Один? Или с другом?
Нет, друг остался дома, нельзя было оставлять квартиру без присмотра. Плюс у него домашняя питомица недавно ощенилась, бегала в панике по всей квартире и пыталась перепрятывать своих детей, ее было не бросить. По пути пару раз за мной гнались какие-то недоумки, но отставали, когда теряли из виду. Я же проворный, прятался от них за деревьями или за домами!
Я невольно испытала приступ уважения к Нике: погонись за мной кто на темной улице да меня бы просто парализовало от ужаса.
Хуже всего было в вашем подъезде, продолжал он свой отчет. Дверь-то оказалась распахнутой настежь, с ней проблем не возникло, но на третьем этаже орали, дрались, ломились в квартиры, а лифт где-то стоял заблокированным. Пришлось прикинуться таким же, как они, орать и материться, пока не пробрался мимо. Дверь в вашу квартиру была приоткрыта, и я до смерти перепугался. За тебя, Саввушка.
Замолчал, тяжело и протяжно вздыхая. Я выждала немного, потом спросила, заранее обмирая:
И что там было?
Еще один тяжелый вздох.
Ну, сперва мне показалось, будто все в порядке. Я не стал вламываться, скромно позвонил и ждал на пороге. Почти сразу в прихожую вышел твой отец и нормальным голосом спросил, что мне нужно. Напрягло только то, что его не удивила открытая дверь и вопли из подъезда. Я попросил позвать тебя, он сказал, что сейчас разбудит, но ушел в сторону кухни. И долго ничего не происходило, я успел снять куртку, разулся. Потом не выдержал, подошел на цыпочках к двери кухни он прикрыл ее за собой и немного послушал.
Пауза.
И что? сквозь клацанье зубов спросила я.
Они там шептались, твои отец и мать. Очень быстро и тихо, ничего нельзя было разобрать. Как будто обсуждали, съесть меня сырым или лучше все же подрумянить. Мать твоя иногда как-то всхрапывала, как будто смеялась. И сразу ойкала может, он бил ее или щипал, чтобы потише себя вела. Я пробежал к твоей комнате, заглянул туда, в ванную, в общем, убедился, что тебя в квартире нет. А потом выскочил из квартиры, только куртку схватил и ботинки, обулся уже в подъезде. Ну, дальше ты знаешь.
Я молчала, переживая всю эту жуть, в голове стоял шепот отца и матери, который я сама слышала совсем недавно. Нервы не выдержали, я затряслась и тихонько завыла. И даже не вырвалась с руганью, когда Ника обнял меня за плечи.
Саввушка, ну что ты, все уже позади
Ничего не позади, сквозь всхлипы пробормотала я. Они и сейчас там тоже шепчутся. Вроде стараются вести себя нормально, но ничего у них не выходит.
Миленькая моя, хорошая, ну не может же сильное отравление разом взять и пройти! Хуже бы было, если бы они все сейчас валялись в нашей больнице и врачей бы не хватило всем помочь
Да не верю я в версию отравления! закричала я, все же выползая ужом из немилых объятий. И еще я слышала, как отец Лили сказал, что такое случалось уже в нашем городе двадцать пять лет назад. Тогда тоже говорили про отравление, но он сам так не считает, по-моему, а ведь дядя Лев врач.
Ника скосил на меня свои выпуклые, чуточку песьи глаза, посмотрел как на несмышленыша.
И что с того? Массовые отравления случай не редкий, а четверть века назад вообще были трудные времена, люди ели что ни попадя.
Мне наскучило спорить и торчать на улице, где мимо нас то и дело проходили странные компании и личности. Ничто не говорило о том, что сегодня обычный будний день. Я хотела к Лиле, в тепло и уют моего почти второго дома, оставалось лишь как-то избавиться от Ники.
Слушай, глупо тут стоять, еще привяжется кто. Пойдем к Лильке?
Я хорошо знала, что делаю: в последнее время отношения Ники с моей подругой испортились вконец.
Не собираюсь и тебе не советую, поморщился парень. Знаешь, я ведь тоже могу о тебе отлично позаботиться. А у Гальперов бывала бы ты пореже, что ли
Что?! я даже ушам своим не поверила. Ты мне указываешь, где бывать?! Да по какому праву, черт возьми!
Ника и сам вроде смутился, вскинул обе руки, сдаюсь, мол. Но следующие его фразы прозвучали вполне твердо и продуманно:
Просто мне не безразлична твоя жизнь, Саввушка. А твоя Лиля она красотка, конечно. Таскает тебя в своей свите, умышленно понижает твою самооценку
Чувствуя, что меня колотит от бешенства, я нанесла ужасный удар:
Но пока не настолько понизила, чтобы я разговаривала тут с тобой хоть еще мгновение!
Ника заморгал, приоткрыв рот, глаза тут же сделались беззащитными и потрясенными. Но мне некогда было любоваться произведенным эффектом я прямо по лужам шагала к дому подруги. Через мгновение Ника догнал меня, молча пошел рядом. Да он что, вообще непробиваемый?
Но пока не настолько понизила, чтобы я разговаривала тут с тобой хоть еще мгновение!
Ника заморгал, приоткрыв рот, глаза тут же сделались беззащитными и потрясенными. Но мне некогда было любоваться произведенным эффектом я прямо по лужам шагала к дому подруги. Через мгновение Ника догнал меня, молча пошел рядом. Да он что, вообще непробиваемый?
Провожу, чтобы никто не привязался, сквозь зубы просипел он на мой невысказанный вопрос. Тут у него зазвонил мобильник и это избавило меня от необходимости отнекиваться, ну пускай его идет рядом, еще до конца беседы я буду у нужного парадного.
Вот как? Не, на мой взгляд, хорошая идея, полностью за, против желания слушала я голос Ники. Со мной тут Савватия, да, мы вместе, я метнула на него разъяренный взгляд, и сейчас мы рядом с домом Лили Гальпер. Да, поговорю с девчатами, заметано.
Он договорил и без спешки вернул телефон во внутренний карман куртки, вынудив меня все же задать вопрос:
Это кто был? И что за идея?
Что? Ты со мной разговариваешь теперь?
Боже, как же я ненавижу эти штуки! Сделала большой и решительный шаг вперед, но Ника поймал меня за капюшон куртки.
Ну, прости, Сав, не злись на меня. Это Вовка Тобольцев звонил, просит всех как можно скорее собраться в институте.
Зачем?!
Ну, есть у него идея, не лишенная смысла, скажем так. Но он толком ничего не пояснил. В любом случае, как говорится, не стоит отделяться от коллектива, особенно в трудные времена.
Я презрительно хмыкнула: слово «коллектив» для меня ничего не значило, это что-то из поколения моих родителей. Ника протянул руку к железной двери парадного, но она сама распахнулась, едва не стукнув его по лбу, оттуда в своей стремительной манере выпорхнула Лиля, широко распахнула на нас глаза и защебетала:
О, привет, Саввочка, я к тебе решила забежать, а вы чего тут вдвоем делаете?
Староста просит всех собраться в 102-й аудитории для важного разговора, глядя в сторону, все же ответил ей Лучкин.
Какой еще староста? А, Вовка-то. Лиля не смогла сдержать довольной улыбки Тобольцев входил в число ее самых верных поклонников. Ну, почему бы не сходить, может, нормальные новости узнаем, а не ту брехню, что по ящику гоняют весь день. Ты пойдешь, Сав?
И мазнула взглядом по моим окнам. Я тоже на них глянула и, хотя все выглядело мирно, меня сотряс озноб. Скоро ли смогу по-прежнему без страха и опаски вбегать в родное парадное?
Пойду, вздохнула я. Мне без разницы было, что делать, лишь бы оттянуть возвращение домой и поменьше думать о родителях.
Путь к институту оказался далеко не таким простым, каким должен бы, учитывая, что ходу-то всего четверть часа небыстрым шагом. Сначала на проспекте, где переход был по умолчанию, нам пришлось огибать место аварии уже оцепленное, с двумя машинами скорой. А потом за сбербанком пешеходка оказалась оккупирована дерущимися парнями, наверно, из ближайшего колледжа. Пройти мимо мы не рискнули даже от тех, кто просто глазел и подбадривал, веяло агрессией и жаждой крови.
Но мы уже притерпелись: зорко поглядывали по сторонам, огибали мало-мальски опасные места или просто подозрительные скопления народа. Пока Лиля и Ника ожесточенно спорили о причинах случившегося, я плелась в арьергарде и пыталась звонить маме. Все в моей душе трепетало и вопило: «Мамочка, ответь! Спроси меня обычным своим голосом, где я шляюсь без обеда, отругай, что убежала без шапки! Только дай понять, что кошмар остался позади!»
Но мама не отвечала. Как и брат, и отец; и по домашнему никто не брал трубку.
Вид родного института радовал уже тем, что все там оставалось нормально и по-старому: техничка разъяренно ворчала, что шляемся без дела в неурочное время и зачем пришли, когда нормальные люди сидят по домам, не приму пальто и точка. Да мы и не настаивали, прорвались в сторону столовой, а рядом с ней находилась та самая аудитория, 102-я, которую мы почему-то считали нашей.
Народу в ней оказалось предостаточно: и наших человек пятнадцать, в основном парней, и из других групп ребята, которых по своей необщительности я знала только в лицо. Все галдели, толпились, показывали что-то друг другу на экранах смартфонов. А на кафедре в выжидательной позе застыл наш староста Володя Тобольцев. Перед ним на учительском столе лежали кучей пакеты с бинтами и еще всяческие штуки для аптечек, красная лента непонятного назначения и связка спортивных свистков на шнурках.