Я почему-то так и подумал.
Хозяин поднялся, огляделся, прикидывая убытки, сокрушённо покачал головой, но всё же наполнил кружку и поставил её перед артистом.
О! обрадованно воскликнул Лоскутик, переводя взгляд с кружки на владельца таверны, А могу ли я, достопочтенный хозяин, оставить Вам свою афишу?
Можете. Только стоит ли?
Возьмите-возьмите, арфист ловко выудил из рукава, скатанный в рулончик лист бумаги и сунул его в дрожащие руки мужчины.
Хозяин скукожился, прищурился и медленно развернул полученное. На афише красовался Лоскутик, стоящий со своей «арфой» в луже чего-то красного и облачённый в чёрные труселя с заклёпками, высокие сапоги и шипастый ошейник. В верхней части листа, крупными буквами, словно нацарапанными на бумаге, было выведено следующее: «Неподражаемый экспериментатор. Мастер экстремального вокала и экспрессии. Арфист Лоскутик» и ещё одна в самом низу, выполненная меленьким шрифтом: «Господин Лоскут. Бондаж, флагелляция, пытки. Ваша атрибутика, мой профессионализм. Цена сессии договорная».
А это ч-ч-что? затрясся Бернхард, тыча пальцем во вторую надпись.
Где? Лоскутик перегнулся через стойку. А Это Лихие времена. Выживаю, как могу.
Карстен остановился рутов за пятьдесят до овчарни, махнул в её сторону рукой и заявил, что дальше не пойдёт. Сразу же после этого он пожелал блондину удачи и сбежал, даже не скрывая вновь обуявшего его страха. Синеглазый пожал плечами и неспеша пошёл к строению, указанному овцеводом. Не известно, что интересовало его больше: возможность увидеть татцельвурма воочию или желание потягаться с ним силой. Вероятно, подобное самозаклание было вызвано острой потребностью в деньгах, а может быть имелась и другая причина, никому кроме Гюнтера не известная.
Мужчина шёл очень медленно и внимательно смотрел себе под ноги. Задумчиво почёсывая подбородок, он, наконец, остановился и, оглядевшись вокруг, опустился на одно колено. Сложив пальцы левой руки в большую щепоть, он медленно надавил ими на землю, оставив неглубокую ямку. Почва вокруг углубления будто бы посинела в радиусе аж целого фута4 и снова стала обычной. Удовлетворённо хмыкнув, блондин поднялся и, как ни в чём не бывало, продолжил путь.
Дракон уминал овцу, возбуждённо потряхивая хвостом. Согласившийся изловить редкую тварь доброволец отвлёкся на округлости симпатичной блондинки, преспокойно развешивавшей бельё неподалёку от него, и совсем перестал смотреть куда идёт. Татцельвурм, с наслаждением вгрызавшийся в печень своей добычи, почти достигнув экстаза, был самым жестоким образом унижен и оскорблён, когда тяжёлый ботинок Гюнтера, со всего маха опустился на самый кончик драконьего хвоста. Тварь зашипела, как тысяча кошек, распрямилась на всю длину, позабыв про вкусную печень, и, описав дугу, устремилась на обидчика. Дракон, даже не помышляя о выборе места для атаки, разинул зубастую пасть и пиявкой вонзился в самое нежное мужское место. К удивлению твари, услышанный ей хруст и вкус крови, оказались результатом неожиданно сломанного клыка. Тщетно силясь прокусить штаны обидчика, существо задёргалось ещё сильнее. Ослеплённый яростью от подобного посягательства, Гюнтер ухватил татцельвурма за шею и сдавил твари горло. Выпучив глаза и встретившись взглядом с нежданным врагом, дракон заскулил и испуганно прижал уши, понимая, что с такой хваткой не может совладать даже он.
Пока блондин с упоением сражался с татцельвурмом, то наматывая его на руку, то используя, как цеп, Бернхард немного отошёл и принялся отыскивать плюсы в выступлении Лоскутика. Вдоволь насмотревшись на афишу, тавернщик всё же решился повесить её на стенку рядом со стойкой, прилепив сверху ещё одну бумажку с многозначительной надписью, сделанной от руки: «Только сегодня».
Сбежавшие клиенты не спешили возвращаться. Бернхард начал было скучать. От грустных мыслей его отвлекла вдова уважаемого при жизни Херра Та́нкреда Фрау Хельюи́дис, которую привело любопытство и уже поползшие слухи о странном барде. Она, как всегда поздоровалась с Бернхардом, польстив ему простому тавернщику обращением Херр, и принялась изучать афишу, стыдливо прикрывая рот ладошкой. В какой-то момент её глаза расширились, а щёки приобрели пунцовый оттенок. Заметно нервничая, Фрау подошла к тавернщику и, отводя взгляд в сторону, поинтересовалась, где сейчас этот мастер-арфист. Бернхард, удивился, но назвал номер комнаты, которую временно выделил Лоскутику, чтобы тот не отпугивал посетителей, пока Гюнтер «добывает» татцельвурма и повышает стоимость шлема. Когда же, спустя полчаса, уже растрёпанная шатенка, слегка пошатываясь, вернулась в харчевню и положила на стойку два звонька, тавернщик удивился ещё больше.
Зачем это? спросил Бернхард больше для вида.
Господин Мастер Лоскутик попросил отдать половину оплаты за обучение игре на арфе Вам, Херр Бернхард. В благодарность за предоставленное ему помещение для уроков.
О, Фрау Хельюидис, Вы вгоняете меня в краску таким обращением, смутился тавернщик, но опять же для вида.
Этот арфист! глаза шатенки будто вспыхнули. Вогнал меня в творческий экстаз! Я в город, за арфой!
После того, как Фрау ушла, владелец таверны задумчиво поскрёб затылок и прикрепил рядом с афишей Лоскутика ещё одну бумажку: «Частные уроки игры на арфе».
Распахнувшаяся с треском дверь вывела Бернхарда из забытья. Харчевня вновь наполнялась посетителями и за несколько минут превратилась в гудящее осиное гнездо. Гюнтер тяжело дышал. Его рубашка была залита кровью, рукава разодраны в лоскуты. Блондин бухнул на стойку татцельвурма и устало улыбнулся.
Вот и всё вроде как.
Дракон был в крайне плачевном состоянии. Зубы поломаны, челюсть свёрнута, язык высунут, а оба глаза скошены к переносице. Не страшное чудище, а недоразумение. Глядя на такое, сразу появлялся вопрос: «А точно ли это отродье штолен, которым пугают шахтёров и тех, чьи города стоят неподалёку от пещер и старых заброшенных шахт?» Бернхард расстроенно вздохнул, гадая, что делать с такой несуразной башкой. Карстен же был доволен. И печаль тавернщика ему была непонятна.
Ну и как мне теперь такую голову вешать! сокрушённо пробормотал хозяин таверны.
Не надо её никуда вешать, возразил овцевод. Это что же получится: каждый раз, когда я приду к тебе выпить пива или эля, так буду видеть рожу того, кто мою овечку оприходовал?!
Моя таверна! Кого хочу, того и вешаю, отрезал Бернхард и, передумав брать голову, выпалил. И это! За аренду штурмака десять звоньков.
Блондин только усмехнулся и кивнул Карстену. Овцевод отсчитал нужное число монеток и отдал их тавернщику. Остальные сорок наполнили пустой кошелёк Гюнтера.
Что за шум? послышался голос Лоскутика. Никак одолел?
Посетители вздрогнули, с опаской поглядывая на арфиста. Ещё свежо было воспоминание о его выступлении, холодящем кровь.
Одолел, похрустел плечами синеглазый, снимая шлем. Жаль штурмак не пригодился. Странные эти ваши татцельвурмы.
Так это молодой, поди, высказался кто-то из толпы любопытных. Дед говорил, что татцеля голыми руками не возьмёшь.
Да-да. Вон смотри, блондин-то и не верзила вовсе и не бугай, а победил как-то! Хилый татцель был, наверняка!
Карстен даже призадумался, а не переплатил ли он за отмщение любимицы, но, в конце концов, не требовать же деньги обратно, и смирился. Для овцевода пятьдесят звоньков было большой суммой, но не так, чтобы неподъёмной. Карстен был опытным счетоводом и с деньгами проблем не знал.
Будешь глядеть? крикнул Гюнтер. Лоскутик!
Чего я там не видел. Червяк двухметровый и только-то
Хозяин таверны, перебарывая страх, несмотря на то, что чудовище было сражено и вряд ли было способно восстать из мёртвых, дрожащей рукой коснулся головы дракона. Рука замерла. На лице Бернхарда отразилось удивление, и он принялся гладить существо. Не удержался и Шульц, который уже с опаской поглядывая на блондина, стоял рядом. Не прошло и секунды, как пьяница присоединился к Бернхарду, наглаживая татцельвурма.
Странные вы, напрягся Карстен. Чего это вы страхолюдину эту ласкаете?
Вроде как кожа, а на ощупь приятная, как мех, подивился Шульц. Сам потрогай.
Кожа? оживился Лоскутик и поспешно растолкал народ, собравшийся вокруг Гюнтера, с силой, абсолютно неожидаемой для его комплекции.
Никак тебе интересно стало, арфист? усмехнулся блондин.
Кака-а-ая, только и сказал с придыханием тощий, проводя по телу татцельвурма.
Странный блеск в его глазах определённо намекал, что дракон, действительно, его заинтересовал.
Тебе-то зачем? добродушно поинтересовался Гюнтер.
На плётку пущу, прошипел музыкант.
Этот дрищ меня пугает посильнее этой твари, признался Шульц, вздрагивая. Может, он тоже из этих
Из каких? нахмурился Бернхард.
Ну, из этих, пьяница перешёл на шёпоток. Из демонов.
Скажешь тоже.
Вот зачем ему плётка? вытаращил глаза Шульц.
Лихие времена, пожал плечами Бернхард.
Постепенно жизнь в харчевне на первом этаже налаживалась. Жителям было что обсудить. Гюнтер, обрадовавшийся выданной комнатке, почти сразу разочаровался. Фрау Хельюидис привела свою подругу Фрау Эрмели́нду, молодую и цветущую брюнетку, овдовевшую на прошлой неделе. Бернхард подсчитал количество вдов города, прикинул их платёжеспособность и пришёл к порадовавшим его выводам. Если он и впредь будет получать по два звонька с каждого урока игры на арфе, то к концу месяца сможет продолжить строительство своей собственной пивоварни, полностью отказавшись от услуг племянника. Совместное дело Бернхарда и его старшего братца досталось сопляку Аги́диусу сразу после того, как Э́рхарда хватил апоплексический удар. И вышло таким образом, что вкладывались-то в пивоварню оба, а получил всё козлобородый юнец. Поток бесплатного питья иссяк, и Бернхарду теперь приходилось платить и за пиво, и за эль. В итоге тавернщику пришлось уволить персонал и самому встать за стойку. После принятия такого вынужденного решения он начал копить на свою собственную пивоварню.