Здесь мы ночевали, здесь! перебил меня Валера.
Он вылез из-под сена и сидел, выбирая из густых усов травинки. Их туда набилось немало.
Мы умылись из рукомойника, съели холодную яичницу, оставленную на столе, и вышли на улицу.
Девчата терпеливо дожидались нас на лавочке у ворот.
Явились не запылились, сказала Светка, внимательно оглядывая нас с головы до ног. Почему хозяйка сказала, что вы пришли только под утро?
Потому, ответил Валера. Где магнитофон?
Вот, показала глазами Ленка.
Магнитофон был громоздкий на вид. Девушки, видимо, немало попыхтели, притащив его сюда.
Чудо отечественной радиотехники, кивнул Валера, щёлкая тумблерами. Плёнки достаточно?
Светка подала ему пакет с катушками.
Ну, что, на кладбище? подмигнул мне Валера.
Какое кладбище? навострила ушки Светлана.
Знаем мы тут одно, сказал Валера. Ну, где этот ваш дед?
Девушки помчались впереди нас. От мелькания перед глазами голых ног у меня голова пошла кругом.
Кого они здесь своими мини-юбками охмуряют? спросил я Валеру. Одни бабки кругом.
Наверное, деда Ефима, пропыхтел Валера.
Кроме магнитофона в руках у него на шее болтались два фотоаппарата, а на плече сумка с объективами, блендами и прочей дребеденью. У меня в руках был блокнот для записей и шариковая ручка.
Зачем тебе столько фотоаппаратов? поинтересовался я.
Для съёмки.
А съёмки зачем?
Я этим с первого класса занимаюсь, серьёзно сказал Валера. Уже в двух международных конкурсах участвовал.
Я тоже в школе марки собирал, сказал я. Была одна палестинская и несколько с портретами Гитлера. Но сейчас бросил.
Я ещё и радиоприёмники собираю, полушёпотом сказал Валера. Вечером дам «Битлов» послушать.
Кого?
Ансамбль «Битлз», сейчас самый известный в мире. Тебе какая музыка больше нравится быстрая или медленная?
Я вспомнил танцульки в нашем новогрудском парке. Там больше скакали под быструю музыку.
Быстрая, сказал я.
А мне медленная. Пришли, кажется.
Девушки поджидали нас у старой хаты за полусгнившим плетнём.
Здесь, сказала Светка. Ну, кто у нас самый смелый?
Я безропотно шагнул в дыру, зиявшую в плетне вместо калитки.
5Дед Ефим сидел на табуретке за пустым столом. Чувствовалось, он уже был извещён о приходе студентов.
Кто такие? строго спросил он.
Девушки стали выталкивать друг дружку вперёд, и всё равно первым перед его глазами предстал я.
Студенты, доложил я.
Дед, прищурив один глаз, оглядел сначала меня, затем девушек, прыскающих от смеха. Валера наводил на него объектив фотоаппарата от порога.
Садись, похлопал он рукой по табуретке, стоящей рядом. Чего надоть?
Перебивая друг друга, мы сумбурно изложили суть своих ожиданий от носителей народной мудрости. Внятно это не получилось ни у меня, ни у девушек. Валера, исполняющий обязанности техника, отмалчивался.
Песни? разгладил белые с жёлтой полосой под носом усы дед Ефим. И частушки?
Можно сказки, кивнул я.
Усы деда, кстати, были одного фасона с усами Валеры.
«Он тоже из Закарпатья?» подумал я.
Тутошний я, сказал дед. Теребежовский. Который уж год один живу. Померла Мария.
Воцарилась пауза, которую не решались прерывать ни я, ни девушки.
Валера водрузил на стол магнитофон и включил его.
Готово? шёпотом спросил дед.
Валера кивнул.
Дед Ефим набрал в грудь воздуха, чуть откинулся назад и загорланил:
Трам-та-ра-рам, Чапаев герой, за Родину, за Сталина, на бой, на бой, на бой!
«Трам-та-ра-рам» было самым известным на Руси ругательством, заканчивающимся словом «мать».
Светка с Ленкой подпрыгнули и выкатились за дверь. Ни одна из них не задела подругу рукой или ногой, а они у них были длинные.
Валера, в отличие от девушек, не суетился. Он щёлкнул тумблером магнитофона, накрыл его крышкой, аккуратно положил в сумку и направился к двери.
Ждём тебя на улице, сказал он, не повернув головы.
Куды это они? спросил дед Ефим.
Туды, хмыкнул я.
Ну и правильно, тоже хмыкнул дед.
Он наклонился и достал из-под стола большую бутыль, до половины наполненную мутной жидкостью. Я в домашних напитках разбирался слабо, но сразу понял, что это самогон.
Принеси стаканы, кивнул в сторону буфета, похожего на комод, дед. И хлеб с огурцом прихвати.
Принеси стаканы, кивнул в сторону буфета, похожего на комод, дед. И хлеб с огурцом прихвати.
Я повиновался. Отчего-то я понимал, что прохожу обряд некой инициации, проще говоря, посвящения в фольклористы.
Пятьдесят пять градусов, сказал дед, наливая в стаканы. Лучше тут ни у кого нема.
Я промолчал. Обряды дают результат только в том случае, если их выполнять неукоснительно и с глубокой верой в душе.
Кто такой Ленин, знаешь? спросил дед, когда мы продышались.
Я в изумлении уставился на него. Ленина у нас знали даже грудные дети.
Я его видел, как тебя, сказал дед. Слабо выступал.
Где?! чуть не подавился я хлебом.
В Петрограде, снова налил в стаканы дед Ефим. Революция началась, а я матрос на линкоре. К нам и император приезжал, и великий князь. Но лучше всех выступал Керенский. От это оратор! Как выступит, матросы его качать рвутся! А Ленин картавый. Правильно говорил: долой войну, власть народу, земля крестьянам, экспроприация, шаг вперёд, два назад А Керенский лучше. Если б не сбёг, у нас бы и земля, и заводы Ну, давай!
Мы чокнулись.
Несколько раз за окном показывалась физиономия Валеры с вопросительно обвисшими усами. Я его не замечал.
Чекають? показал пальцем в окно дед.
Я пожал плечами.
Ты заходи ко мне, сказал дед Ефим. Выпить уже нема с кем. Я тебе и про Ленина, и про Троцкого. Дзержинского бачив. Он из наших поляков, а они вредные
Песни надо записывать, сказал я.
Это вам бабы напоют, махнул рукой дед. Хоть бы ваша Вульяна, она богато песень знае.
Какая Ульяна?
Хозяйка ваша, снова показал пальцем в окно дед. Первая теребежовская певунья, хоть и молодая. Память добрая.
Он произнёс «памьять».
Я пожал негнущуюся руку деда Ефима и вышел из хаты.
6День за днём мы стали обходить здешних баб и записывать песни: купальские, зажиночные, кустовые, волочёбные. Больше всего было свадебных песен, и знатоком их, как и говорил дед Ефим, была наша хозяйка.
С детства пою, объяснила она. Взрослые сидят за столом, и я рядом, запоминаю. Баба Стэфа много песен знала и мама. Я уже вслед за ними. Моя Нинка не хочет запоминать.
Кто? спросил я.
Дочка, пятый класс кончила. С батькой на Украину поехала, к его родне в гости. Уже третью неделю сижу одна, как кукушка
Она быстро взглянула на Валеру и покраснела. Он этого взгляда не заметил.
Валеру вообще интересовала исключительно техника. Но это и хорошо. Без него мы бы вряд ли что-нибудь записали. У меня бы точно вся лента порвалась. У девиц и того хуже, они бы даже не смогли её в магнитофон заправить.
Тебе кто больше нравится Светка или Ленка? спросил я, наблюдая, как Валера перематывает ленту.
Тот, как обычно, не торопился с ответом, обдумывал, видимо. А что тут думать?
Наташка, сказал он.
У меня отвисла челюсть.
Какая ещё Наташка?
Кожура.
Наташка и Анька Ковалёва жили по соседству с нашими девицами. Эти ещё выше ростом, чем Светка с Ленкой.
Молодец уважительно покачал я головой. Она хоть знает об этом?
Конечно, пожал плечами Валера. Осенью замуж собирается, но мы этого не допустим. Сами возьмём.
А жизнь-то, оказывается, бурлит. Одного меня нет в этом потоке.
А как же Людмила? почесал я затылок.
Людмила была аспиранткой, которую назначили руководителем нашей практики. Первые два дня она пряталась от нас, потом всё же вышла на улицу. Валера принялся её обучать работать с магнитофоном, но оказалось, что ей этого не надо.
Я же руководитель! сказала она.
Ладно, согласился Валера, магнитофон мы включим сами. Но ты чем будешь заниматься?
Люда была аспиранткой, но по виду она мало отличалась от наших девушек.
Наблюдать, направлять и проверять.
«Ишь ты, подумал я, а её не зря взяли в аспирантки».
Так вот, взгляды Ульяны и Людмилы, которыми они одарили Валеру, были одинаковы. Во всяком случае, на себе таких взглядов я ещё не ощущал. А хотелось бы.
Между прочим, я кандидат в мастера спорта по фехтованию, сказала, слегка покраснев, Людмила. Могу магнитофон носить.
Ты и в самом деле кандидат?
Я смотрел на девушку во все глаза.
Можем левой рукой побороться, протянула мне руку Людмила. Я почти всех наших ребят побеждала.
Шпажистка? спросил Валера.
Рапиристка.
Я хоть и занимался полгода вольной борьбой, от соперничества отказался. Пусть Валера борется, он в своём Рахове штангой занимался. Да и смотрят на него, а не на меня.