Когда к ней вернулось зрение и ощущение здешней происходящей буквально на её глазах реальности, в здешнем тяжелом и не колышущемся на бризовом ветерку воздухе только легко, рассеивался сизоватый дымок со двух стволов и её родной ею любимый брат Вех, который до этого, отбиваясь от, нападавших на него маленьких рыжих, как лисы лаек, завалился на правый бок, а Олелей, вспомнились те далекие октябрьские 1987 года дни, когда их мать Умка Большая, вот также наклонила свою тяжёлую раненную голову и из её правого уха тогда в августе или в октябре текла алая кровушка, которая капельками, как теми рубинами или как яркими ягодами здешней красной обильной по буеракам смородины светилась на ярком Солнце и её тепло, и её доброта таяли вместе с той жизнью, которая в ней ранее была, и, которая незаметно для них двоих еще таких не смышленых, еще таких ранимых и таких не понятливых и не понимающих всего происходящего на этой камчатской землице, и не понимающих той трагедии, которая разыгрывалась буквально на их глазах, а жизнь её уходила из её тела вместе с этими «рубиновыми» завораживающими каплями её кровушки, которая им отдавала и постоянно давала, и саму их жизнь, и давала она им уютный кров, и невероятное тепло свое материнское, которое не может быть нами ни описано, ни нами кому-то еще и передано, и теперь вот, и вот сейчас ей не может быть ведь восполнено, чтобы и её здесь, и защитить буквально своим телом, и, еще может быть уберечь её от этих бешеных быстрых сильных эксцентрических безоболочечных пуль, которые сам человек-то разумный и придумал, чтобы уничтожать себе подобного. И, который вот вчера 26 декабря 2013 года, как и знаменитый конструктор современного автомата АК-75 конструктор Калашников тихо где то в своей теплой квартире в том далеком отсюда Ижевске и скончался
А в её теперешнем сознании звучит набатом, звучит серебряным колокольным звоном, звучит может быть здешним еще и набатом:
Все! Это его конец! Это его конец! Это наш с ним конец! Это мой конец!
И, от внутреннего нестерпимого её страха, от охватившей её тело полной здешней вывенской или авьяваямской беспомощности, так сжалось и так затрепетало её еще молодое сердечко. Оно сжалось так сильно мимо её желания, мимо её подавленной страхом воли, выбрасывая всю её кровушку в её же вдруг от адреналина напрягшиеся сосуды, что она, затем не чуя ни боли в своих подошвах, пораненных лап от острых веток обильного окружавшего её лежбище кедрача, от того на Солнце подтаявшего белесоватого искрящегося как иголки снега, который, как бритвой легко резал подушечки её не защищенных лап, абсолютно бесшумно, как и умела, и тысячу раз ранее то же делала кого-то испугавшись она, подпрыгнула чуть ли на метр ввысь и легко ни о чем уже не думая, и ни о чём даже не размышляя, а только удаляясь и от того пугающего её звука, и от того сизого дымочка сгоревшего пороха, который она теперь осознала, что и значил для её родного брата, и еще она теперь убегала от того особого запаха абсолютно бездымного пороха, кубарем перекатилась через высокий куст кедрача и, коричневым абсолютно не приметным на фоне коричневой тундры комочком побежала она по проталинке, чтобы сливаться с бурой тундрой покатившись куда вверх на самую вершину здешней не высокой около четырехсот метров понятно, что такой же безымянной сопки как и другие, так как рядом было с десяток таких же не высоких сопок. Она буквально летела вверх в те непролазные ольховники, которые в спешке сдирали с неё буквально шкуру своими ветвями. Которые и ломались от её напора, и которые трещали на её пути, куда уж ни те же лаечки, ни сами охотники и не пойдут, и уже через минут пять она была на самой вершине сопки, только опасливо оглядываясь, что бы оценить сложившуюся ситуацию, что же там творится глубоко внизу
И, ей несказанно повезло. Ей повезло, что сами охотники и их собаки были привлечены, и еще так сосредоточены на последних судорогах в теле её так ею любимого брата Веха, увлечены они были теми предсмертными его судорогами, которые опытным охотникам показывали, что их выстрелы, были довольно таки на этот раз меткими, что их выстрелы достигли поставленной ими же цели. А, разве такая оболочечная или безоболочечная пуля, выпущенная из такого нарезного оружия, как карабин «Барс» и еще на таком малом расстоянии в 30 метров не достигнет своей и им охотником, намеченной цели. Одна, кажется пуля Валерия Тынагиргина попала прямо в его левое ухо буквально затем, прошив его голову, а вот пуля Кукушкина Игоря влетела под левую его лопатку её стреноженного петлею стальною брата и Вех может быть, еще секунду или две, еще и не ощущая боли, которая затем вновь пронижет всё его тело, окинул своим помутненным медвежьим взглядом окружающие его просторы, еще одну или две секунды полюбовался, открывшимся отсюда с высоты ему камчатским и вывенским здешним простором и, затем, совсем не ощущая уже боли, так как мозг его в мгновение был полностью разрушен и понятно ни его кора, ни его подкорка теперь и сейчас не взаимодействовали и, он никаких сенсорных ощущений не мог по своей сути теперь испытывать, а вторая пуля, что шла через лопатку его, работающее сердце, остановила в тот самый момент, когда оно только-только наполнилось красной кровью и клапаны замкнули всё его пространство и вся эта кровь от мощнейшего гидродинамического удара неимоверной силы, легко разрывающего ткани в секунды, это его переполненное кровью, его такое заботливое о ней сердечко изнутри мимо его воли волной вливаясь в его сосуды, разрывало в те же клочья не только само его трепетное заботливое сердце, но и все внутренние его органы, заливая их уже сильнейшей ударной волною, передающейся через его кровь, как тот вулкан часто переполнен перед взрывом его разогретой магмой, вызывая буквально во всех его тканях и кровоизлияния, и невероятно быстрые биологические как бы спасительные биохимические реакции, которые только ускоряли его теперь абсолютно безболезненное его умирание буквально на её плачущих глазах.
И, ей несказанно повезло. Ей повезло, что сами охотники и их собаки были привлечены, и еще так сосредоточены на последних судорогах в теле её так ею любимого брата Веха, увлечены они были теми предсмертными его судорогами, которые опытным охотникам показывали, что их выстрелы, были довольно таки на этот раз меткими, что их выстрелы достигли поставленной ими же цели. А, разве такая оболочечная или безоболочечная пуля, выпущенная из такого нарезного оружия, как карабин «Барс» и еще на таком малом расстоянии в 30 метров не достигнет своей и им охотником, намеченной цели. Одна, кажется пуля Валерия Тынагиргина попала прямо в его левое ухо буквально затем, прошив его голову, а вот пуля Кукушкина Игоря влетела под левую его лопатку её стреноженного петлею стальною брата и Вех может быть, еще секунду или две, еще и не ощущая боли, которая затем вновь пронижет всё его тело, окинул своим помутненным медвежьим взглядом окружающие его просторы, еще одну или две секунды полюбовался, открывшимся отсюда с высоты ему камчатским и вывенским здешним простором и, затем, совсем не ощущая уже боли, так как мозг его в мгновение был полностью разрушен и понятно ни его кора, ни его подкорка теперь и сейчас не взаимодействовали и, он никаких сенсорных ощущений не мог по своей сути теперь испытывать, а вторая пуля, что шла через лопатку его, работающее сердце, остановила в тот самый момент, когда оно только-только наполнилось красной кровью и клапаны замкнули всё его пространство и вся эта кровь от мощнейшего гидродинамического удара неимоверной силы, легко разрывающего ткани в секунды, это его переполненное кровью, его такое заботливое о ней сердечко изнутри мимо его воли волной вливаясь в его сосуды, разрывало в те же клочья не только само его трепетное заботливое сердце, но и все внутренние его органы, заливая их уже сильнейшей ударной волною, передающейся через его кровь, как тот вулкан часто переполнен перед взрывом его разогретой магмой, вызывая буквально во всех его тканях и кровоизлияния, и невероятно быстрые биологические как бы спасительные биохимические реакции, которые только ускоряли его теперь абсолютно безболезненное его умирание буквально на её плачущих глазах.
И, её брат Вех падая, уже не ощущал ни той невероятной и этой его нестерпимой боли, которая была ранее у него, когда он попал в этот треклятый капкан из стального троса, толщиной в 5 мм, который хитросплетенный охотником сам намертво затянулся на его широкой уже не детской лапке, который затем уже не хотел его выпускать, который ему никак не перегрызть острыми и еще молодыми зубами, ни перекрутить, ни тем более оторвать от той каменной березы, которая на этом берегу может и двести, а то и все триста лет расти, которая может видела, как на санях, как зимой по самой Вывенке шла в 1737 г. та вторая Камчатская экспедиция, та экспедиция, которая для всего тогдашнего Мира, которая для только что нарождающейся России открыла самую удаленную её землю не ведомую никому Камчатку. Именно здесь по льду по реке по Вывенке тогда шла та, вторая Камчатская экспедиция, которая из не опытного студента Степана Петровича Крашенинникова сделала затем как бы, выпестовав здесь маститого ученого и она воспитала, заботливого отца многочисленного семейства и камчатский его исторический след, которого и до сих пор, оставался в нашей памяти и в нашем сознании, и останется он навеки в мировом общем знании о нашей планете Земля и 300-летие со дня рождения которого мы отметили не так давно 11 ноября 2011 года.
В 2011 году мы отметили 300-летие со дня рождения великого сподвижника ученого и исследователя Камчатского полуострова Степана Петровича Крашенинникова (17111755 гг.).
К сожалению, как и все великие люди С. П. Крашенинников, по нынешним меркам прожил не так уж и много. Уже в 1755 году на 44 году жизни его не стало на нашей землице. Но его след в истории Камчатского полуострова, его след в Российской историографии, в истории географической и других наук остался до сегодняшнего дня и с каждым годом, его роль, и его значение только будут возрастать. Они будут нами каждодневно переосмысливаться, и переоцениваться, да и дополняться.
И, меня всегда, и сегодня так удивляет, насколько же наша Россия богата самобытными народными талантами и насколько русский человек силен своими древними тысячелетними историческими корнями. Ведь в те времена не то, что сегодня, на самолёте за 8 часов и ты в Москве, или за те же 8 часов и ты из Москвы возвращаешься из отпуска в Петр Кайдаопавловск Камчатском.