Ефим ударил себя по коленям и восторженно воскликнул:
Ну, чудеса! Вот так случай ты нам рассказала! Спасибо за историю такую. Это же надо! Кажется зло такое змея, а к добру оказалась. Чего только не случается в жизни!
Фаина, устав от крикливой речи Ани, вступила в разговор:
Ерофей с парнями на карьер уехал.
Аня громко рассмеялась:
Я видела. Они мимо меня прокатили. И Юлька с ними.
Фаина закатила глаза к небу, словно прося у неба терпения на эту гостью, а гостья спросила:
А в клуб Ерофей не пойдет вечером? Сегодня фильм хороший будут показывать. Я пойду.
Фаина небрежно ответила:
У Ерофея и спроси. Мы-то откуда знаем?
Ефим Лукьянович горько взглянул на дочь и ласково ответил Ане:
Я скажу Ерофею, что сегодня фильм хороший. Он, наверное, придет.
Аня резко в своей, всех раздражающей манере, вскочила со скамьи и направилась к калитке, бросив на ходу:
Ну, ладно, я пошла.
На улице, за калиткой довольно далеко от двора Ефима в этот момент разговаривали о чем-то две девушки.
Аня крикнула им:
На карьер не пойдете? Жара такая
Девочки хихикнули:
С тобой, что ли? Чтобы все парни разбежались?
Аня привычно весело, на приподнятой интонации ответила:
Ну, ладно, и направилась в свой двор.
Когда Аня скрылась за воротами, Фаина спросила у отца:
Интересно, она знает что-нибудь кроме этого своего «ну, ладно»? Никто с ней общаться не может.
Ефим какое то время молчал, потом проникновенно не просто сказал, а проговорил, не дочери, не себе, а всему миру тихо и глубоко:
Сердце свое она от боли защищает.
Что?
Людей от себя отталкивает, чтобы к ней никто не привязался и чтобы самой ни к кому не привязаться. Одиночества боится.
Зачем же тогда людей отталкивает, если одиночества боится? не поняла Фаина.
Самое плохое о себе впереди себя несет, и всякий заранее знает с чем столкнется, если сблизиться с ней захочет. Чтобы на первых же шагах на пути в ее сторону отсеивались, не успев на территорию ее сердца войти.
Так ведь, одна останется.
Встретит того своего настоящего, кто не испугается. Уже ничего можно будет и не бояться в будущем. Все самое плохое о себе она уже предъявила.
Хитро, как ты, папа, все видишь. Откуда?
Не знаю, дочка. Просто вижу. И вижу, насколько изворотливы и изобретательны люди, чтобы сердце свое от ударов укрыть. От правды. А Константин, Юлькин отец, всю жизнь от сердца своего убегает. Видать, подвело оно его когда-то.
Фаина предположила:
А у Ани это после того, как ее мать сдала в приют?
Да, пройти такое еще раз она не сможет, ответил Ефим, вот и сражается за сердце свое. Вернее за то, что от него осталось. Разбито оно. Ведь, если мать не любит, то никогда человек не поверит, что его может полюбить кто-то другой. Понимаешь? Если даже собственная мать
А к мачехе своей она хорошо относится. Мамой зовет, похвалила Аню Фаина.
Тут, со стороны огорода послышался хрипловатый голос старого Макара. Он жил на самом краю деревни. Жадный и сварливый. Настоящий брюзга. Слова, которые он тихо проговорил Анастасие, копавшейся в огороде, прозвенели на жаре довольно четко и далеко:
Такую женщину разве можно тяжелой работой нагружать? Муж не бережет тебя. Сам-то, вишь, под навесом с дочкой прохлаждается
Анастасия выпрямилась, взглянула на Макара уставшими глазами и ответила вопросом:
А твоя жена небось тоже в огороде пока ты за другими подглядываешь?
Гость попытался защититься:
Моя жена была бы поласковее, так я и по деревне б не бродил. Не подглядывал.
Разговор затих. Фаина сквозь зубы проговорила:
И что этот Макар суется в каждый огород?
Отец не без ревности подхватил:
Терпеть его не могу. Как поросенок в людях роется.
И за людей-то только себя одного считает, добавила Фаина.
Во двор с огорода вошла хозяйка дома Анастасия и всплеснула руками:
Ну, и что же это такое, а? Уже соседи внимание обратили! Стыд какой! Я одна в огороде спину ломаю, а они сидят язык чешут! Ладно, Фаина, а ты-то, Ефим, мог бы делом заняться.
Фаина прислонилась к плечу отца и сказала:
А может быть, мама, папа именно сейчас самым серьезным делом занят?
Я у папы твоего устала кухню летнюю просить достроить. Сколько ж можно под навесом укрываться? А ты, дочка, ягоды могла бы побыстрее перебирать. Клубника еще не прополота.
Ефим поднялся со скамьи и сказал жене:
Пойдем, покажешь, что там тебе на огороде сделать нужно, а то, действительно, соседи уже внимание обратили на тебя.
А Ерофей где? спросила Анастасия, пропустив ревнивую нотку муда, словно не заметив ее
Купаться уехал с ребятами. Пусть от жары отдохнет.
Лукьяныч прошел в огород и увидел в проходах между грядками горки сорной травы, которую повытаскивала и сложила Анастасия. С самого раннего утра прополкой занялась. Заботливый муж взял вилы и принялся перетаскивать сорняки в компостную яму. Анастасия граблями подбирала мелкий травяной сор, который не подхватывался вилами. Очень скоро вокруг грядок стало чисто.
Ефим поставил на место вилы. Анастасия поставила грабли и, подбоченившись, осмотрела огород:
Ну, наконец-то мы с этими сорняками разделались. Теперь бы клубнику привести в порядок, и будет полный ажур.
Ефим спросил:
Баньку будем топить сегодня?
Затопишь, так попаримся. Кто ж откажется?
Пойду посмотрю сколько воды в баке, а ты отдохни. Вишь, работу какую провернула! Приляг.
Банька была небольшая, а вот предбанник вмещал в себя стиральную машину, стол для глажения белья и большой диван, на котором можно было отдохнуть, выскочив из парилки.
Больше всего из всех забот Ефиму нравилось топить баньку. Он не любил приходить в уже готовое удовольствие. Нужно было пережить весь процесс пошаговой подготовки, начиная с наполнения водой всех имеющихся емкостей.
Дрова для баньки брались только хорошо просушенные. Ефим складывал их аккуратно в топке, поджигал лучиной, отщепленой от одного из полешек, и сидя на полу, наблюдал, как огонь разгорается.
За маленьким окошком стучали о стекло бабочки, рискуя попасть в паучью сеть, растянутую в одной плоскости со стеклом. На ветках акации, растущей возле бани, трещали лопающиеся созревшие стручки, выкидывая семена. Кудахтала курица, зазывая шумных цыплят поактивнее склевывать жуков и червяков, которые оказались на поверхности земли после нескольких уверенных движений цепких куриных лап.
Все то, что казалось мелочью в этой жизни, по сравнению с тем, что планировал человек, создавало атмосферу, вдохновляющую человека что-то планировать и создавать.
Ефим ловил каждое движение жизни, каждое ее дыхание в том, что было незаметным, но от этого не было незначительным. Многие, считая важные мелочи не серьезными, проходили мимо, теряя нить, связующую все аспекты бытия в одно полотно, от этого теряя ощущение счастья в ими же созданных прорехах своего равнодушия, невнимания, торопливости, желания взять то, что можно потрогать, не отвлекаясь на невидимое.
Становилось все более редким и изысканным искусство удерживать эту нить счастья.
Что же для Ефима Лукьяновича было внутренней гармонией? Почтение и осторожное отношение к живому и скромная оценка самого себя, через понимание абсолютной неспособности вдохнуть жизнь в творение своих рук.
Дрова потрескивали, Ефим убедился в том, что печка в бане растопилась и вышел на улицу, плотно закрыв за собой дверь. Запах дымка разнесся над домом и огородом, даря труженикам села сладкое напоминание о том, что рано ли, поздно ли, но день закончится вечером с его отдыхом и досугом.
Ерофей вернулся с купания только к уже наступившему вечеру. Отец с матерью сидели в главной комнате дома за большим круглым столом и сортировали семена по пакетикам. Весь стол был заставлен коробками с наклеенными на них листочками, на которых аккуратным почерком были написаны названия семян и время их упаковки.
Фаина лежала на диване с наушниками. Возле окна на письменном столе стоял компьютер. На нем прокручивался старый черно-белый фильм.
Ерофей заварил себе чай и развалился с кружкой в одной руке и с куском пирога в другой в кресле возле старого бабушкиного комода:
Банька славно стоплена, пап. Спасибо. После купания то, что надо!
Анастасия, не поднимая взгляда, предложила сыну:
В морозильной камере пельмени. Я накрутила сегодня. Сварить?
Нет, мама, мне чая хватит. Что за фильм?
Тебе не понравится. Это нашей молодости, ответила мама.
В клуб фильм хороший привезли, сказал Ефим Лукьянович сыну, не хочешь сходить?
Ерофей спросил:
А что за фильм?
Отец растерялся:
Не знаю
Называется как?
Да, не знаю, сказали только, что хороший.