И, еще не зная, кто к нему приближается, ему захотелось плясать здесь на камнях на голой сопке, давя широкими лапами, похожими на человеческую ступню прошлогоднюю бруснику, чтобы она из под них буквально брызгала как кровь её матери красно-рубиновыми этими её каплями
И ему теперь хотелось резво плясать от внутренней радости от встречи с кем-то ему родным, с кем-то как бы и знакомым, а вероятно именно с нею, здесь с его суженной Он уже три года здесь один, он не встречал на этих берегах никого из рода своего медвежьего За это время, за эти три года он стал по-настоящему взрослым медведем иеркумом, как говорят здешние чукчи. А, откуда он здесь взялся и, кто его привел из далекой бухты ли Наталии, или из самого чукотского Ачайваяма он и не ведал, так как мать его не то застрелили такие же злые охотники из Таловки, не то она потеряла его на бескрайних просторах этой тундры в самом Слаутном о чем он своим медвежьи умом, и ничего не ведал. А, может сам здешний черный далеко видящий ворон, здешний корякский, божественный и, всесильный ворон сам здешний Кутх дал ему здешнюю жизнь или принес его на своих крыльях сюда, чтобы подарив ему эту встречу с ней, подарить ему настоящее земное блаженство обладания ею, здесь и сейчас, превратив их на долгие годы затем в единое целое, в то медвежье семейство, которое способно своим потомством заполонить затем весь камчатский полуостров
Не встречал ранее никого он, так как со своих обильных рыбных угодий и не выходил. А ему ничего и не надо было. Пищи здесь у него вдоволь. Просторная зимняя берлога у него рядом . И, ему сейчас было так невероятно радостно где-то там внутри, что он стал во весь рост и громко, чтобы все хаилинские окраины и здешние вывенские просторы слышали его по-настоящему медвежий рык. И, он громко, во всё свое горло зарычал:
Ры-Рыу-Ру-у-Ры-у-у-у!!!!
Ры-Рыу-Ру-у-Ры-у-у-у!!!
И, еще разок вдохнул полной грудью:
Ры-Рыу-Ру-у-Ры-у-у-у!!!
И, это не был тот страшный животный рык, которым он недавно отпугивал стаю волков, которые хотели, отбить его от дикого оленя. Это был тот особой, только их языку понятный призывный зовущий его напарницу его рык. Это был рык радостной встречи и их случайного знакомства здесь на ледяноостровном теперь только их пространстве. Это был радостный рык долгожданной встречи единственной и верной только ему, преданной и любимой им и, вероятно теперь любящей его одного.
Ры-Рыу-Ру-у-Ры-у-у-у!!!
Это был тот его призывной рык, который и ей ясно говорил, о том, что и она, вероятно, встретила здесь и теперь своего суженного на этих далеких и таких бескрайних камчатских хаилинско-вывенских просторах. Но, она еще ясно и не понимала этого, так как тот страх, который им обоим с братом Вехом внушила их мать, тогда по отношению к их отцу к Турлы. Она понимала, что такой громадный, что такой злой и этот дикий зверь при желании в клочья её разорвет.
А она также, еще не видя его, начала сильно втягивать в себя окружающий воздух, втягивать и так как, и он безвольно двигаться на тот его призывной звук, который теперь настоящей симфонической бесконечной музыкой звучал в её давно, навостренных на его восприятие ушах и он не был ей так уж и грозен, или даже страшен, а он казался ей таким привлекательным, таким призывным и еще по особому нежным и каким-то для неё родным. Мимо своей воли, забыв о внутреннем её давнишним животном страхе встреч с кем бы то ни было, шла она на тот призывный его весенний звук, который и у неё именно сейчас разжег сначала какое-то любопытство встречи со своим сородичем, а затем и тот внутренний ранее неведомый нам вероятно их медвежий хомминг, что она больше не могла себя остановить здесь на месте, чтобы самой ждать его приближения не делая ни шага по этому промытому вешней водой галечному берегу
И, вот они уже видят друг друга. И как бы сейчас она видит облик своего брата. Затем она напрягает своё как и у матери близорукое своё зрение и она понимает, что это не её брат Вех, а кто-то другой. Но ей теперь все равно нисколько не страшно. Она только глубже и глубже вдыхает этот окружающий их камчатский воздух, она теперь и ощущает, и его сопящее дыхание, и даже слышит по земле его гулкие шаги, так как их гул теперь отзывается в её сердце, заставляя его призывно у неё там в груди учащенно стучать, что кровь ку неё приливает к её вискам и её мозг это мгновение начинает всё судорожно анализировать, сопоставлять, вспоминая и такого грозного её отца Турлы и её родную мать Олелей Большую, которая не раз, как теперь она была встревожена его приближением весной, но ничего не могла поделать, чтобы остановить его уверенные шаги к ней. Так как он здесь полный хозяин, здесь он настоящий властелин и властелин он не только над другими более мелкими зверя, но он в такие весенние моменты властелин и над нею её матерью и теперь вот над ней. И пусть она его не знает, и ничего о нём она не ведала, но теперь она поняла, что эта встреча и желанная для неё, и ей она необходима для продолжения рода её, что заложено глубоко внутри где-то на генетическом уровне в каждой земной твари, как это было ранее писано в Библии Писании Писаний, чтобы ей еще выполнить то земное её особое здешнее предназначение, которое в нас заложено по самому нашему рождению, а может и ранее, так как умелой рукою самой природы спрятано где-то в невероятных завитках и свитках ДНК и нашей РНК, как этот удерживающий её брата Веха стальной трос скрученных и порезанных на двадцать шесть наших и её таких хрупких хромосом, и в какой из них двадцати шести находится тот регулирующий ген, который отвечает за наше размножение, а может они все вместе, как тот симфонический оркестр, когда удали из него один инструмент и не услышишь той особой за душу берущей тебя музыки, так и колебания в нашем теле всех этих двадцати-шести маленьких хромосом по весне, по времени когда нам семнадцать лет, выстраиваются в такой внутренний наш неостановимый хомминг, что ничто и никто не может юнца или молодую девушку удержать дома, что бы не звать её или его в путь и на поиск равного себе сородича.
Так и наши медведи здесь и сейчас только первый раз в этой бескрайней тундре встретив друг друга, ощутили где-то внутри такие сильные вибрации тяги друг к другу, там внутри испытав такую игру бурных своих чувству, что и природное чувство естественное для каждого индивида прежде всего страха, чувство природной боязни за свою жизнь, чувство угрозы тебе куда-то в них пропало и оно теперь покинуло их тела, лепя теперь уже что-то из них двоих божественно новое, как бы не земное, помогающее самой великой Природе предначертанное именно здесь не нами и не ими
Они уже находятся на расстоянии тридцати метров
Они ясно видят друг друга, и ей теперь как в мареве кажется, что это её родной брат Вех воскрес.
И он, и она глубоко, раскрыв свои у обеих черные ноздри, максимально глубоко вдыхают здешний так наэлектризованный невесть чем с их морозцем воздух, смешанный еще с чем-то им ранее обоим до этого момента их встречи и не ведомым. Они расширив свои ноздри оба вдыхают тот ядреный невероятно чистый без всяких техногенных примесей весенний здешний камчатский воздух, который, как им казалось, именно теперь и в эту минуту наполнен не земной радостью только их счастья и настоящей только их любви и, вероятно еще тем не передаваемым другим нашим космическим надприродным, надорганизменным особым счастьем созидание и даже творения новой жизни и творения того, что они вот так неожиданно встретились в этот теперь уже далекий исторический для многих 1992 год. Она глубоко вдыхала этот свежий воздух и она ясно теперь понимала, что он никакой сейчас для неё не опасный здешний плотоядный хищник, никакой он не жуткий и он не такой уж и грозный, а он теперь и такой по особому к ней нежный, и даже вот такой он ласковый
И, он начал, принюхиваясь, одновременно осторожно приближаться совсем тихо ступая своими не обутыми, как у человека своими широкими лапами по гальке одновременно, приминая её в песок и стараясь даже не шуршать камешками, и этой округлой обкатанной не за один миллион лет здесь самой округлой как и наша Земля галькой
А, она была сразу же очарованная особым с отблесками невероятных искр его страсти блеском его взъерошенной шерсти, она именно теперь была так очарована его такими круглыми бездонными глазами, она стояла на месте и покорно ждала, она ожидала, как ждут все самки в охоте только, прислушиваясь к каждому доносящемуся до неё теперь шороху, к каждому крику здешней пролетающей птицы или к взмаху крыльев того бесшумного здешнего на кустах сидящего филина, которого они сами и потревожили вот так исподволь вне своей воли, приближаясь друг к другу
Она замерев на месте ждала, когда он прикоснется к её вздыбленному от страха загривку, когда он прикоснется к её напряженной спине и той, трепетной точке на её спине, куда она сама не могла достать своими короткими лапами, но куда хотелось ей, чтобы теперь он давил всем своим тяжелым телом
И он, как бы, ведомый её таким ароматом, вдыхая теперь её всю, вдыхая так глубоко как можно, что шерсть у него у самого зашевелилась на его черном загривке не то от еще от животного обычного страха не ведомого, не то от показавшихся ей таких громадных размеров, не то от той страсти, которая у неё уже кипела внутри, изгоняя из тела и сам её первобытный страх и его остатки где-то там внутри, и быстро изгоняя всегдашнюю боязнь за свою жизнь на этой вывенской привольной землице
Она, зачарованная его громадными размерами замерла в призывном ожидании на его особое и еще не понятного для неё действа.
А он?
Он еще сам, не зная и не понимая, что же ему теперь надо делать, начал искать на её теле источник того загадочного запаха, который так привлекал его, и
И, он начал вдыхать, и бесконечно вдыхать его с её еще не расправленных рыжих волос, он начал так её щекотать своим шумным дыхание и, еще прикасаясь к местами торчащих от страха волоскам, что по её телу прошла волна неостановимой дрожи, той нашей первой и естественной дрожь радости от не известности и еще дрожи познания всего мира и понимания самой сути нашей земной жизни. Теперь не понятная та её внутренняя мелкая и мельчайшая дрожь, которая не позволяла ей сделать хоть один шаг, чтобы убежать от него далеко и даже навсегда А его теплый и шершавый язык так далеко и так теперь глубоко проникал во всю в неё, что ей хотелось от счастья не вероятно громко рычать и как бы кричать и по-медвежьи на него рычать, но она боялась потерять именно сейчас это её райское ощущение и кто не любил из нас, тот ведь не знает и не понимает, что же такое тот библейский и еще божественный рай и настоящий любовный наш экстаз. Описанный не раз и не два во многих и многих книгах. Тех книгах, которых она ни разу здесь на Вывенке и не читала, и не ведала она об их существовании, так как это было за пределами её понимания, и за пределами её здешнего нового для неё мироощущения. Ей теперь и здесь ни сама наша письменность, ни семиотика нашего русского и даже другого народа земного языка, ни другие условности нашей человеческой жизни нисколько не требовались, чтобы летом ловить ей рыбу, чтобы осенью ей самой находить ягоду, чтобы ей любить и еще быть такой здесь в бескрайней камчатской тундре любимой, а еще и, это наверное самое главное, чтобы в муках рожать и, уж затем нежно и самозабвенно не жалея своей драгоценной для них жизни заботиться, как любая мать о своём подрастающем поколении, в чем и было её земное здешнее камчатское, ветвейваямское и еще ледяногорское предназначение