Говорят, они с гор спускаются, пожал плечами Павел, в тайне посмеиваясь над трусоватым братцем. с Чечни идут, стаями. Воют и овец режут, ну и людей, коли те по домам не сидят, а шляются, где не попадя.
Шутишь всё. хмуро буркнул Иван, поняв, что брательник изволит потешаться над легковерным спутником. Ну-ну.
Павел внезапно осмелел подумаешь? Может, то, самолёт какой, мигал, а на земле отразилось? Волки, те уже бы схарчили и его, и брата, и бабку-пенсионерку.
Иди вперед, не тормози. хмыкнул он, проталкивая Ивана вперёд. Видишь, вон дальше, свет горит? Тама наши денежки, лежат и нас дожидаются.
И девка тощая, тоже там. ехидно ухмыльнулся Иван, мстя за мимолетный испуг. Тебя выглядает, дура.
Пашка девок любил тощих, а Иван, наоборот мясистых. Что, он, пёс, на кости бросаться? Но, за неимением толстой и худая сойдёт. Для девки в радость должно быть то, что на её костомыги такие видные парни польстились.
Пашка, прилипнув головой к стене из брёвен, надо же! замер, а затем, поплевав на ладони, полез вверх, ловко цепляясь за всякие выступы и заглянул в окошко.
Ванька внизу затаился, лапая пальцами рукоять ножа. Нет, они с Пашкой ни разу не мокрушничали, но Иван не обольщался когда-нибудь начинать всё равно придётся. Нарвутся они, рано или поздно, на кого дерзкого и тогда..
В тюрьму Ванька не хотел. Это Пузило мог легковерным сказки в уши заливать, а он, Ванька, не дурак на воле бегать лучше, чем на казённых харчах мамон отращивать. Да и какие там харчи? Слёзы одни. Нет, в случае чего, они с Пашкой на Украину рванут. Там, говорят, нынче, для таких, как они рай земной. Грабь, насилуй, убивай. Никто и слова не скажет. Терроборона называется. А правительство из тех, что в Киеве сидят, за то ещё и деньги платит. Вот и им заплатят за то, что они людей кошмарить станут. Кошмарить Иван любил и умел, а уж за деньги, он, как есть, расстарается.
Но, то потом, когда земля пятки припекать начнет. Пока что, им и здесь хорошо.
Жрут чего-то. подал сверху голос Пашка. Точно. Жрут и чай пьют, с конфетками.
Колбасы бы размечтался Ванька, потирая бурчащий живот. и картохи варёной, с маслом, с селёдкой и укропчиком. И, стопарь, а лучше поллитру. И бабу ражую под бок, на всё согласную.
Чаи гоняют лахудры. Пашка беззвучно спрыгнул вниз и прилип к стене спиной. Бабка шустрая какая-то для годов своих. Может, не та? Может, есть ещё одна, полудохлая? Девка ещё, чернявая, та самая, что у магазина вертелась. И сумка у неё имеется. Наверное, бабкам «бабки» привезла. Ха-ха.
Хорошо бы. широко, до хруста челюсти, зевнул Ванька. Дело привычное сейчас они войдут, старух закошмарят, пожрут от пуза, да девку под бок сунут, а поутру ноги в зубы и ходу. Делов-то? Это не в городе с охраной бодаться. Там, вмиг скрутят и люлей навешают таких, что год кровью ссать станешь и на «больничку» работать.
Пошли, что ли? Пашка, скорей всего, тоже жрать захотел, ишь, носом кругом водит, принюхивается. А, может, ещё где зачесалось? Не зря он, всё о девке той беспокоился, интерес проявлял? Точняк, зачесалось, ишь, как на крыльцо скакнул лихо!
Ванька поспешил следом за шустрым братцем, продолжая сжимать нож потными пальцами. Надеялся он на то, что старухи и в этот раз, им попались не шумные. Не станут вякать и не доведётся ему, Ивану, нож в дело пускать. Страшно это человека живого резать. Страшно и противно. Когда в драке, один на один, другое дело. Там, в раж впадаешь, весело и лихо, а здесь, что? Старух давить? Чик, по горлу ножичком? Стрёмно это, да и загреметь можно, лет на двадцать. Оно ему зачем, молодому и красивому? До той Украины вольной, ещё добежать надобно суметь и не пропасть по дороге.
Пашка руку поднял и постучал. Уверенно постучал, как будто право имеет, как будто уже всё ему тут принадлежит и бабки с их деньгами, и изба эта-развалюха, и девка чернявая. Вот он, Иван, не такой лихой. Осторожничает всё, опасается чего-то. Может быть, потому и нос у него целый, а не скособоченный, как у брата старшого.
Глава 4 Распечатанный дар
Первым насторожился кот перестал мурчать, словно работающий дизель, уши настропалил, носом туда-сюда повёл и зашипел. Громко зашипел, неприветливо.
Она, Настя-ворона, совсем размякла, с чаю-то. У Степаниды Савишны чай оказался непростой, такой в супермаркете не купишь чёрный, крепкий, душистый. Какие уж травки-муравки добавляла старуха в эту смесь, Настя не ведала, но вкус у напитка получился такой, что хотелось пить и пить сие божественное питье и заедать его сдобным бубликом, облитым сахарной глазурью и посыпанным маком.
Она, Настя-ворона, совсем размякла, с чаю-то. У Степаниды Савишны чай оказался непростой, такой в супермаркете не купишь чёрный, крепкий, душистый. Какие уж травки-муравки добавляла старуха в эту смесь, Настя не ведала, но вкус у напитка получился такой, что хотелось пить и пить сие божественное питье и заедать его сдобным бубликом, облитым сахарной глазурью и посыпанным маком.
Хорошо-то у вас, Степанида Савишна. похвалила Настя домашний уют пожилой пенсионерки. Я, честно сказать, не рассчитывала на то, что меня чаем поить станут и кормить вкусно. Спасибо вам огромное. Мне, нигде и никогда, подобной выпечки пробовать не доводилось
То-то же! старуха горделиво распрямила согнутые плечи и кика у неё на голове встопорщилась, как живая. Это вам не по едальням бегать, где всякую гадость честному люду подать норовят. Человек должон питаться сытно и правильно, от хорошего питания в человеке дух здоровый заводится и от того, человеку по жизни легко шагается, удачливо.
Скажите тоже, рассмеялась Настя, тряхнув волосами. дух заводится! Почему же, никто этих духов в глаза не видывал? Вот, я, например хорошо питаюсь, иногда вкусно, а духа у меня почему-то нет.
Степанида Савишна хмыкнула загадочно и кика у неё на голове так и вовсе, раскапустилась вроде, как надулась, больше стала, объемнее.
Почему нет? старуха подлила Насте чаю в чашку и пододвинула розетку с вареньем. Варенье душистое, сварено из мелких яблочек, совсем крохотных. Они так и назывались райские яблочки и дичкой росли по обочинам дорог. Помнится, Настя всё в толк взять не могла от чего они «райские»? Или, в раю такие произрастают? Ну, уж нет она бы, Настя, таким яблоком не искусилась мелкие и невзрачные, только что, деревья цветут красиво точно розовый туман над землёй стелется. А, вот, варенье из них вкуснющее получается, духовитое. Насте оно очень понравилось.
А, что, есть? Настя взяла и себя, на всякий случай, ощупала, начав щупанье с макушки головы и закончив ушами. Нет, нету у меня духа. Никакого. Сами же видите.
Есть. упрямо поджала губы Степанида Савишна. Вон он, сидит, нахохлился. Плохо ты его кормишь, видать сосисками всякими, да полуфабрикатами погаными, без души сделанными. Нет бы, взять мяса кусок приличный, пожарить на огне живом, салат настрогать витаминный, капустный хотя бы. Молочко хорошо ещё, питательно. Особенно парное. и, с сомнением взглянув на Настино вытянутое лицо, вздохнула. Да, откель у вас в городе, парное-то?
Где он? поверив словам пенсионерки, Настя, высоко подпрыгнув, метнулась к зеркалу, духа разглядывать уж очень уверенно о нём Степанида Савишна рассказывала и при этом Настёне на голову смотрела.
Зеркало в доме Степаниды Савишны отыскалось большое, овальное, в раме металлической, от времени потемневшей. Раму рисунки украшали всяческие, письмена непонятные, но Настя не на письмена смотрела, а на голову свою собственную, духа таинственного выискивала. Где же это чудо-юдо притаиться могло? Не иначе, как под прядью волос спряталось?
Сама ты чудо-юдо! писклявый голосок прозвучал так неожиданно, что Настя, в этот миг разглядывавшая мелкий прыщик у себя на подбородке, подскочила на месте и начала испуганно озираться.
Кто это? опасливо произнесла она, подозрительно косясь на сто пятилетнюю старуху. Бабка стояла молча, не шевелясь и с улыбкой на Настю смотрела. Ехидно так смотрела, с подковыркой.
Настю же терзали подозрения не могла ли почтенная пенсионерка, Степанида Савишна оказаться чревовещателем? Ну, таким человеком, который разговаривать умеет, рта не открывая? Кто их знает, этих пенсионеров? Они, как выясняется, ещё о-го-го как выглядят и на многое способны.
Да, здесь я, здесь. противный писклявый голосок прозвучал снова. Ты в зеркало смотри, дурында, а не на ведьму пялься!
И Настя в зеркало взглянула, послушав голос, раздававшийся неизвестно откуда и, впрямь, на голове что-то сидело и ёрзало, что-то тёмное, на крупного жука смахивающее. Вот оно торопливо закрылось прядью волос и пропало с глаз.
Какой кошмар! Настя отчаянно затрясла головой. У меня, что, вши завелись? Такие здоровые? Вши-мутанты?
То самое, писклявое, мигом вынырнуло из волос и тыкая пальцем, возмущенно заверещало.
Сама ты вша зловредная! Нет, вы это слышали, люди добрые? Я, можно сказать, ночей не сплю, рук не покладая, здоровье хозяйское берегу, быт-жильё налаживаю, а она.. Неблагодарная! Обзывается ещё гнусно! Нет, уйду, уйду я от тебя.. В люди пойду.. По свету белому бродить неприкаянно. и, прекратив завывать, выпрямилось и поклонилось пенсионерке. Исполать вам, Степанида Савишна и духу вашему, благ и процветания.