Я извинилась, ну что ещё? Всё как-то Да перестань же!
Но я довольно ловко расстегнул пуговицы на её джинсах Как давно я не касался того, что там запрятано
Ну ты что?! Таня попыталась оттолкнуть мои руки. Ты хочешь, чтобы я ушла?!
Уйдёшь, я закажу его! сказал я очень тихо, но очень ясно, и близко глядя ей в глаза.
Что?!
Я не повторяю, сказал я. Останься сегодня и пойдёшь к нему завтра. Более того, я сделаю всё, что ты попросишь, как не делал до сих пор. Я не помогал тебе с Куриловым и Вальдауфом, ты не просила. Но я помогу этому, чем он занимается? Музыкой? Ротации-чертации, через месяц его группа будет на вершинах хит-парадов. Хочешь?
Я засунул ладонь ей в джинсы, мягенькая шёрстка примялась жесткими штанами, а трусики из тонкого шёлка
Марк ну ты что?.. она не дала мне продвинуться дальше.
Я отпустил её. И снова подошёл к мини-бару.
Или останься сама, или я напьюсь и
Ну перестань! Что за блажь?
Блажь?! Ну, может и блажь, пусть блажь! Но или ты ляжешь в постель, или он ляжет в гроб.
Ты дурак, что ли? Обольститель, тоже мне
Да я не умею обольщать, чего там, я пожал плечами. Мне не приходилось. Тебя вот в жёны заманил, а ты сестрой сделалась мне. Я больше не могу.
До сих пор мог, а теперь
А теперь не могу! И ты обещала, если мне станет невмоготу, ты ты обещала мне. Ты помнишь?
Я налил виски, но не пил, поболтал тающим льдом по стенкам.
Вот так ты хорошо сам не захочешь! разозлилась Таня.
И со злостью сбросила кеды, блузку и стащила джинсы вместе с трусиками, оставшись в облачении из своих чудесных волос. Белая кожа, белые волосы, они подсвечивают её тело, даже чисто эстетически это очень красиво, очень, как будто она изысканный цветок, магнолия, к примеру «Сам не захочешь», ну-ну
Что дальше? Здесь?.. Или, как ты приказал, в постель лечь? вздрогнув ноздрями, спросила она, бледнея, губы при этом странным образом стали ярче.
Тань, я не знаю, я девственник в этом смысле, сказал я, пожав плечами, и искренне веселясь её злости.
Таня тут же почувствовала это и, вздохнув, провела по волосам, успокаивая свой гнев.
Слушай, ну что мы как эти, какой-то цирк Марк, ну это смешно попыталась она.
Ты думаешь, мне смешно? я расстегнул брюки и показал ей, что мне вовсе не до смеха.
Тьфу! её злость сама по себе так мила и забавна, что за одну эту нашу перепалку я бы влюбился в неё.
Махнув рукой, Таня направилась в спальню. Когда я вошёл вслед за ней, она откидывала покрывало с постели, приятно было любоваться грацией её обнажённого тела, игрой мышц под кожей. Какого чёрта я не должен этого хотеть? Потому что когда-то по дурости пообещал? От любви и пообещал дурак, всегда остаёшься в дураках, как только открываешь душу
Таня, зло взглянув на меня, улеглась на свою половину, потом вспомнила, завернула жгутом волосы и просто легла на спину, не накрываясь.
Пожалте, барин, сказала она, а мне был виден пульс, бьющийся точкой между рёбер и над солнечным сплетением, до которого почти доходил тонкий-тонкий шрам, отсюда с трёх шагов его не видно, я просто знаю, что он там есть. Когда-то на мой вопрос об этом она соврала мне, что сделала себе грудь, и шрам остался от операции, я верил недели две, а потом Платон рассказал мне, что в детстве её оперировали на сердце, и долго хохотал над её выдумкой, утирая слёзы с длинных ресниц
Я тоже обнажился и подошёл к изножью постели.
Что могу делать, что хочу?
Что хотите, ваше сиятельство. Надеюсь только, не сожрёте
Ну, это может быть
Думаю, Таня рассчитывала охладить мой пыл, залить водой своих лягушачьих шуточек и подколок, но меня они только распаляли, как всегда возбуждали её остроты. Мне не хотелось набрасываться. Мне почти двадцать восемь и я никогда не занимался нормальным сексом, какая теперь могла быть спешка? Особенно, когда я «сиятельство» и «барин», думаю, назови она меня скотиной, я повёл бы себя именно, как скотина, а сиятельству пристали изысканные ласки
Незачем описывать то, что знают и делают нормальные люди и чего не знал прежде я, что это значит, впервые упиться тем, чего так долго хочешь, желать выпить до дна, думая о том, что, возможно, тебе больше не получить того же, вот о чём я думал, приступая Но я сразу забыл обо всём, как только ощутил аромат её кожи
Наверное, есть вещи, которых стоит ждать и желать долго, чтобы почувствовать до конца их волшебство. Да, я никогда этого не делал, да я вообще мало что делал, но если в прошлом мне приходилось действовать рассудочно, или подчиняться желаниям других, о чём я не хочу больше помнить, то теперь моё тело само всё знало и вело меня
Наверное, есть вещи, которых стоит ждать и желать долго, чтобы почувствовать до конца их волшебство. Да, я никогда этого не делал, да я вообще мало что делал, но если в прошлом мне приходилось действовать рассудочно, или подчиняться желаниям других, о чём я не хочу больше помнить, то теперь моё тело само всё знало и вело меня
Платон сказал мне как-то вскоре после знакомства с Марком:
Тебе не кажется, что он любит тебя как-то как-то слишком?
Слишком?
Слишком сильно.
А так бывает? засмеялась я.
Танюшка, я не шучу, такая страсть может граничить с одержимостью.
Вовсе он не одержимый, не выдумывай, мне хотелось защитить Марка немного, всего объяснить я не могу, но хотя бы попытаюсь. И никакой страсти, мы ну в общем, даже не спим вместе. Мы друзья.
Это напрасно. Надо спать, даже если не хочешь, иначе он и правда свихнётся на тебе, серьёзно сказал Платон. А не хотела его, зачем замуж шла? Ох чудишь ты, Татьяна
Однако Платон был сам достаточно сведущ, да и круг его общения настолько обширен и только увеличивался, что до него через некоторое время дошли россказни о Марке. Он сказал об это мне, глядя внимательно, хотел понять, видимо, знаю я или нет.
Господи, Плато-он, протянула я.
Нет, я понимаю, ты из самых правильных меркантильных побуждений вышла за него и не прогадала, конечно, но Чего он влюбился-то тогда? Платону было так странно это всё и не укладывалось в его схемы, в которых он жил и смотрел на мир, и которые, кстати, он не применял к самому себе, как и все люди: для всех одно, а «я же особенный человек».
Ну я тоже его люблю. И даже очень.
Ой, да ладно, заливать-то! скривился Платон. Он для тебя как котик со сломанной лапкой. Причём здесь любовь?
Как это причём? При всем том же.
Платон посмотрел на меня, качая головой.
Это не игра. Лучше порви с ним сейчас.
Я не могу. Марк мне тоже нужен, как и я ему ну что рассказывать ему про эту дурость с Боги и Вальдауфом, чтобы он цокал языком и смотрел проницательно, потому что знает немного больше обо мне, чем другие? Чтобы пенял, как я неправильно веду себя? Ну а как правильно, Платон?! Как ты? Ты сам знаешь, что всё сделал неправильно с собой
Этот разговор был почти четыре года назад, и вот сегодня я вспомнила его, потому что Марк и, правда, слишком уж любил меня, особенно, если учесть, что во мне нет ответной страсти и желания, его чувства сразу обременили меня, и добро бы в истинном смысле, а так получалось, я будто снисхожу И почему я ввязалась когда-то в эту его аферу с женитьбой? И почему поверила, что он не станет испытывать ко мне обычных чувств? Но ведь тогда так и было. Даже на свадьбе ещё так и было И после все пять лет мы жили так счастливо, как мало кто, думаю, живёт, в полном согласии и взаимопонимании. Поэтому я и привела сюда Володю, не сомневаясь ни мига в том, что Марка это никак не заденет. Как я сглупила, всё забыла в своём спокойном благословенном существовании Ох, какое наказание
Но теперь мне хотелось сказать ему: «Нет во мне никакого сокровища, я такая же, как и все», но откуда ему знать, какие все Вот такая ответственность легла на меня
Он кончил со стонами и едва ли не со слезами, это оказалось так трогательно и возбуждающе, что и меня вытолкнуло будто куда-то в небо, ослепляя и оглушая горячими волнами нежности к нему. И, едва он смог открыть глаза, задыхаясь и с клокочущим сердцем, которое ещё било меня в грудь тоже, будто расталкивая моё, пытаясь разбудить, заставить биться, не понимая, что оно холодно, оно мертво, спросил:
Т-те-ебе х-ха-а-ра-шо? Х-хоть не-ем-ного?..
Вместо ответа я поцеловала его, потому что да, было хорошо, как он сам говорит, чистая физиология, но мне-то хотелось думать, что я нормальный, одухотворённый человек, живу душой, не телом. Оказалось, тела намного больше
Поцеловала до этого она позволяла мне целовать себя, не противилась, но не целовала. И оказалось, что и о поцелуях я ничего не знаю, вернее, не знал. Вот когда я вполне овладел ею, не раньше, но теперь, когда она, прикрыв веки, касалась моего рта губами и языком так горячо и нежно, что мир завертелся передо мной, снова скручиваясь в тугой жгут желания и разливаясь морем счастья. Вот почему ты никогда не целовала меня, знала эту тайну, настоящие поцелуи это золотые ключи от всех райских врат
И ещё одно я понял, что Бог, несомненно, мужчина, потому что создал женщину такой: бесконечный источник наслаждения. И почему мне не открылось это прежде? И почему я не видел в женщинах ничего притягательного? Впрочем, я не видел и в мужчинах я вообще ничего этого не видел.