И насчет махрового критика Новиков навел справки. К тому времени бывший сердцеед уже лет десять как умер. Рассказывали, что порядочная сволочь, выслуживался, на том и сделал карьеру. И насчет Синявского с Даниэлем, и насчет Солженицына, и даже Любимова и Нуреева про всех писал и ничего, в перестройку перестроился и стал очень даже прогрессивным.
К семидесяти он устал, Новиков, устал. Усталость накапливалась долго, давно, но вот как-то сразу Тело еще оставалось крепким, но душа С душой явно творилось неладное. Жизнь, можно сказать, прожита зря пустая жизнь ничего после него не останется. И Ольга Николаевна не та, чужая, всегда была чужая. И сил нет разойтись, да и незачем
Вчера только уехала в Германию выступать. Не попрощались, как чужие
Но если подумать, то и сказать-то ей нечего. Эгоцентрична, только о себе и говорит. Но и ему, Новикову, нечего. Все оказалось не то. Все, что происходило после Литинститута. И писал не то, так ведь и не дали бы написать то. Но и не знал, не умел. Вот Лиля, она знала. Тут не как писать главное, это многие умеют: излагать свои маленькие мысли. Тут ведь что писать. Вот что важно, о чем, что ты есть сам.
Все промелькнуло, очень быстро промелькнуло. А роман не дописан. И сил нет. И вдохновения нет. И читателей нет. Люди перестали читать. А зачем? Кто такие писатели, чтобы поучать? Литература жалкое подобие жизни
Из пены сирени рождается лето,
из первого слова строка
Юрий Матвеевич оторопело посмотрел на бумагу. Это Эльмира Антоновна постаралась. Подсунула. Старая дева терпеливо читала все. И иногда находила бриллианты из сора, из почты, из самотека.
Новые, молодые ее не заменят. Им скучно это все. У них нет этого адского терпения. Этой любви
А стихи хороши. Кто она, эта незнакомка из Сызрани? Молода? Красива? Печаталась? Что она слышала о нем, Новикове, в своей тихой провинции? Быть может, он для нее бог? Может, она думает, что в Москве живут боги? Гении? Что в Москве нет ни интриг, ни сплетен, что там особенные люди? И он, Новиков, особенный, что к нему ничего не пристало? Не слышала здешних шепотков?
Новикову хотелось, чтобы она была красива. Чтобы не замужем. Чтобы
Он знал, что все это глупо, что все поздно, что ничего из этого не выйдет, что он не избавится от Варвариной, но Он не мог запретить себе мечтать.
Начать все сначала. Пусть он недостоин, пусть стар, пусть совсем не хороший человек. Грешен. Но другие разве лучше?..
Все заново. Все с чистого листа. Новикову непременно захотелось ее увидеть
Больше ничего. Увидеть. Такие стихи!
Следовательно, душа у нее нежная, тонкая, поэтическая. Это вам не камни, фарцовщики, битники, хипстеры Не брутальная проза Ольги Николаевны.
Возвышенная натура. Быть может, одинокая. Как он, Новиков.
Будем печатать, распорядился Юрий Матвеевич и, чего никогда не делал, сам написал незнакомке:
«Ваши стихи произвели огромное впечатление. Должен сознаться, я давно не испытывал ничего подобного. Планируем напечатать их в ближайшем номере. Просьба срочно прислать Вашу фотографию и Вашу краткую литературную биографию. И, если можете, пришлите еще стихи».
Юрию Матвеевичу хотелось узнать о ней как можно больше, прежде всего, замужем ли она и сколько ей лет. Он долго сидел над письмом, но спрашивать напрямую казалось неприлично, и он не решился. И само письмо получилось слишком деловое, сдержанное. Он хотел бы написать совсем иначе, но не знал как.
Ответ пришел на следующий день. Удивительно, но все это время Юрий Матвеевич, чего никогда с ним не случалось, испытывал сильное волнение, он, словно мальчишка, ждал ее ответ, мечтал о ней и сам же смеялся над собой. И опять-таки, сам же и поставил себе диагноз: влюблен. Но вовсе не так, как влюбляются мальчишки, бескорыстно и бездумно. Он влюблен был от одиночества, от неустроенности собственной жизни, от того, что до сих пор жил не так, как бы ему теперь хотелось. От того, что Ольга Николаевна не любит его, да и не любила, она вообще не умеет любить, и он тоже не любит ее. Когда-то был секс, но давно закончился, превратился в медицинскую процедуру.
Вот прожил жизнь, а никого. Многие из окружающих зависят от него, он окружен уважением и почетом, казалось бы, все у него в порядке, известный литератор, а Если посмотреть правде в глаза не нужен никому. Умрет, и на следующий день забудут.
Вот прожил жизнь, а никого. Многие из окружающих зависят от него, он окружен уважением и почетом, казалось бы, все у него в порядке, известный литератор, а Если посмотреть правде в глаза не нужен никому. Умрет, и на следующий день забудут.
Юлия Савченко так звали поэтессу из Сызрани прислала, как просил Новиков, фото и биографию. И еще письмо. Очень вежливо благодарила и обещала прислать новые стихи. И не только стихи, но еще и эссе о ныне здравствующих и ушедших поэтах. Одно эссе про Фета она вложила отдельным файлом. Новиков прочел и был потрясен: Фет и Мария Лазич, смерть девушки, страдание и несчастная, безвыходная, трагическая любовь он, конечно, все это знал, но как она написала!..
Чуть успокоившись, Новиков почувствовал легкую досаду за ее романтический взгляд. Фет вне критики, святой? Сентиментальный, рассудочный немец. Немецкая кровь. Довел девушку до самоубийства и пишет. Страдает. «А сам, сам? Новиков почувствовал отвращение к себе. Тоже немец?»
Одно было очевидно, что Юлия не простая провинциалка, не просто стихи пишет, как другие. Однако ее не слишком печатают. И что в провинции она страдает от невостребованности. «Проблема небольших городов там нет места большому таланту. Оттуда бежать нужно», Новиков не знал, должен ли он радоваться или печалиться.
Но, главное, фото. Юлия оказалась красива. С золотыми кудрями, с голубыми глазами, с чуть вздернутым носиком. Тонкие наманикюренные пальцы держали микрофон. Так хороша, что Новиков почувствовал стеснение в сердце. Услышал голос: чистое серебро. Представил, как она читает. На фото ей лет тридцать пять сорок. А может, меньше. Но Это могло быть старое фото.
Из биографии Новиков выяснил, что она журналистка и автор четырнадцати книг. Наверное, не очень молодая.
«Чего ты хочешь, Юра? спросил он себя. Чтобы ей было двадцать лет? Или двадцать пять?»
Нет, двадцать лет было бы слишком. Он не мог представить, что станет делать с двадцатилетней. Тем более сейчас они совсем другие. Прагматичные. А он не олигарх
Лет сорок-пятьдесят, или чуть больше, было б идеально для него. В бальзаковском возрасте женщины в самом соку. И без предрассудков
Про мужа она не упомянула. Да и с какой стати? Юрий Матвеевич залез в интернет и долго искал с интернетом он был на «вы». Наконец нашел Юлию Савченко. Среди Савченко с именем Юлия имелось аж три поэтессы, но свою Новиков узнал сразу!
Любовь не когда прожигает огнем,
когда проживают подолгу вдвоем,
когда унимается то, что трясло,
когда понимается все с полусло
Любовь когда тапочки, чай и очки,
когда близко-близко родные зрачки.
Когда не срывают одежд, не крадут
Во сне укрывают теплей от простуд.
Когда замечаешь: белеет висок,
когда оставляешь получше кусок,
когда не стенанья, не розы к ногам,
а ловишь дыханье в ночи по губам.
Любовь когда нету ни дня, чтобы врозь,
когда прорастаешь друг в друга насквозь,
когда словно слиты в один монолит,
и больно, когда у другого болит.
Сомнений у Новикова почти не оставалось. Едва ли такое можно придумать! Он почувствовал зависть, потому что у него никогда ничего подобного не было. Были женщины, много, а не было
Но ведь такая не изменит, не уйдет от мужа, не кинется на шею другому оттого, что он главный редактор. Тем более бездумно. Ни за какие коврижки. Она, может, и в своей Сызрани сидит из-за мужа. Она не уедет в Москву, будет охранять свое гнездышко. Своего
Но кто же он, этот счастливчик?
Счастливчик? Однако:
Твой бедный разум, неподвластный фразам,
напоминает жаркий и бессвязный
тот бред, что ты шептал мне по ночам,
когда мы были молоды, безумны,
и страсти огнедышащий Везувий
объятья наши грешные венчал.
Во мне ты видишь маму или дочку,
и каждый день подарок и отсрочка,
но мы теперь навеки визави,
я не уйду, я буду близко, тесно,
я дочь твоя, и мать, сестра, невеста,
зови, как хочешь, лишь зови, зови
О ком это она, о муже? Новиков не решился спросить. Он знал: все со временем разъяснится.
В конце года, то есть всего через пару месяцев, лучшие авторы журнала выступали на радио, и Юрий Матвеевич пригласил Юлию в Москву. Сам. Лично. Он жаждал ее увидеть! Услышать! Новикову плохо было одному
В это самое время у Ольги Николаевны вышла новая книга, и на книжной выставке ее торжественно презентовали. Во главе стола сидела сама Шуткина, в неизменных черных очках и в черных, без пальцев, перчатках. Новиков обязан был присутствовать, но один, один Верно говорят, что одиночество особенно тяжко на людях. Между тем Юрий Матвеевич тихо начинал ненавидеть Шуткину: от нее зависело напечатать новиковские рассказы и тем самым пропустить Новикова в классики.