Благословенно оружие - Literary Yandere


Literary Yandere

Благословенно оружие

Все имена, персонажи и события романа вымышлены. Любое совпадение с реально существующими людьми, объектами, событиями случайно. Текст представляет собой художественное произведение, автор не поощряет, не оправдывает, не одобряет и не поддерживает взгляды и действия, которые так или иначе отражены в тексте.


ЭТИ РОЗЫ БЫЛИ КАМНЯМИ

Мервин Пик

Предисловие

Маркета едва не опоздала на дилижанс. Нет, проснулась она рано, как и обычно, но пришлось ждать, пока Томан, слуга, выделенный отцом ей в помощники, основательно позавтракает.

 Чемодан у Вас тяжелый, мисс.  Пыхтел он, пока они добирались до таверны, возле которой останавливались дилижансы.  Надеюсь, в пути он уж как-нибудь полегчает.

Томан ухмыльнулся и выразительно дернул жидкой бороденкой, предлагая Маркете тоже поиронизировать над ситуацией. Она отказалась: посмотрела в другую сторону, убирая летящие в лицо неприбранные волосы. Горничную ее отец рассчитал, как только стало известно, что дочь отправляется в академию, и она причесывалась сама.

 Ну, бывайте, мисс.  Томан бахнул чемодан прямо на пыльную дорогу и, не прибавив больше ни слова, ни взгляда, развернулся в обратную дорогу.

Маркета осталась одна. За спиной у нее находился дом, еще слабо различимый вдали, если прищуриться. Впереди только руку протяни дилижанс. Прибывший из места, которое Маркета никогда не видела, следующий туда, где она еще не была.

 Девочка, ты садишься или нет?  Кучер уже недовольно мял вожжи в руках.  Мы отправляемся сию же минуту.

Маркета не стала тратить время на ответ: взялась за ручку чемодана И не смогла его поднять! Она-то думала, Томан нарочно тяжело дышит, чтобы позлить ее, изображая, будто ее багаж непомерен. Но чемодан и впрямь весил, точно окованный железом сундук! Что же туда положила матушка?

Кучер чмокнул, не дожидаясь пока Маркета заберется в дилижанс. Он давно отвернулся: сказал, что следовало, и счел себя вправе ехать со спокойной душой. Что там решила растрепанная барышня не его дело. Единственное, что Маркета успела, так это жалко пискнуть, глядя, как медленно дилижанс трогается с места. Она-то оставалась прикованной к земле чемоданом, точно корабль, стоящий на якоре. Да, только это она и успела, когда незнакомая рука в белой перчатке схватилась за ручку ее чемодана, ловко вкинула багаж внутрь дилижанса (раздалось чье-то недовольное бормотание), а затем сжала Маркету под мышкой.

 Готова?  Спросил незнакомый, определенно, женский голос когда ноги Маркеты уже попрощались с дорогой.

Девочка не успела ответить на вопрос, да и незачем ей было это делать: незнакомка втолкнула барышню в дилижанс вслед за ее чемоданом. Затем впрыгнула в него сама. Макета, потеряв равновесие, свалилась на скамью, чуть было не примяв чьи-то ноги, нашла на полу свой чемодан, и, наконец, села более-менее прочно, не рискуя упасть. Откинула с лица волосы, уже свесившиеся ей на лоб всей тяжелой копной: на дороге родного города остался последний привет ее шпильки.

И, наконец, успокаивая дыхание, поискала глазами свою нежданную благодетельницу. Однако кроме Маркеты в кабине дилижанса находились только седой, как лунь, старик, очевидно, не способный говорить так, чтобы быть спутанным с дамой; пожилая леди, вероятно, его жена, с подрагивающими руками Удержать ни чемодан, ни Маркету ей бы ни было по силам. Девочка лет десяти, внучка или воспитанница почтенной четы. И вдовица в вуали. Маркета захлопала глазами, продолжая осматривать попутчиков. Она задержала взгляд на вдове потому только, что ей захотелось рассмотреть хоть что-то через темную вуаль. Маркета уже не думала о том, кто же втолкнул ее в дилижанс, однако чем-то вдова притягивала взгляд. Барышня уж было думала отвернуться, поймав себя на мысли, что нарушает приличия, как вдруг вдовица прижала палец к тому месту, где за вуалью скрывались губы. Палец, обтянутый кипельно-белой перчаткой.

Маркета тихо ахнула.

И ближайшие два часа ее мысли были заняты только странной попутчицей. Несмотря на тряскую дорогу, неясное собственное будущее1 и подступающий голод из-за слишком раннего завтрака, Маркета только и делала, что следила, пыталась анализировать и набиралась духу, чтобы заговорить.

Однако, загадочная дама обратилась к Маркете сама. Они перебросились парой фраз, которые барышня едва полностью поняла, отчего-то сконфуженная. Продолжить разговор у нее не хватило изобретательности, спросить напрямую такта.

Граница графства осталась позади, и вскоре воспоследовала остановка, предназначенная для обеда и перемены лошадей, затем еще одна, в Банкошире, где почтенное семейство покинуло дилижанс. И так Маркета осталась наедине с вдовой.

 Не нужно вглядываться в меня с таким усердием, юная барышня.  Вдова смотрела в окно, за которым свет уже начал сереть, готовясь потухнуть. Ночь накрывала землю своим неумолимым черным шелком, искрящимся редкими жемчужинами звезд.  Если бы я полагала, что мое лицо может быть кому-то приятно, я бы не носила вуаль.

Маркета смутилась, но и удивилась: она не видела загадочную даму за обедом, однако по тем смутным очертаниям, что ей удалось разглядеть за время поездки, сделала вывод, что вдова еще довольно молода и привлекательна. Уж во всяком случае, не крючконосая старуха.

 Уверена, что Вы вполне хороши собой, мадам

 Я не набиваюсь на комплименты.  Вдова снова повернула лицо к окну, однако ей уже трудно было просто закончить разговор. Эта девочка смотрела на нее с таким любопытством, и потом, ее бы действительно следовало занять и отвлечь в ее нелегком пути. А может быть, и чему-то поучить, пока не стало слишком поздно.  Что ж какая удача, что мы остались одни Уризен знает, когда к нам присоединятся еще попутчики. Мы можем поговорить без страха и стеснения.

 Маркета.  Барышня протянула незнакомке руку, вынужденная представлять сама себя.  А Вы? Должна же я к Вам обращаться хоть как-то

Дилижанс подпрыгивал на ухабах, и Маркета уцепилась за скамью, чтобы не упасть. Вдова не успела принять ее руку.

 Лилли. Меня зовут леди Лилли Стил.

 Вы ведьма?

Говорили, что имена цветов и растений берут себе апимские колдуньи, практикующие в лесах запретную ворожбу.

 Я воровка, и это имя я тоже украла.

Некогда ее называли Лилией Эльзила, первой красавицей столицы.

 Уверена, что хочешь узнать мою историю, девочка?

Лилли взялась за края вуали. И начала медленно ее поднимать

Глава 1. Скандал в столице

Марк выбрал самое удачное место в зале: у стола, так, чтобы видеть и входящих, и танцующих. Привычка держать перед глазами как можно больше, точно он все еще на войне, не исчезла за несколько месяцев в лазарете.

И, в конце концов, под рукой его здоровой рукой оказались закуски, и это было даже важнее, чем обозревание диспозиций. Марк забыл вкус креветок, несмотря даже на то, что его полевой мундир пропитался рыбным запахом настолько, что его удалось бы найти в закрытом шкафу с зажмуренными глазами.

Впрочем, у позиции нашлись и минусы: стой Марк иначе, он смог бы сделать вид, что не заметил Гаго Праха, баронета. Однако тот двигался к столам, точно улыбающийся, радушный линкор, идущий на таран. Марк испытал острое желание вжаться в стол, но побоялся случайно сесть в супницу.

 Рад видеть тебя в добром здравии и хорошем мундире, дружище Стил. Кто завязывал твой галстук? Мама? А, служанка. Надеюсь, ты наградил ее, негодник?

Ладони Гаго обрушились на плечи Марка, отчего тот сдавленно пискнул, уповая, что свидетельство его слабости заглушили великодушные звуки оркестра. Гаго прислонился бедром к столешнице, глядя на Марка сверху вниз хотя они были одного роста, вплоть до дюйма с явным намерением вести долгую беседу.

 Как ты находишь музыку на вечере? Мне кажется, до войны я слышал все то же самое. Ничего не поменялось.

 По крайней мере, от этого невольно чувствуешь себя не просто дома, а будто бы в том самом дне, пока пока буря еще не разразилась.  Марк поймал себя на мысли, что говорит осторожно. Гаго Прах себя тем же не утруждал.

 Ну, я воевал уж точно не за то, чтобы пять лет слушать одни и те же гавоты, друг.

Гаго успел вернуть себе столичный лоск, если не сказать больше: слишком увлекся приведением себя в соответствие с понятиями о моде и приличии. Марк привык видеть командира в серой шинели, прорванной тут и там, сейчас же Прах вспомнил, что он, в конце концов, баронет: скроенный по последней моде сюртук сглаживал решительную прямоту его плеч, и казалось, что Гаго несколько более грузен, чем должен был бы быть, пройдя войну. Хотя приходилось признать, что длинные ноги баронета выглядят в черных брюках на зависть великолепно.

 Вам неуютно, поручик?  Спросил Гаго, чувствуя, что собеседник не так весел, как от него ожидалось.

 Да нет, просто Война закончилась, а я все еще чувствую напряжение, точно перемирия не состоялось. Как будто нам скоро предстоят еще потрясения, быть может, еще более жестокие.

Дальше