И действительно, через некоторое время в комнату ворвался вихрь в красной косынке, девушка в такой же шофёрской куртке и с портупеей.
Ну и много сегодня беспризорных наловили?, спросила она весело у всех сразу.
Да никто их специально тут не ловит, нехотя ей кто-то ответил.
Вотпринимай барчукабез мамки остался, ляпнул какой то бородач в шинели и в папахе, пытавшийся в клочок газеты завернуть какую-то подозрительную труху, какой мне тогда показалась его махра.
Потом «красная косынка», которая представилась мне то ли Варей, толи Верой, отвела меня в детский приёмник.
По дороге пытаясь удовлетворить своё любопытство. Но меня видимо тогда так всё проняло, что я упорно молчал. Я даже не ответил ни как меня зовут, ни от куда я.
Молчал я и при оформлении в «приёмнике».
А когда оказался внутри, то отказался раздеваться и мытьсякак все другие беспризорники. Которых там было полно и с которыми я уже сталкивался в Питере. Вернее, видел их и мне папА пояснил, кто они такие и как появились. Тогда же папА приказал мне держаться от них подальше и лучше всего, завидев их, тут же убегать. Но до этого судьба меня не сводила с ними так близко.
Оставив меня в покое, персонал приёмника занялся настоящими беспризорниками.
После помывки и переодевания нас всех повели в столовую.
«Шпана», как назвал кто-то контингент приёмника, вела себя бурно. Смеялась, отпускала скабрёзные шутки как в адрес своих собратьев, так и в адрес персонала. Те отвечали взаимностьюдаже кого-то треснули палкой, не говоря про подзатыльники и просто тычки. Меня никто не трогал я там был самый мелкий, самый тихий и самый чистый
В столовой мы все сели за длинными столами. Там уже стояли миски и лежали ложки, а подавальщицы разносили нам хлеб, вручая его лично в руки и насыпали парящее варево в наши миски.
Если бы не голодкоторый проснулся у меня от вида хлеба, я бы наверное не смог есть ни это «блюдо», ни в этой обстановке, ни из такой миски и не такой ложкой.
Но все вокруг воспринимали происходящее как должное и уплетали за обе щеки. И это на меня подействовало положительно.
Нетя уже имел опыт питаться в столовойв гимназии. Но там всё было культурно и чистои вкусно. За плохое поведение там за столом, воспитатели могли поставить низкую оценку «по манерам» и сделать запись родителям в дневник. А самое страшноеэто лишить обедана день, два, а то и на неделю. В моей гимназии розог не было, но за ухо могли отодрать. Да и ходить весь день голодным мало удовольствия.
После позднего ужина нас всех определили на ночлег. Каждому была выделена койка. Ну как койка Топчан из досок, с подушкой и матрацем с соломой внутри и «солдатским» покрывалом, как кто-то назвал этот кусок плотной грубой шерстяной ткани серого цвета.
Не успел я положить голову на подушку и провалится в сон как меня кто-то начал тормошить.
Эйбарчукты с нами?, шептал кто-то мне в ухо.
Я спросонья не понял, где я мне снилось, что я у нас домав Питере.
С минуту я осознавал место и обстоятельства
А голос продолжал шептать:
Нужно сейчас дёргатьпока те дрыхнута то утром отвезут в интернат а там не сбежишь
Тут снова моя жизнь сделала крутой поворот и я на несколько лет стал обычным российским беспризорным «шпаной» одним словом.
О том времени у меня остались двоякие впечатления.
С одной стороны я каждый день открывал для себя безгранный мир, а с другой стороны каждый день рисковал жизнью.
Вот зачем меня потянул с собою Ванька?, шалопай со стажем, спрашивал я потом себя.
Да всё просто. В первый же вечер на их «малине» в подвале какого то брошенного и разграбленного дворца он научил меня играть в карты и раздел до гола, отдав в замен обноски, что выдали ему в приёмнике. А мои вещи напялил на себяхоть те и были ему явно малы
А потом исчез
Но зато я приобрёл важные знания и умения. С удивлением обнаружив у себя талант к карточной игре. И уже я сам обыгрывал всехмалолеток. Это тех, кому ещё не было 14-15 лет. А старшето уже были «старшаки» и те запросто могла набить морду малолетке и забрать всё себе без всяких карт.
Первая зима моих скитаний не была слишком тяжёлой. Сказывались остатки былой роскоши умершей российской империи. Полны были склады и квартиры, куда мы пролезали и живились продуктами и одеждой. Пока ещё полно было деревянной мебели для обогрева.
В ходе своего вынужденного ускоренного взросления я обнаружил, что не помню или не знаю о себе многих элементарных вещей.
Например, имя своё Сергей я знал, хотя в семье чаще меня именовали Серёня, Серёженька или в последнее время Серж, это чаще папА.
Вот Сержем я тут и назвался, и так меня все и стали звать, а то первая кликуха «барчук» хоть уже и не была для меня такой обидной, но что-то мне подсказывало уже тогда, что лучше от «класса эксплуататоров» держаться подальше.
Фамилию я свою не помнил. Нетв гимназии я на неё откликался. А вот сейчас «хоть убей» точно не знал, то ли Кройцер, то ли Кронцер Короче, решил тоже не торопиться, тем более что её у меня никто не спрашивал, а дружки сказали, что можно себе любую другуюкрасивуювыбрать. Я подумывал о «Козырь», ну такое прозвище ещё одно ко мне прицепилось из-за «везучести» в картах. Хотя «везучестью» было моё умение считать читать и писать. Причём на четырёх языках. Многие об этом не знали. Практически все беспризорники были безграмотными. Только с года 19-го стали появляться в наших рядах бывшие «домашние дети» и гимназисты, как я. Революция и война делали своё чёрное дело.
Так вототчество своё я тоже не помнил или не знал. Ну так вышло, что отца называл «папА». А мамА называла его тоже как угодночаще на немецкий манер «май либе». Он её кстати тожеи поэтому насчёт имени мамА я тоже не был уверен. А тем более на счёт её девичей фамилии. Это я об этом задумался, когда вспомнил про винокурни деда Ипполита в Нижнем. Хотел было в голодном 19-м году туда «рвать когти» из Москвы.
Но знающие люди меня охладили Если даже дед твой ещё и живне выпустили ему кишки его же работнички или какая ни будь новая власть, то «гол он как сокол» и лишний рот ему не нужен. Тем более, с чего это я решил, что он меня признает в шалопае-босяке за своего внука?, когда я даже в имени и фамилии не уверен его дочери, то есть моей матушки. Которую не помнил точно, как звалито ли Елена, то ли Хелена
Вот такие «пироги с котятами»
Я через год скитаний где то отметил, что среди нас нет девушек.
Так их комиссары к себе быстро пристраивают, кто-то ответил мне тогда.
Но за комиссаров не уверен, а вот в разных притонах я сам видел своих ровесниц, ведущих не детский образ жизни. Не говоря про более взрослых девиц.
Тогда эта тема меня ещё вообще не волноваламал ещё был, ха-ха.
А вот залезть куда ни будь и чем то поживитьсяособенно в голодный 19-й годэто да
В то самое время научился вскрывать любые замки. Один «медведь» или «шнифер» научил меня «смеха ради» вскрывать сейфы. Я же ещё и мелкий был и мог в любую щель пролезть. В форточку и между решёток А там уже и сейф стоит. Щёлкал я их как семечки Подельники пеняли моему «учителю», что зря он себе конкурента сделал. Но тот ухмыльнувшись отвечал:
«Бабки» нужны для девок и пойла а мальцу до этого ещё пяток годков точно а за это время, махал он рукой и вздыхая добавлял, либо он, либо я
Помню пошли мы с ним на «дело»
Кто-то «дал наколку на жирных хабар» в сейфе одной конторы.
Походили мы там вокруг пару дней. Контора серьёзная. Военная Забор три метра, охраны немеряно, даже собаки. Сейф в здании за забором. На втором этаже. Короче скис дядя и хотел уже отказаться.
Тогда я ему говорю: «Дядя Штырь (погоняло у того такое было блатное), давай я спробую поймаютотпустят или в приёмник сдадут».
Он махнул рукойсогласившись.
Собак я тех приручил Мало ли какому мальцу с собачками поиграть захотелось?, видно так рассуждала охрана, видя как я залазил на забор и бросал хлебушек барбосам, а те видно с голодухи и тому рады былине гавкали.
Ну, а потом в «ночку воровскую», это когда непогода, дождь и ветер, я «пошёл на дело».
Заученно залез на забор, окликнул тихонько барбосов. Те заскулили от радости и получили по горбушке за лояльность.
Когда я спустился по верёвке с другой стороны, Штырь перекинул мне свёрток с инструментом.
Нужно саквояжем разжиться для него, тогда я подумал, держа его под мышкой и тихо пробираясь мимо здания с охраной к цели.
В конторе всё было тихо. Светилась тускло только лампочка над входом с торца.
«Рабочая» сторона здания была в кромешной тьме.
Само строение я тоже изучил хорошо и всё обсказал подельнику-учителю, а тот уже и составил план, как пролезть мне во внутрь.
Там была пожарная лестница на крышу. По ней я взобрался и по коньку крыши, осторожно, чтобы не свергнуться, прополз к нужному месту.