может сдать родителям. Просто не говори и все, хорошо? Что тебе стоит, Давид?
Не знаю даже. Для чего мне это, Мирьям? спрашивает он, играя со мной, словно кот с мышкой. Ты меня явно не жалуешь, к тому же
Я же попросила прощения! обрываю резко высокомерным тоном. Свожу брови на переносице. Не понимаю, что еще надо?
На щеках Давида играют ямочки, делая из него не просто мерзавца, как я раньше всегда считала, а обаятельного мерзавца.
Хорошо, неожиданно соглашается Давид, заставляя меня выжидающе замереть. Так уж и быть, я ничего не скажу твоему отцу об этих шалостях, Мирьям, но ты мне тоже пообещай взяться за ум. Никаких прогулов, выражение лица Давида более, чем серьезное.
Я не решаюсь спорить. Ни к чему провоцировать Садулаева. Не зря говорят, что у него хватка настоящего бульдога. Совсем не хочется проверять, о чем шепчутся в деловом мире моего отца.
Лады, закатываю глаза, внутренне ликуя. Считай, отделалась малой кровью. А он не так плох, как я думала.
Только вот, неожиданно продолжает Садулаев, заставляя настороженно встрепенуться, мне какая выгода от всего этого, а, Мирьям?
Выгода? повторяю робко за мужчиной, ощущая, как начинает тревожно биться сердце. Что он еще задумал?
Все-таки, я храню два твоих секрета, а это, кошечка, согласись, не так уж и мало.
Два? повторяю, как попугай. О чем ты?
Ты уже забыла про нашу ночь? мягко напоминает Давид. А вот я, должен признаться, совсем не могу выкинуть ее из головы, Мирьям. Думаю постоянно о том, какая ты
Поспешно прижимаю палец к его губам, не давая закончить фразу. Сердце начинает колотиться так, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди.
Не надо, Давид, лепечу, словно загипнотизированная, невольно затаив дыхание от того, какие чувства вижу в чёрных глазах, прожигающих мою душу. Мне кажется, ещё чуть-чуть и я утону в них. В какой-то момент даже становится трудно дышать.
Давид слегка прикусывает мой палец идеально ровными белыми зубами, а затем обхватывает ладонью тонкое запястье, не давая сдвинуться ни на миллиметр. Он словно показывал этим, что если захочет, то все может быть по-другому, а пока пока мне лишь позволено чудить и показывать острые, как у дикой кошки, коготки.
Моя ладонь оказывается на колючей четко очерченной скуле. Кончики пальцев приятно покалывает однодневная тёмная щетина. Как приятно к нему прикасаться! Аромат лимона и кедровых орешек почти вынуждает инстинктивно податься вперёд, ближе к Садулаеву, чтобы ощутить его тепло, силу рук, жадность губ. Я даже чувствую небольшое головокружение, когда мужчина наклоняется ко мне еще ближе. Лица касается тёплое, освеженное мятной жвачкой дыхание и я непроизвольно прикрываю глаза. Губы складываются бантиком, длинные ресницы трепещут. Когда сильные руки мужчины властно сминают мою талию через ткань платья, я привстаю на носочки и приоткрываю соблазнительно губы. Сердце бьется лихорадочно и неровно. Тук Тук Тук, тук, тук Хмурю брови. Почему он медлит? Чего ждёт?
Неохотно открываю глаза и сразу же встречаю насмешливый, горящий любопытством взгляд Давида. Сказка заканчивается так же резко, как и началась. Ууу, как он меня злит! Впиваюсь острыми ногтями, над которыми ранее в дорогущем салоне поработал мастер маникюра, в руку Садулаева, от чего браслет на запястье громко звякает подвесками.
Давид морщится. Глаза мужчины становятся еще темнее, как будто, черт возьми, все это наше противостояние лишь подливает масла в огонь его желания. Сволочь! Выставил меня полной дурой, жаждущей его внимания.
Пытаюсь вырваться из крепкого захвата широких ладоней, шипя, словно кошка. Хриплый смех, точно красная тряпка для быка, заставляет меня неистово извиваться в крепких объятьях. Выцарапаю эти насмешливые глаза! Унизил меня. Да как он посмел?!
Пытаюсь вырваться из крепкого захвата широких ладоней, шипя, словно кошка. Хриплый смех, точно красная тряпка для быка, заставляет меня неистово извиваться в крепких объятьях. Выцарапаю эти насмешливые глаза! Унизил меня. Да как он посмел?!
Не злись, милая. Я обязательно тебя поцелую, но только после того, как разберёмся с нашим делом, словно успокаивая несмышленого ребенка, Давид пытается урезонить меня.
Пусти! изловчившись, стараюсь пнуть его в самое уязвимое для мужчины место, но не хватает сноровки и сил.
Наконец, глаза Садулаева опасно вспыхивают. Кажется, я приблизилась к черте его терпения! Игры закончились. Это мгновенно остужает мой пыл. Все-таки инстинкт самосохранения еще никто не отменял.
Хватит, Мирьям. Клянусь, если не угомонишься, я перекину тебя через колени и сделаю то, что давно должен был сделать твой отец, это звучит не как угроза, а констатация факта.
Однако, сурово поджатые губы мужчины намекают на то, что он не шутит. Эти слова обжигают похуже хлёсткой пощёчины. Я бледнею и опасливо смотрю на Давида сквозь подкрашенные тушью ресницы.
Так-то лучше, маленькая моя, одобрительно тянет Садулаев, заметив, как я мгновенно притихла в его руках. А теперь мои условия.
Мужчина отпускает руку, и я тру чувствительную нежную кожу запястья. Сволочь, неандерталец Что еще задумал этот тиран?! Наверняка что-то вопиюще неприличное. Пусть только
Завтра я заеду за тобой, и мы поедем в «Парадайз Плаза».
Шокировано моргаю, прежде чем разразиться бранью.
Да как ты смеешь так нагло тащить меня в отель?! мой голос срывается от ужаса и возмущения. Если мы провели вместе одну ночь это не значит, что
Давид поднимает руку, резко останавливая поток льющейся из моих уст речи. Всего один жест, а мое сердце уходит в пятки. Если он захочет, то может полностью разрушить мою жизнь. Ему это ничего не будет стоить!
Мирьям, Давид складывает руки на широкой груди и приподнимает бровь, иногда твои слова меня заставляют серьезно задуматься. Откуда у девушки из такой приличной семьи в прелестной головке крутятся такие испорченные мысли? Ммм? Кто тебя так испортил, милая?
Мне кажется или в его словах слышатся ноты ревности? Да он что, совсем что ли?! Открываю широко глаза и впервые чувствую, что мне больно. По-настоящему больно от слов Давида. Как он может так говорить? Он же знает правду. Прилагаю просто неимоверные силы, чтобы не позволить пролиться слезам, что застилают глаза.
Ты, цежу сквозь зубы, скрывая за яростью затаившуюся глубоко в сердце обиду. Ты меня испортил!
Взгляд Давида смягчается, и он тянет руку к мом распущенным волосам. Я резко делаю шаг назад, не позволяя притронуться к себе.
Мирьям, прости ревнивого дурака, в голосе Садулаева слышится раскаянье, но мне уже все равно.
Говори свои условия и закончим на этом разговор, приподнимаю подбородок и делаю то, что и всегда в подобных ситуациях надеваю одну из своих излюбленных масок холодности и безразличия. Больше никому не позволю так близко подобраться к моей душе и искромсать ее. Мне сполна хватило Максута!
Хочу познакомить тебя со своей работой.
Недоверчиво обращаю взгляд на Давида. Хочет показать мне свои отели? А точнее, жемчужину бизнеса Садулаева, из-за которой, собственно, и был затеян весь этот брак. Наши родители хотят объединить две несокрушимые империи, занимающие лидирующие ниши среди гостиничного бизнеса. Его предложение заставляет меня нахмуриться. Что за глупости? Мужчины же не переносят, когда женщина сует нос в «их дела»! А ведь меня всегда интересовала тема отелей. Только вот отец не дал мне единого шанса. Видите ли, мать так и не родила ему наследника, а я всего лишь девчонка. Что с них взять? Поэтому все мечты об управленстве были запрятаны очень глубоко и даже забыты. Меня отправили изучать ненавистную биологию. Ведь женская участь стать либо врачом, либо учителем.
Ты хочешь показать мне «Парадайз»?! Правда?
Давид почти незаметно усмехается, но поднятый вверх уголок губ выдает его. Садулаев ласковым движением пальцев отводит темные пряди волос с моего лица, открывая вид на брильянтовые серьги в ушах.
Да, однозначно, я покажу тебе рай, Мирьям.
Вспыхиваю, когда понимаю, что мой вопрос прозвучал очень неоднозначно. Впрочем, как и его ответ.
Заметив алый румянец на моих щеках, Давид, довольно блестя глазами, убирает руку. В следующее мгновение он становится серьезным. Веселые искорки бесследно исчезают из его глаз. Образ вновь суровый и холодный.