Погрузившись вместе со мной на несколько месяцев в больничную атмосферу, мама узнала не только о том, как спасают жизни, но и то, как дети умирают. Видеть и слышать это было больно. Ей хотелось рыдать и кричать. Но для меня она всегда улыбалась. Она должна была быть сильной, все потому, что между нами была связь, как нить паутины, тонкая, но прочная. И я все чувствовала тоже.
На одном из этапов лечения из области поступило много тяжелобольных детей разных возрастов. У всех был рак. И они лежали со мной в палате. Они кричали от боли, многие умирали на глазах. Это был ужас, который не передать словами (я до сих пор иногда вижу во сне, как они кричат).
Медсестер не хватало, и в дело брали мамочек, которые лежали в стационаре со своими детьми.
Если хочешь оставаться в больнице со своим ребенком, ты должна быть сильной духом. Никаких слез и истерик, говорил заведующий отделением. Ты должна выглядеть всегда ухоженной, в накрахмаленном халате, при макияже и прическе. Ты должна, несмотря ни на что, всегда улыбаться. И не дай бог, если будет что-то не так, то ты тут же вылетишь отсюда.
Конечно же, никто не хотел видеть некрасивую и плаксивую мамочку с лохмами на голове, всем нужна была сильная красавица, которая с энтузиазмом драит полы, вытирает попки. Да и я не хотела бы видеть разбитую маму. Вернее, я бы, наверное, испугалась.
И мама себя держала, как бы тяжело ей ни было. Она шустро махала шваброй, выполняла все поручения мыла, прибирала. Несмотря на бессонные ночи, страхи, боль, которые ее окружали и пронизывали до костей, она улыбалась. Всегда выглядела словно сошедшая со страниц журнала мод. Мама была и уборщицей, и кухаркой, и медсестрой, а еще для всех детей мамой.
И все же было в больнице одно место для разрядки это комната для мамочек, которая находилась поодаль от всех палат. И вот там Ирина и другие мамы по очереди орали в подушку, ревели, выплескивали свои страхи, злость. В общем, оставляли в той комнате свою слабость.
Было сложно всем. Я работала над своим здоровьем внутри. Мама над моим снаружи. И все-таки девочка, названная Женей, выжила, хоть и лавировала на грани между жизнью и смертью.
Хирург справился, он спас мою жизнь, а в дальнейшем жизни множества детей. Вот так неумышленно я помогла многим. А моя мама, благодаря ее энергии и любви, сделала все возможное, чтобы спасти меня. Несколько лет скиталась со мной по стационарам и санаториям, стараясь ничего не пропустить, боясь пережить еще раз страх потери ребенка. Но, когда мне исполнилось пять лет, болезнь и ее последствия как рукой сняло. И я впервые пошла в детский садик. А мама спустя полгода родила мне сестренку Наташу.
Ее мечта почти сбылась, она стала «врачом», но не медицинским. Мама «лечила» платы космических кораблей, которые в свою очередь выполняли миссию защиты нашей планеты.
Про детство
Прощай, общага!
Крутая стенка за одну тысячу, ковер за восемьсот рублей, шикарный торшер, похожий на НЛО, и такая же люстра.
Кроме больницы, у меня была и обычная, домашняя, жизнь. Правда, и в ней мне приходилось преодолевать многое и завоевывать свое место под солнцем.
В раннем детстве я счастливо грелась в лучах маминой и папиной любви. Меня баловали, кормили самой вкусной едой и одевали в лучшие наряды импортного производства. В то время папа хорошо зарабатывал, трудясь день и ночь на заводе. И все же его зарплаты, которая превышала временами раз в пять среднестатистическую, не хватало на новую квартиру. Да и квартиры в то время выдавали, а не продавали, и нужно было знать схемы или людей, чтобы получить ее раньше времени. Поэтому мы жили в общежитии кабельного завода до моих десяти лет. И это был мой рай на земле!
Наша общага напоминала большой лайнер, плававший на просторах океана. Целых десять этажей по 40 секций и примерно 120 разных семей. И у каждой по несколько детей!
С этого «лайнера» некуда было деться. Информация на нем разлеталась с бешеной скоростью, как будто кто-то стоял на мостике и озвучивал ее в рупор. В 80-х годах не было интернета, и все люди активно общались друг с другом вживую этакая соцсеть оффлайн советского периода. Именно поэтому здесь все всегда про всех знали.
И вот наш «лайнер», заботливо приютивший более сотни «пассажиров», каждый день проживал свою общую веселую жизнь. Вечерами дети играли в спортивные игры, а взрослые устраивали веселье. На первом этаже был бар и ночная дискотека, в закоулках которых постоянно прятались совершеннолетние (и не только) обитатели «корабля», скрываясь от своих сожителей. И я не раз в детстве на таких натыкалась.
С этого «лайнера» некуда было деться. Информация на нем разлеталась с бешеной скоростью, как будто кто-то стоял на мостике и озвучивал ее в рупор. В 80-х годах не было интернета, и все люди активно общались друг с другом вживую этакая соцсеть оффлайн советского периода. Именно поэтому здесь все всегда про всех знали.
И вот наш «лайнер», заботливо приютивший более сотни «пассажиров», каждый день проживал свою общую веселую жизнь. Вечерами дети играли в спортивные игры, а взрослые устраивали веселье. На первом этаже был бар и ночная дискотека, в закоулках которых постоянно прятались совершеннолетние (и не только) обитатели «корабля», скрываясь от своих сожителей. И я не раз в детстве на таких натыкалась.
В нашем отсеке четвертой «палубы» было четыре квартиры для четырех семей. Комнатушки маленькие, каждая по восемь квадратных метров. Использовали их только для сна. Кушали, готовили еду и гладили белье в холле.
Ежедневно передо мной разворачивалась картина четырех семей моей и еще трех. Не скажу, что благополучных. Все три семьи жили в каком-то кипише. Мужики пили, женщины орали или ревели, дети стояли на головах, а кто-то был крайне зашуганным и все время по-тихому отсиживался дома. И такое не только у нас на всем «лайнере» происходило подобное. Даже несмотря на то, что я считала общагу раем для детей, для большинства взрослых это место являлось полной противоположностью. Тут не было личной жизни. Совсем.
По моим воспоминаниям, наша семья, на мой взгляд, была одной из немногих, кто оставался светлым лучиком в этом темном царстве клоаки. Пока мужчины с «лайнера» уходили в запой, развлекались с чужими женщинами, морально и физически унижали своих женщин, мой папа продолжал оставаться нормальным человеком. Другим. Я до сих пор благодарю Вселенную, что родители, несмотря на место, не сломались и живут до сих пор гладко, уважительно относясь друг к другу.
Общага дала мне «насмотренность» на разных мужчин: хороших и плохих, скромных и буйных, умных и глупых, добрых и злых, а также на женщин. И опыт выживания в этом товарищеском плену. И уже в последующей взрослой жизни, в других «плаваниях», благодаря всему этому, я могла легко вычислить неблагополучных кадров.
Периодически в этом доме мне приходилось выживать, как на войне, проявлять качества лидера, быть интересной, уметь хитрить, обманывать, выкручиваться из любых ситуаций. С каждым годом я выстраивала вокруг себя отряд из больших и маленьких детей. Меня знали все от вахтерши до дворника. Все свои заслуги я получала через сражения. Ведь вокруг постоянно появлялись новые лидеры, и каждый пытался занять мое место. Но я твердо сидела на своем вымышленном троне, а все потому, что у меня были большие преимущества в общежитии, открыты все двери. И в кафе бесплатные мороженки, и допуск в актовый зал, где можно было побренчать на рояле или потанцевать под импортный магнитофон. Меня даже пускали в комиссионку, которая располагалась на первом этаже. Там я вообще отводила душу могла порыться в разных вещах, поиграть в игрушки, нарядиться.
Несколькими этажами выше жила мамина родная сестра Людмила. Вся наша семья называла и до сих пор называет ее ЛюдАнька. Люданька человек-праздник, она всегда-всегда смеется и улыбается. В детстве я воспринимала ее как маму и как подругу. Разница в возрасте у нас всего 17 лет.
Люданька тогда была совершенно другой, не как мама. Ее воспитание заметно отличалось: было более свободным от ограничений. Мне многое позволялось. Если я не хотела есть, я не ела, а если хотела, то лопала все, что мне нравилось. Хотела гулять гуляла, не хотела валялась в кровати и играла в крестики-нолики. Я думаю, что с мамой они не раз спорили на эту тему.
Вместе с Людой мы проживали мои победы и поражения, разбирали разные сложные моменты, всегда с юмором и смехом. «Безвыходных ситуаций не бывает!» всегда цитировала Мюнхгаузена Люданька. Я до сих пор иду по жизни с этим девизом и учу ему своих детей.
Когда мы переехали в двушку, это было что-то невероятное для нашей семьи. Вы только представьте: раньше жили в восьми квадратных метрах вчетвером, пользовались общественной столовой, кухней и санузлом и Бац! Переехали в собственное жилье, где у родителей появилась отдельная комната и у меня тоже.