Архангелу Михаилу и всем небесным чинам песни приносим, ибо они нас от скорби всегда избавляют
А звонки продолжаются. Где-то к середине акафиста по всей улице начинают бешено лаять собаки. Хочется зажмуриться и закрыть уши руками, как в детстве.
От бури всякой избави нас, ангельский князь Михаил, мы же с любовью и радостью пресветлую Твою память совершаем, как великого в бедах защитника
Я слышу нарастающий шум, гул пьяных мужских голосов. Толпа останавливается рядом с нашим домом. Интересно, выдержит ли дверь, если начнут ломиться. И очень надеюсь, что дочка еще репетирует. Выглянуть в окошко я боюсь. Стараюсь не думать про двери и запоры. Вообще не думать. Беру малыша Митю на руки, прижимаю к себе Гришу и пытаюсь сосредоточиться на молитве.
Стена заградительная людям, Михаил архистратиг, и столп крепкий в бранях, ибо Твоим заступлением побеждаются вражьи полки; мы же спасаемые взываем к Тебе: Радуйся!
Матушка медленно дочитывает акафист и кропит дом святой водой прямо своими нитяными чётками вместо кропила. Митя спит у меня на руках. На улице тихо.
В дверь громыхают, будто ногой. Слышится какая-то возня и собачий визг. Мы переглядываемся. Я кладу малыша на кровать, подбираю топор у печки и встаю рядом. Монахиня произносит молитву и открывает дверь рывком. На пороге дочка пытается удержать Шмеля за обрывок веревки. Пес с нее ростом радостно прыгает, визжит, пытаясь лизнуть всех, кто попадется.
Мам, смотри, кто! Он меня у монастыря ждал.
"Во глубине вятских лесов"
Наступал праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, а накануне, в воскресенье, мы были в храме, причастились всей семьей. И вот стою на молебне после службы и чувствую: вроде, схватки. Но еще слабенькие. Предвестники. А матушки тянут своими тоненькими голосками акафист, написанный батюшкой:
Во глубине вяяяятскииих лесооов
И сразу представляется сказочный, запорошенный снегом наш лес, который начинается сразу за домом. В таком лесу обязательно живёт Дед Мороз со своей внученькой. Не так давно морозной ночью я возвращалась по тёмной деревне домой из монастырской бани, где в тот день была стирка. Я с усилием тащила за собой санки с горкой мокрого постельного белья, под ногами хрустел и искрился снег, а небо казалось усыпанным замороженным хрусталем. Я почувствовала, что надо просто остановиться, застыть, замереть, чтобы не нарушать гармонии мира. Чистота линий была такая, что невольно рисовалась в небесах Снежная королева, а сама я ощущала себя одновременно и отважной Гердой, и замерзшим потерянным Каем над ледяной головоломкой
Тут одна из монахинь взглянула на меня, неожиданно подошла и сказала: «Благословение на роды возьми у батюшки!» И я взяла. Но к вечеру схватки так и не усилились. Муж пошел на вечернюю службу, а я осталась дома. Забралась на старый диванчик и открыла книгу сказок.
Никогда мне не звонила фельдшерица из районного центра, в котором были и магазины, и роддом, и вообще цивилизация. А тут она позвонила, спросила, как дела. Я рассказала, что с утра схватки, но слабые. Она быстренько побежала к соседке-врачу, и та велела мне немедленно ехать в больницу. Туда добираться не меньше часа. И мы поехали, хотя мне ужасно не хотелось. Вот удивительно: ждёшь этого события, ждёшь, а как до дела доходит, страшно. Думаешь:ой, лучше не сейчас.
Еще по дороге начался снегопад, а ночью он перешел в такую бурю, что к утру дома замело по крыши. Если бы я осталась дома, мы бы просто не добрались: двое суток расчищали потом дороги между селами. Самое смешное было то, что с нами поехала наша фельдшерица Галина, которая всю дорогу переживала, что мы не доедем, и придётся рожать в машине.
Ой, только не этого, причитала она, я ещё ни разу роды не принимала!
Не бойтесь, я помогу, успокаивал муж, который до этого ни разу на родах даже не присутствовал.
Но мы приехали. На весь роддом была только я да еще одна женщина, которая готовилась к выписке на следующий день. Встретили меня, как родную. Посмотрели. Уложили в большую палату, принесли обогреватель (мороз на улице крепчал) и дополнительное одеяло. Тепло, уютно. Часов в десять вечера акушерка пришла, еще раз меня пощупала и говорит:
А сколько у вас дома детишек?
Трое
Вы там, небось, и не спите толком?
Это точно: малыш сейчас болеет, кашляет всю ночь, какой тут сон
Так вы бы поспали, сил набрались. Вы раньше утра все равно не родите. Уж больно слабые схватки. Хотите, укольчик сделаю успокоительный?
Это точно: малыш сейчас болеет, кашляет всю ночь, какой тут сон
Так вы бы поспали, сил набрались. Вы раньше утра все равно не родите. Уж больно слабые схватки. Хотите, укольчик сделаю успокоительный?
Спасибо. Да я и без укола засну, так устала.
И я действительно заснула. И этот целительный сон под песню метели за окном оказал такое благотворное действие, что утром в семь я проснулась от самых настоящих суровых схваток, а в десять на свет уже появился Александр, наш четвертый ребенок и третий сын. Роды принимала уже другая акушерка, но такая же внимательная и опытная. Например, это она посоветовала мне в схватках не лежать, а ходить: «чтобы малыша земля притягивала». И как ни смешно это звучит для городского жителя, зато действует очень четко! Это были вторые роды, которые прошли у меня без врача, с одной акушеркой и опять "неизменно превосходный результат", как говорил Чехов.
Единственное, что было тревожно, так это поступление новенькой крупной и шумной женщины, которая наотрез отказывалась рожать, кричала, что ей больно, и требовала врача и кесарево. Как ни уговаривали ее, ничего не помогало. Так и повезли ее на операцию.
Я лежала в занесённом снегом уютном домике, держала у груди новенького младенца душистого, свежего и совершенно точно совсем другого, чем все предыдущие мои дети, и чувствовала такую абсолютную защищённость, такой сладкий покой, что мне всерьёз верилось: судьба этого младенца будет счастливой и доброй. Не может не быть такой, раз началась здесь, во глубине вятских лесов.
Поминки
Вся деревенская жизнь держится на женщинах: они работают на тяжелых сельхозработах, держат скот. Коров имеет даже продавщица Жанна, принадлежащая к местной элите. И каких коров! Таких красавиц я больше нигде не видела. Особенно поразили меня однажды своеобразные скачки: коровы испугались грома и помчались по дороге к своему дому на всех парах. Вот это было зрелище! Оказывается, они могут быть вполне грациозными и очень быстрыми.
Женщины разводили и огород. Некоторые особенно продвинутые выращивали в парниках помидоры и огурцы. Надо сказать, что в нашей местности и яблоки сами не вызревают, не то что помидоры. Баба Тоня была как раз такая: что ни посадит, всё растёт. Помню, она принесла мне на новоселье в новенький отстроенный дом несколько кустов помидоров. У нее легкая рука. Была. И очень живой нрав. Все время что-то рассказывала, смеялась. А потом инсульт.
Никитич её был мужичок-умелец: распускал мешки из-под сахара, а из волокна плел венички для обметания снега или мытья галош очень актуальный промысел, поскольку в нашей деревне было всего два состояния дорог снег и грязь. Через огромные лужи ходили по деревянным настилам, да и то не везде, а только там, где не ездил транспорт, а у каждой двери стояла лохань с водой, в которой обмывали сапоги или галоши, прежде чем ступить в ограду. Ограда это весь двор с хозяйственными постройками, который покрывают одной крышей. Дело в том, что зимой снег может занести все постройки под самый конек, и тогда не пройдешь ни в туалет, ни к скотине.
Никитич сух, строг и теперь одинок. Редкие седые волосы зачесаны назад, тонкий большой нос заострился, почти обесцветились глаза. Ходят легенды, что во времена колхоза дед был героем труда и любителем выпить. Совмещал. Колхоза давно нет, а рядом с маленькими сельскими домиками выросли двух-трехэтажные виллы и коттеджи. Все изменилось и внутри села, и снаружи.
Последние годы Никитич за бабой Тоней ухаживал лучше всякой сиделки. И перестал пить.
Печень не велит!
Сегодня на поминках он трезв и ясен. Народу неожиданно много и родные, и друзья, некоторые приехали специально из города, каждый подходит с соболезнованиями, воспоминаниями об усопшей. А Никитич молчит. Я присела рядом с ним на лавочку у ворот не ради общения я не люблю похороны, не знаю, что можно сказать человеку, который потерял близкого, как утешить. Но мне показалось, что надо просто побыть рядом. И я сижу и почему-то вспоминаю, как 1 сентября все деревенские пошли в школу, а мы на прогулку. И встретили бабу Тоню с корзинкой грибов. В лесу нас поразила небывалая тишь. Вот еще вчера он был полон гомона птиц, шума деревьев, движения ветвей, и вдруг сегодня он замер, затих. Притаился. Мы остановились на тропе и услышали как падает лист. Сначала услышали, а потом увидели. Настоящее кино: тихо и плавно, раскачиваясь лодочкой в прозрачном воздухе, медленно слетает с дерева желтый лист. Т-с-с-с! И я приложила палец к губам, дети замерли на секунду и сами застыли, пораженные. А потом старшая специально начала топать и шуметь. Я хотела её остановить, а баба Тоня сказала: "Пускай!" И только позже я нашла в книжке сказку, в которой Ежик и Медвежонок так же носились по уснувшему осеннему лесу и "оттеняли тишину".