Теперь впору было заёжиться Алесю. Главное в нынешнее окаянное время работа. И хлеб свой он зарабатывает честно, никого не ущемляя и не обижая. Да разве Филька этого не понимает? Горячится просто.
Давай-ка дёрнем по стремянной, предложил Алесь, и помолчим. Это была мудрая уловка, придуманная ещё Фаиной Иосифовной. Она отвечала за развитие художественной самодеятельности ребят. Бывало, соберутся они на спевку в столовой, расшалятся, разгомонятся не успокоить. Тут Фаина Иосифовна и предложит: «Давайте закроем глазки и минуту-другую помолчим. Подумаем о чём-нибудь хорошем. Чёк-чёк-чёк губы на крючок». Не с первого мгновения устанавливалась тишина: кто-то простонет, кто-то прыснет в ладони, кто-то вздохнёт в тоне умирающего. Но потом воцарялось такое безмолвие, что можно было услышать биение собственного сердца. И долготу беззвучия она просчитывала умело: ни короче, ни длиннее в самый раз: «Ну вот, теперь вы поняли, почему молчание порой считают золотом?»
Ночью у костра для дум глаза не закрывают. Напротив, смотрят на огонь или в звёздное небо. И то и другое волшебное, никогда не назойливое диво, вызывающее светлую тоску о чём-то великом и совершенном. Огонь и небо настраивают на раздумья.
Над дальними сопками уже означивалась утренняя заря. Небо светлело и гасли звёзды. Близился новый день. Час-другой, и явятся краски и звуки рассвета, сливаясь в один торжествующий гимн жизни. Единый и неизменный для всех тварей земных: здоровых и немощных, сильных и слабых, добрых и злых, созидающих и рушащих. Зовущий к славе, а не позору всего сущего, к единению, а не распрям, к объятиям, а не поторчинам. Утверждающий самую величайшую ценность Земли жизнь! Растений и животных, птиц и насекомых, камней и воды, и венца её Человека. Жизнь, не поделённую Творцом на «свою» и «чужую».
Первым оборвал молчание Филипп.
Хочешь, Алеська, я угадаю, о ком ты думал?
Давай.
Обо мне.
Верно. Как ты догадался?
Потому что я думал о тебе. И скажу сразу: жить в город с тобой не поеду. И устраивать меня на хлебную работу не надо. Не желаю, как ты, быть окольцованной птицей. Я уже приколтался к жизни такой, к этим брошенным людям прикипел. Я не смогу без них. А они пока терпят, наверное, без меня. Я смирился с обстоятельствами.
Препакостное, конечно, состояние смирения. А, точнее, утопающего.
Что ты имеешь в виду?
Я тут прочёл записную книжку матери Марии, написанную ещё в тридцатых. Там запомнилась одна фраза: «Есть два способа жить: совершенно законно и почтенно ходить по суше мерить, взвешивать, предвидеть. Но можно ходить и по водам. Тогда нельзя мерить и предвидеть, а надо только всё время верить. Мгновение безверия и начинаешь тонуть», процитировал Алесь.
Сильно сказано, Филипп шлёпнул ладонью об ладонь. Покуда мы с тобой по водам ходить даже и не пытались, то, наверное, и начинать не стоит. Будем помалеху пускать пузыри. Спасение утопающих дело рук самих утопающих.
Будем жить, Филя, пока живется.
Костёр догорел. Потянуло волглостью предрассвета.
Ну, пора ехать.
А может, прикемаришь малость? У меня спальные мешки есть будь спок!
Боюсь опоздать на работу: Салипод этого не терпит.
А гаишников не боишься? Как-никак после этого, Филипп щёлкнул по горлу.
Королевскую рать они сами боятся! улыбнулся Алесь.
Он вручил Филиппу клочок бумаги с домашним адресом и телефоном. Уже оседлав мотоцикл, спросил:
А всё-таки, зачем тебя навещал губернатор?
Догадаться не трудно: скоро выборы, прошёл слух, что я собираюсь выдвигать свою персону в кандидаты. Он заопасался.
Верится с трудом!
Ничего удивительного! обиделся Жмыхов. За мной немалая сила! Как говорят американцы, президентом страны можно избрать и дохлую крысу, были бы деньжата. Только на кой чёрт мне это нужно? Для куражу только!
Правильно, друг. Ну, до встречи!
Алесь запустил мотор.
В Лесогорской области началась кампания по выдвижению кандидатов в депутаты областной думы. Салипод собрал совещание глав районных администраций, правоохранительных органов и средств массовой информации. Всем раздали заранее согласованные с губернатором списки людей, которых необходимо выдвигать. Салипод выступил с речью, в которой напрямую выражалось его желание видеть во властных структурах товарищей, полностью поддерживающих деятельность областной администрации. Прозвучали и хорошо затуманенные, но понятные угрозы непослушным.
По северным районам баллотировался один из лучших друзей Салипода Гарик Бахчинян, главный врач курорта Кислые ключи. За его безопасность в намеченной первой встрече в селе Осикта Заурбеков назначил Штефлова. Алесь принял это с неподдельной радостью: появилась возможность повидаться со Степаном Гекчановым, которого он не видел с тех пор, как их разделили в плену у афганских моджахедов.
Для полёта в Осикту Салипод дал свой служебный вертолёт. Его загрузили ящиками с водкой. Бахчиняна сопровождали два личных охранника-амбала с внешностью аборигенов кавказских гор. Это тоже порадовало Алеся: меньше заботы о безопасности кандидата.
На аэродроме Осикты Алеся встретил Степан. Они обнялись и долго стояли не разнимая рук. Договорились встретиться в доме Степана после собрания. Бахчинян принадулся: почему это глава местной администрации бросается навстречу охраннику, а не ему, будущему законодателю области?
Он мой брат. И мы давно не виделись, обрезал Степан.
Брат это святое, согласился Бахчинян.
Накануне прилёта гостей по местному радио передали информацию о предстоящем собрании в клубе села. Всем участникам обещали хорошие подарки. Селяне догадывались какие и повалили в клуб. Зрительный зал оказался забитым до отказа. Те, кому не досталось мест, стояли в проходах между рядами, расположились на полу перед сценой. Охрану здания снаружи и внутри несли сотрудники милиции, собранные со всех посёлков района. Они знали: лучшего друга Салипода надобно беречь от разных неприятностей не хуже самого губернатора. Случись что потеряешь не только должность. Амбалы Бахчиняна заняли посты за кулисами сцены. Алесь встал у входной двери в зрительный зал, справа от сцены.
Степан Гекчанов представил гостя, не отрывая глаз, прочитал листовку с его хорошо отредактированной биографией с такими фактами из патриотической жизни, что впору баллотироваться и в президенты! Люди слушали, позёвывая, нетерпеливо ожидая конца собрания, ибо за ним и следовало самое приятное.
Заранее подготовленные участники задали Бахчиняну несколько острых вопросов на тему экономической, политической и культурной жизни. Бахчинян отвечал чётко, слаженно, иногда задумываясь, чтобы произвести впечатление человека знающего и мыслящего. На таких фарсах Алесю приходилось присутствовать многократно, и он заскучал от привычной агитационной трескотни.
Вдруг дверь в зрительный зал приоткрылась, и вошла стройная юная девушка в голубом спортивном костюме. Сидящие на первом ряду молодые парни вскочили, как по команде, наперебой предлагая ей своё место. Она села на самый крайний стул, а счастливый (явно воздыхатель!) опустился на пол возле её ног.
Девушка бросила пристальный взгляд в сторону Алеся. И он, словно почувствовав это, стал смотреть на неё, уже ничего не видя и не слыша вокруг.
Корона густых чёрных волос, заплетённых в косу, венчала её головку. Облик был таким, что навёртывались на определение только слова ласковые, в уменьшительном значении: фигурка, ножки, плечики, грудка, ушки, носик, губки, подбородочек, лобик. Расстояние не позволяло рассмотреть её глаза. Тонкие, точно нарисованные тушью, бровки крылато взлетали от переносицы к вискам. И к этому разлёту, подрагивая, точно бабочки крылышками, прилегали длинные чёрные ресницы. Красота девушки была природной, не требующей ухищрений, позволяющих облапошивать вожделенные очи мужиков.
Она заигрывала взглядами: «Облизывайся, облизывайся, старый котяра. Тебе ничего другого и не остаётся!»
Какие будут предложения?
Сидящие в зале зашептались, запереглядывались друг с другом. По советскому времени помнили: где-нибудь в глубине рядов поднимался человек, обычно передовой охотник-промысловик или оленевод, и, упершись неотрывно глазами в бумажку, написанную и подсунутую ему организаторами собрания, прочитывал «свои соображения» и предлагал заранее определённую и одобренную партийными органами кандидатуру.
А я предлагаю нашего главу Гекчанова Степана Васильевича.
Ожидания не обманули участников собрания. Но человек, выкрикнувший это, даже не поднялся с места. Может быть, знал, что в таких случаях надобно обязательно выдвигать ещё кого-то для конкуренции, а может быть, его подговорили.
В зале не было ни одного промыслового охотника или оленевода, которые, после крушения великой советской страны, на первоначальной стадии криминального капитализма не поступались бы не только законами нового государства, но и тайги. Всё определялось исторической фразой новоиспечённого президента: хапайте столько свободы, сколько можете проглотить! Хапать и глотать оборотистые люди продолжали и по сей день. Бахчинян пришлый, помаячит на этом вечере и смоется. И никогда сюда больше не заглянет. Степан, конечно, свой человек, правдолюбец, строжец. Но из его честности кухлянку не сошьешь. Он и в нынешней-то должности укороты даёт, а как в думе определится? Что тогда?