Вы не стесняетесь друг друга? Вас осматривать вместе или порознь? осведомилась Мазуровская.
Не стесняемся, ответила Павлинка.
Тогда начнем с тебя.
О прошлой жизни сестры и брата Фаина Иосифовна заранее поинтересовалась у Чурилова и Рускиной, и потому спрашивала только о здоровье: чем и когда болели, не было ли травм головы, переломов костей, что беспокоит в настоящее время. Приложилась холодным кругляшом фонендоскопа к груди и спине: как там постукивает сердце, работают лёгкие? Помяла живот. Поерошила волосы не завелись ли в них какие мелкие кровососущие твари.
Редко встречала Фаина Иосифовна ребятишек в таком завидном физическом состоянии! Отправлять их на обследование в областную больницу причин не находилось, чем и обрадовала сестру и брата.
Можете устраиваться в общих спальнях. Скажите Полине Григорьевне, что я разрешила.
Фаина Иосифовна улыбнулась и тряхнула коротко стрижеными кудрями чёрных волос. Чёрные глаза её светились.
Всё хорошо, мои дорогие, но есть одно «но», и свет её глаз померк. Религиозную атрибутику надо будет снять, она показала на крестики, которые Алесь и Павлинка держали в руках: серебряные крестики на шёлковых нитях, снятые во время осмотра. Я не хочу сказать, что это плохо. Но, понимаете У нас их носить не разрешается. Рано или поздно об этом узнают ребята. Начнут дразнить. Более того просто отберут. И если не они, так воспитатели или школьные учителя.
Как же быть? Павлинка прижала крестик к груди. Алесь последовал её движению. Мы не можем их выбросить! в глазах Павлинки мелькнули страх и растерянность.
Не надо выбрасывать, успокоила Фаина Иосифовна. Я их спрячу, а когда появится необходимость Ну, безопасная возможность крестики вам верну. Идёт?
Павлинка посмотрела на Алеся. «Как ты решишь, так и сделаем», прочитала она в его глазах.
Мы согласны. Мы вам верим!
Вот и ладненько, Фаина Иосифовна спрятала крестики в сейф, где хранились самые ценные лекарственные препараты.
Но это ещё не всё, придержала Фаина Иосифовна сестру и брата, уже намеревавшихся уходить. В нашем детском доме действует коллектив художественной самодеятельности. И я руковожу им. Вы можете тоже участвовать. Поэтому я хотела бы знать, на что вы способны, что вы можете: петь, танцевать, декламировать стихи?
Самодеятельность? не без некоторого изумления посмотрела Павлинка на Фаину Иосифовну. А пианино у вас есть?
Есть старый рояль. Он в столовой стоит. Немного разбитый, но играть на нём ещё можно. А ты что, играешь?
Да, смутилась Павлинка. Немного.
И нотную грамоту знаешь?
Знаю.
Значит, в музыкальной школе училась?
Нет, ещё более смутилась Павлинка. Меня мама учила. У неё музыкальное образование. Село, где мы жили, маленькое. Какая школа? Клуба-то хорошего не было!
Вспомнив маму, Павлинка быстро-быстро заморгала глазами: кинулась в них жгучая влага. Фаина Иосифовна заметила, но не подала вида: нельзя на этом заостряться, не выгорела ещё в ребячьем сердце боль!
И каков твой репертуар?
Павлинка глубоко вздохнула:
Белорусские и русские народные песни, романсы, кое-какие пьески из классики.
Как здорово!
Фаина Иосифовна обрадовалась не понарошку, как это бывает у плохих воспитателей. В детстве она закончила музыкальную школу-семилетку по классу фортепиано. Любила до самозабвения музыку. Музыка помогала жить и переживать моменты безысходности и отчаяния. Самой дорогой вещью в её квартирке, находящейся в большом старом бараке на окраине Лесогорска, было пианино, доставшееся от родителей. И руководить художественной самодеятельностью в детском доме она взялась с мыслью приобщать детей к этому волшебному миру, который позволяет хоть на какое-то время отрываться от суровых реальностей жизни, хоть чуть-чуть отогревать так рано закоченевшие детские души. И сама отогревалась вместе с детьми.
Музыкальных специалистов в городе можно было пересчитать по пальцам. В детском доме никто из них работать за мизерную зарплату не хотел. И заведующий Чурилов был несказанно рад Фаине Иосифовне. У кого ещё есть такой человек: и лечит, и музыке учит? А главное по желанию. За последнее платить не надо! Но занималась Фаина Иосифовна не только предметами, связанными с музыкой, хором, вокалом, аккомпанементом. По личному разумению ставила с ребятами небольшие одноактные пьесы. Готовила танцевальные номера, для чего записалась в кружок танцев в городском клубе, куда ходила по воскресеньям.
Времени на художественную самодеятельность требовалось даже больше, чем на медицинское обслуживание. Павлинка могла стать очень радивым помощником. Но когда Фаина Иосифовна узнала, что Алесь играет на аккордеоне, даже по-детски захлопала в ладоши.
Вас мне сам Господь Бог послал! она перекрестилась, сгребла Алеся и Павлинку в охапку, прижала к себе. С этого мгновения между ними возникла та неразрывная связь тепла и взаимопонимания, которую называют единением душ.
Аккордеон тоже мамина школа?
Алесь потупился, не зная, как ответить. На аккордеоне его научил играть немецкий офицер по имени Карел. Во время оккупации Крушней гитлеровскими войсками он служил в военной комендатуре, а мама была переводчицей. Ей удалось завербовать Карела для работы на партизанское подполье. Он добывал необходимые секретные сведения. Когда над мамой повисла угроза разоблачения, Карел вместе с нею ушёл в партизанский отряд. После войны остался в селе и стал работать музыкальным руководителем. Он говорил, что его мама была чешкой по национальности и сгинула в концентрационном лагере, поэтому он любил славян и ненавидел немецкий фашизм. Он часто гостил в доме Штефловых, приносил маме цветы, а Алесю и Павлинке конфеты или пряники. Всегда улыбался, но в карих глазах плескалась печаль. «Я тебья, Альеска, очень люблью, говорил он, и Павлу люблью. Вы мне как есть сын и дочь». Но прежде всего Карел безумно любил маму.
Карел нравился и Алесю, и Павлинке. Отца они не знали. Он ушёл на фронт вместе с двумя сыновьями-близнецами в самом начале войны. Мама была беременна Павлинкой. Вскоре мама получила похоронку на сыновей. По её рассказу, отец объявился уже после войны. Несколько дней скрытно жил дома. А потом вновь пропал на несколько лет. В результате тайного пришествия отца через год и явился на свет Алесь.
Когда Алесь пошёл учиться в первый класс, в село пришла военная американская машина «Виллис» с молодым лейтенантом и двумя солдатами-автоматчиками с малиновыми погонами на плечах. Карела арестовали. Лейтенант разрешил ему попрощаться с семьей Штефловых. Карел попросил Алеся сыграть на аккордеоне «Катюшу», а инструмент оставил ему на память. Больше Карела они никогда не видели.
Собираясь уезжать в Сибирь, мама подарила пианино сельскому клубу: не повезешь же с собой такую громоздкую вещь! А покупать всё равно никто не станет: деревня искони скрашивала свой убогий досуг музыкой гармошек. А вот аккордеон взяли с собой: подручный инструмент, им, на худой конец, можно зарабатывать на пропитание. Но не заработал Алесь ни рубля, ни куска хлеба: украли в эшелоне в первую же дорожную ночь.
Алесь исподлобья взглянул на Павлинку: как сказать о своём музыкальном обучении врагом? Ведь это только для него Карел просто хороший человек, а как расценит Фаина Иосифовна? Алесь не умел лгать и изворачиваться.
Но, как всегда, выход из неловкого положения нашла Павлинка:
В нашем селе после войны работал один бывший военный музыкант. Он и научил брата играть на аккордеоне.
Такого инструмента у нас, к сожалению, нет, посетовала Фаина Иосифовна, предпочтение отдаётся родному русскому баяну. Но ничего, поищем в городе!
Из медпункта Павлинка и Алесь пошли к тёте Поле. Она выдала «сиротскую одёжу»: Павлинке красное вельветовое платье с белыми горошинами, а Алесю красную вельветовую рубаху без горошин. Ботинки и нижнее бельё у них ещё были в добротном состоянии, их тётя Поля заменять не стала.
В детском доме мальчики занимали первый этаж, а девочки второй. На каждом по две больших комнаты спальни для старшей и младшей групп. В них по двадцать кроватей в два ряда. Между кроватями тумбочки на двоих.
Тётя Поля показала Алесю кровать вторую от угла под окном.
Эта твоя. Не повезло тебе маленько: будешь соседствовать с Филькой Жмыховым. Жох оторви да брось! Ты себя сразу поставь поторчиной: он перед такими робеет. А то станешь как Валерка, царствие ему небесное! тётя Поля перекрестилась, вспомнив худенького, тщедушного мальчонку, сбежавшего весной из детского дома и попавшего под поезд. Он Фильке и постель заправлял, и ботинки драил, и штаны наглаживал. Одним словом был на побегушках. Но ты не бойся, Рускина погладила Алеся по голове, я тебя в обиду не дам! Ты чуть чего Графу, э-э-э Евграфу Серафимовичу, не жалобись, ты мне говори, а я на этого охламона управу найду!
Полина Григорьевна Рускина обладала независимым характером, слыла в детском доме поборником правды и справедливости и знатоком язвительной матерной словесности. Её побаивался даже сам заведующий детдомом Чурилов.