Глаза рассказчика погрустнели и он, неожиданно для всех, чистым, приятным голосом тихо запел:
Тянется долго ночь в Заполярье.
Где-то граница недалека.
Лиинахамари, лиинахамари,
Адрес короткий у моряка
Василий помолчал немного и продолжил:
Своим говорю, мол, я сушить вёсла здесь не намерен и укатил на Камчатку.
Почему на Камчатку, а не туда, где служили, спросила из угла внимательно прислушивающаяся к разговору Марина.
Туда, где служил? Так я первым делом туда и отправился. Там теперь всё иначе. Трудно сказать, как, порядка, что ли меньше. Ну, мне друзья и присоветовали на край земли вместе с ними. Ну, а потом, что же в одном месте застревать, а так, хоть мир посмотрю.
Далековато с этой окраины до всего мира, снова поддразнила девушка.
Далековато, согласился Василий. Только теперь для меня Камчатка и есть весь мир. Я поначалу устроился на прогулочный катер туристов по Авачинской бухте катать. Поначалу всё устраивало: и зарплата, и условия. Только через год всё это однообразие стало надоедать. Ну, что это? Дальше острова Старичков или Трёх Братьев в океан не выйти. Скучно стало, а тут ещё наплыв китайцев. Шустрые они, от любопытства, того и гляди за борт вывалятся, отвечай потом за них.
Какой вы неугомонный! скорее утвердительно, чем вопросительно рассудила Марина.
Да нет, я спокойный, но очень стихию люблю, если ветер, так штормовой, если дождь, то ливень
Ну, а если море, то океан, смеясь перебила попутчица.
Досмеёшься, заберу тебя с собой, шутливо пригрозил моряк и, посерьёзнев, добавил. А океан, это не море, даже очень большое. Океан это, стихия.
Василий широко, насколько позволяли размеры купе, раскинул руки и привстал.
А волны? Вы видели океанские волны? глаза его загорелись, а щёки покрыл лёгкий румянец.
Ой, ой, морячок разошёлся! Вот возьму и соглашусь! Будешь от меня по поезду прятаться, смеялась девушка и хлопала в ладоши.
Николай Иванович любовался ими: красивые лица, чистые души. Он разбирался в людях. Когда-то и у него всё было так же задорно. Один только вид голубенького ситцевого платья любимой приводил его в трепет. А какие были тёплые, подёрнутые сиреневой дымкой июньские вечера? А посиделки вместе с друзьями и подругами на брёвнышках до утра? Оттуда, из далёкого прошлого казалось, что вся жизнь впереди. По сути, так оно и было. Только годам к шестидесяти он, к полному своему удивлению и изумлению обнаружил, что скоро «кино закончится и опустится занавес». А после смерти жены, жизнь и вовсе замерла, стала безынтересной.
Ну, что? Поедешь со мной?
Старик, отряхнувшись от собственных мыслей, с удивлением обнаружил, что Василий перебрался на соседнюю лавку и ласково уговаривал девушку отправиться с ним на край земли.
И что я там буду делать? Платочком с берега махать, провожая тебя в море? не переставая заливисто смеяться, отбивалась Марина.
Правда, бывает, на полгода уходим, озадачился мореход. Да, ну что-нибудь придумаем. К нам, в рыбхоз, устрою.
Ага, камбалу разделывать, девушка уткнулась головой в широкую грудь Василия, вытирая выступившие от смеха слёзы.
Я этнограф, Василёк. Обычаи, обряды, культурные традиции собираю и исследую.
Как Шурик из «Кавказской пленницы»? Неужели тоже запойная? отшатнулся ухажёр. У наших камчадалов столько обрядов и традиций, что не переслушаешь и не пересмотришь. Я бы тебя с шаманом местным познакомил. Да и имя у тебя подходящее, морское.
Аргументы Василия иссякли. Марина махнула ладошкой, выдохнула:
Я подумаю. Хороший ты парень, может тебе пора в тихую гавань. Мы тебе море поближе найдём.
Василий внимательно посмотрел на Марину:
Руку давай в честь знакомства. У него на брюшке мои координаты.
Он положил в протянутую ладошку приглянувшейся ему девушки маленького белого, вырезанного из кости, краба.
Но без любви не может жить моряк.
Любовь в походе греет моряка.
Она для нас как в темноте маяк,
К себе зовущий нас издалека
Василий вернулся на место, выдвинул из-под лавки рюкзак и, пошвырявшись, достал что-то, зажав в кулаке:
У меня для вас тоже презенты. Он протянул руку к верхней полке, затем придвинулся к старику. Тулкуну досталась забавная морская черепаха, а на ладони Николая Ивановича лежал белый улыбающийся кит.
Спасибо, поблагодарил он попутчика. Красивый, тонкая работа. Сам сделал?
Спасибо, поблагодарил он попутчика. Красивый, тонкая работа. Сам сделал?
Нет, признался Василий. Приятель мой, талантливый парень. Американцам с японцами толкает, когда те с круизом к нам заглядывают.
Фигурки из кости, действительно, были выточены с большой любовью, покрыты тонкой резьбой и, как будто, светились изнутри.
Тут оказия такая случилась, пояснил Василий. Прямо перед моим отъездом в Авачинскую губу заглянул лайнер из Калифорнии по пути в Нагасаки. Приятель на набережной разложил свои поделки для продажи. Два плота подплыли к берегу. Туристы сразу к дружбану за сувенирами. Облепили, лопочут по-своему. А тут, как назло, пара медведей к контейнерам с мусором вышли в поисках жратвы. Так-то, они в это время кижучем на реке промышляют. Вот эти отщепенцы увидели иностранцев, наверное, обрадовались и, с распростёртыми объятиями, к ним двинулись. Приятель мой быстро сориентировался, бросил товар и за бетонную тумбу спрятался, а американцы к плоту драпанули. Приехали на двух, удирали на одном. Не знаю, как они все там поместились, но плыли к кораблю быстро, как будто форсированный движок поставили. Может руками помогали грести. А медведи, видя такой переполох, поняли, что ничего им пожрать не обрыбилось, полюбовались на поделки, столик зачем-то сломали и пошли к плоту, попрыгали на нём чуток и ушли обиженные восвояси.
Я вот думаю, правы америкосы, когда говорят, что у нас в России медведи по улицам ходят.
А друг мой, собрал свои невостребованные самоделки и мне подарил для раздачи друзьям и знакомым на добрую память, мол, пусть знают, что есть такое место, где начинается Россия.
За окном вагона мелькали осенние деревья, сливаясь в сплошную серую полосу, в купе царило оживление, и уютная атмосфера вечера располагала к душевному разговору.
Я так не смог бы, указал Николай Иванович на диковинного морского зверя. Я всё больше по плотницкой части: табуретки, столы, тумбочки для дома или, если кто закажет, для сельчан. Мой инструмент фуганки да шерхебели, долота да стамески. Но всегда хотелось что-то эдакое смастерить, красивое. Я, как время свободное выдалось, вырезал русалку из старой липы, неделю возился. Правда, материала на хвост не хватило, пришлось по пояс сделать. Полез на крышу, прикрепил вместо конька, а как спустился, то старухе своей, как на грех, похвалился: вон, мол, какую красоту к небу возвёл. Лучше бы не говорил, может и не заметила бы. Вышла жена, увидела титьки, она же не знала, что это русалка, и давай меня костерить. Дьявол, у людей кони и птички, а у тебя срамота баба голая. Говорю ей, это, типа, наяда такая, или, может, нимфа. И слушать не хочет: сними и всё, или срам закрой. Кто же, говорю, в пене морской в кофте купаться будет? Ты же в баню в фуфайке не ходишь? Она мне и отвечает щас сама полезу и свергну твою Афродиту. Пришлось уступить. Смастерил вечером одёжу из кусков дерматина, а утром, по заре, пока все спали, примастырил на грудь русалке кожаный лифчик. Она сразу стала на нашу новую продавщицу похожа. Жена поворчала несколько дней, а молодёжь ещё месяц ходила любоваться по вечерам, будто им живых девок не хватает.
Отсмеявшись, все дружно обратились к Тулкуну.
А ты, брат, почему про себя не расскажешь? предложил Василий самому благодарному и самому немногословному слушателю их временной обители.
Да, поддержала Марина. Расскажи. У вас на Востоке каждый второй Ходжа Насреддин.
Да нечего особо рассказывать. В Москву еду.
Нет, так не интересно. Мы все в Москву едем. Кем работаешь? Есть ли семья? Живы ли родители? Ну, или как Василий песню спой. Песни узбекские знаешь? устроила шутливый допрос с пристрастием девушка.
Тулкун спустился с полки:
Слава аллаху, родители живы. У меня мама русская, а отец узбек. А сейчас от брата из Орска еду. Приболел он, помочь надо было.
А чем родители занимаются? продолжала допытываться Марина, видя, что рассказчик чего-то стесняется.
Простые дехкане. Отец работал на керамической фабрике. Сейчас со своим хозяйством занимается. Работы нет, а если и есть, то платят мало. Мне, чтобы на калым собрать надо лет десять работать. Родители Алтынгуль ждать меня столько не будут. Я вот в Москву подался, долг отрабатываю, встретив вопросительные взгляды попутчиков, тут же пояснил. В прошлом году отец занял для меня у соседей денег, купил я на всё цветы и самолётом в Москву. Там меня свои ждали. Цветы взяли, а деньги с продажи не вернули, обманули. Неделю на вокзале жил, пока брат не помог. Сначала дворником устроился, потом на стройку. Надеюсь, к весне с долгами рассчитаюсь и домой уеду. Если повезёт, назад вернусь, чтобы на калым заработать.