Черный аист - Алесь Константинович Кожедуб 7 стр.

Девчата со смехом бросились ко мне, и только теперь я понял, почему ни одного парня вблизи хоровода не было. Но было поздно. Меня затащили в середину круга, и солнце в небе померкло. Одно дело смотреть за проводами русалки издали, совсем другое стоять истуканом в центре живого кольца. Неизвестно откуда появились парни, их в Липняках было не меньше, чем девчат. Я разглядел рыжую физиономию Валика, и мне сильно захотелось по ней врезать. Но вырваться из плотного девичьего окружения не представлялось возможным. Кстати, все мои липняковские родственники были рыжие, особенно Люда.

 Не бойся,  толкнула она меня локтем.  Ночью отпустят.

 Ночью?!  ужаснулся я.

 Это же граная неделя,  хмыкнула Люда.  Теперь до вечера будем ходить под ручку.

До вечера было ещё далеко, а я уже захотел есть.

 Сейчас Валик хлеба с салом принесёт,  сказала сестра.  Он всегда приносит.

«Сидел бы сейчас на Днепре и ловил рыбу,  с грустью подумал я.  Зачем я сюда припёрся?»

 Не журись, хлопче!  как бы в шутку прижалась ко мне Люда.  Пойдём, поле покажу.

 Какое поле?

 Житнёвое!  удивилась Люда.  Ты что, жито никогда не видел?

 Видел

 Нас с тобой здесь вечером найдут и отведут в лес. Нельзя, чтоб русалка оставалась в жите.

 Почему?

 Урожая не будет,  пожала плечами Люда.

Плечи у неё были крутые, впрочем, как и бёдра. В отличие от меня, она уже была зрелая девушка.

Поле ржи простиралось до горизонта.

 Красует жито,  сказала Люда.

 Что?

 Цветёт. Колосья ещё до пояса не достают, не спрячешься.

Она вздохнула.

«А зачем во ржи прятаться?  подумал я.  Лес рядом».

 В лесу так не спрячешься, как в колосьях. Собака и та не унюхает. В жите хорошо лежать.

Она снова вздохнула.

Мы сели под кустом на краю поля, и тут же на велосипеде прикатил Валик.

 Возьми,  протянул он узелок Люде.

В нём действительно было нарезанное толстыми кусками сало, хлеб и зелёные перья лука. Люда разделила еду на троих, и мы все принялись жевать.

 Что в деревне?  спросила Люда, быстро разделавшись со своей порцией.

 Скоро за вами придут,  промычал Валик.  Уже солнце низко.

 Надоело всё,  сказала Люда.  Надо было в город уехать.

 В техникум?  спросил я.

Я знал, что она собиралась поступать в торгово-экономический техникум.

 В техникум осенью,  хмыкнула Люда.  Надоела деревня.

 Идут!

Валик подскочил, прыгнул на велик и умчался.

Люда взяла меня за руку и завела на несколько шагов в поле.

 Русалка, выходи!  послышался зычный голос Любы.

Мы вышли из жита.

Девчата взяли нас в круг и затянули песню:

Песня была длинная. Люда подпевала тонким голосом, как пшеница стояла, колоском махала, а её надо сжать, в снопы повязать, цепами обить, жерновами смолоть, проскурки испечь, в храм отнести и людей накормить.

На подходе к лесу девичье окружение рассыпалось, и я наконец очутился на свободе. Подкатил на велосипеде Валик.

 Садись!  крикнул он.

 А Люда?  спросил я, устраиваясь на багажнике.

 Сама дойдёт.

 Вы каждый год провожаете русалку?

 Уже почти никто из хлопцев не приходит. В этот раз ты попался

Да, в Липняках я попался в русалочьи сети. И то же самое произошло в пионерском лагере в Дагомысе.

Сегодня первый и второй отряды отправились в поход с ночёвкой.

 Ты тоже с нами?  спросил я матроса-спасателя Николая.

 А кто ж вас спасать будет?  удивился тот.

 Но мы же с палатками в лес отправляемся. Твоё рабочее место шлюпка.

 Не имеет значения,  махнул тот рукой.  Танька с Валькой тоже идут.

 Поварёшки?

 Ну да, кормить детей. Некоторых грудью.

Николай заржал.

 Я забыл, тебе которая нравится?

 Валька. У неё грудь больше.

Он опять заржал.

На мой взгляд, грудь Таньки была отнюдь не меньше, но я не стал развивать эту тему.

 Я первый раз иду с рюкзаком в лес!  призналась мне московская Катя.

 Лес никогда не видела?!  поразился я.

 Видела на даче в Фирсановке. Но там меня няня за ручку водила.

 Мы тебе дадим самый лёгкий рюкзак,  утешил я её.  Замуж надо выходить налегке.

 Замуж я пойду после школы,  поправила меня Катя.  В нашем лагере нет достойного кандидата, ну, кроме вас.

 Ишь ты!

Я осмотрел девушку с головы до ног. Она была хороша. Тонкая, стройная, с лукавым взглядом серых глаз. Пожалуй, в девках она не засидится. Но что мне до московской жизни, в своей минской разобраться бы. А там не всё было хорошо.

Наташка по-прежнему в упор не видела меня. Староста Светка родила ребёнка. Валера неустанно фотографировал Ленку.

 Ты почему свою Наташку не снимаешь?  спросил я.

 Ленка фотогеничнее,  ответил Валера.  Я с ней не один конкурс выиграю.

 В стиле ню?

 Ленка для портрета,  строго посмотрел на меня Валера.  Для ню у меня другие.

 Кто?  не отставал я.

 Кто надо. Ню только в Прибалтике можно выставлять. Я знаю в Литве несколько классных ребят.

 В Минске, значит, нет подходящих натурщиц?

 Они всюду есть,  махнул рукой Валера.  Ради хорошего снимка любая разденется. Но у нас другая традиция.

 Какая?

 Сельская,  ухмыльнулся Валера.  У меня после Теребежова отличная серия старух получилась.

 Ульяну тоже снимал?

 Ульяна, во-первых, не старуха, а во-вторых, она на тебя глаз положила. О чём вы с ней в хлеву шептались?

 Не в хлеву,  покраснел я.  Сам говорил, что она мольфарка.

 Вот именно,  подмигнул мне Валера.  Но я ухожу из фольклористов. Лингвистика гораздо перспективнее.

 А я?

 А ты оставайся. Диссертацию по каравайному обряду напишешь.

Этот разговор с Валерой состоялся перед моим отъездом в Сочи.

Здесь, в окружении целого табуна длинноногих пионерок, его предательство мне уже не представлялось роковым. Хочет в лингвисты пусть идёт. В конце концов, не всем докапываться до праязыка. И не всем вязать платья жёнам.

 Куда отправляемся?  спросил я в автобусе Володю, воспитателя второго отряда.

 В самшитовый лес,  ответил тот.

Самшита я никогда не видел. Но мало ли чего я не видел в свои неполные восемнадцать.

Я сел рядом с сочинской Катей.

 Занято,  сказала она.

 Кем?  удивился я.

 Анжеликой.

 Нет здесь никакой Анжелики.

 Она забыла купальник. Сейчас придёт.

 А зачем купальник в лесу?

Катя вздохнула и стала подчёркнуто смотреть в окно.

 Пристроится где-нибудь,  утешил я её.  Зато с тобой целый воспитатель сидит.

 Полвоспитателя.

 Почему пол?

 Практикант.

Всё-то они знают. И всё видят.

 Ну-ка, взгляни на меня,  приказал я.

Катя взглянула.

 Так я и знал,  кивнул я.

 Что знали?

Я видел, что Катя заинтригована до крайности, и держал паузу насколько это возможно.

 Что, что знали?  прижалась она ко мне горячим плечом.

 Так и обжечься можно,  отодвинулся я.  Глаза у тебя русалочьи.

 Ну-у  разочарованно протянула Катя.  У Анжелки они совсем чёрные.

 У русалок прозрачные, я это на проводах русалки видел.

 Где?

 Так у нас обряд называется. Про фольклор слышала?

 Нет.

 Ну да, откуда в Сочи обряды, здесь одни курортники.

 Мне бабушка всё время говорит, что я русалка. Такого, как вы, запросто утоплю.

Катя пренебрежительно махнула рукой.

К счастью, автобус тронулся, и наш диспут закончился. Начался поход.

Мотор автобуса надсадно выл на серпантине, забирающемся в горы.

«Хорошо, что мы едем на автобусе, а не идём пешком»,  размышлял я, глядя в окно.

 Пешком я бы вообще умерла,  сказала Катя.

«Она что, мысли читать умеет?»  подумал я.

 Конечно,  фыркнула Катя.  Все русалки умеют.

 А ещё что?

 Скоро узнаете.

Она снова фыркнула.

Я сделал вид, что мне это не интересно.

 Познакомите меня с Пиратом?  искоса посмотрела на меня Катя.

 Ещё чего!  теперь фыркнул я.  У него таких, как ты, целый пляж.

 Я знаю,  Катя вздохнула.  А с Саней?

 И с Саней нельзя. Испортишь мне парня.

Катя хихикнула. Похоже, моя мысль ей понравилась.

 Я вам взамен Анжелку отдам,  сказала она.  Она хорошая. К тому же армянка.

 Армянка?  теперь я искоса посмотрел на неё.

 В Сочи полно армян,  пожала плечами Катя.  И у вас в Хадыженске.

«Откуда она знает про Хадыженск?  подумал я.  Я вроде никому не говорил о нём».

 Спасателю говорили,  усмехнулась Катя.  Анжелка в сто раз лучше этой поварёшки.

«И про Таньку знает!  в очередной раз поразился.  Ну и девица»