Ладно, важно кивнул головой Филя. Поглядим, что еще за офицер такой! Какой обчеству навар, какая польза от него будет поглядим!
Обчество радостно загоготало, предвкушая новое развлечение.
Слышь, Филя, мне свояк про этот случай на Васильевском острове рассказывал еще в питерской пересылке, подал голос один из арестантов. Пальба-то там аккурат у трактира была, где свояк с дружбанами дельце одно обсасывал. Их тоже тогда в облаву всех замели, революционеров искали. Так вот: сыскари меж собой баили, что парнишку-то не жандарм застрелил, а сами бомбисты! Тот в сваре только ранен был, но бежать-де не мог. И свои же его и пристрелили, чтобы тот никого не выдал! А отцу потом на жандарма показали.
Обчество еще какое-то время обсуждало несправедливость властей, делящих арестантов на политических и уголовных. Сыпались примеры. Рассказывали о политических, совершивших те же убийства и обычные ограбления, «скоки», на каторге отчего-то пользуются ощутимыми поблажками. Беспаспортный конокрад Архипов, поминутно крестясь в подтверждение своей правоты, рассказывал, какие богатые посылки получает тот самый офицер, осужденный за убийство жандарма и из дома, и от товарищей по полку.
Ну-ну, поглядим, попробуем на зуб барские прянички! похохатывал Филька.
Загремел замок на дверях, и обчество засуетилось, загремело мисками и ложками: настало время обеда.
Принимайте, братцы, «закуски от Бонифатьева», да пополнение впридачу! пошутил от дверей надзиратель, вместе с раздатчиком пропуская в камеру худощавого старичка с тощим мешком в руках.
Глоты, не обращая на новичка внимания, первыми ринулись к закопченному котлу, сорвали крышку. Посыпались обычные ругательства в адрес поваров и раздатчиков, снимающих с похлебки из рыбы, мороженой картошки и нескольких пригоршней крупы последний навар. Староста камеры, он же майданщик Ахметка, бесцеремонно пробился к котлу, колотя по рукам, плечам и головам арестантов заготовленным черпаком.
Первыми миски с баландой получали иваны, хоть с места они и не вставали и видимого интереса к похлебке не высказывали. Глоты разнесли им по нарам полные доверху миски, куда Ахметка постарался положить побольше гущи со дна.
Принесли такую миску и Ландсбергу. Поначалу это тюремное чинопочитание вызывало у него прилив отвращения и негодования тем более сильного, что немытые пальцы камерных «официантов» обычно вовсю «купались» в вареве, и без того малоаппетитном. Однако, по здравому размышлению, Ландсберг с грустью согласился со старой поговоркой: с волками жить по-волчьи выть. Существовать бок о бок с арестантами, быть, в конце концов, одним из них и не придерживаться тюремных неписаных правил было бы не только глупо, но и чревато малопредсказуемыми последствиями. Ландсбергом он остался в прежней, дотюремной своей жизни, да еще в «Статейном списке» тюремщиков. Здесь, в камере, жил Барин человек из высшей тюремной иерархии. Быть вне этой иерархии, вне волчьей стаи, было просто невозможно: или снизу, или сверху. Сверху выжить шансов было несравнимо более. А Ландсберг пока еще не собирался на погост.
Накормив сильненьких, Ахметка налил миску и себе, бросил черпак в котел и с чувством выполненного долга удалился в свой угол. Черпаком тут же завладели глоты прихвостни высшей тюремной касты. Они тоже зачерпывали из котла от души, сопровождая дележку дикой руганью и богохульствами. После этого черпак и остатки варева перешли в распоряжение шпанки серой арестантской массы.
Здесь дележка производилась более-менее справедливо. Подсчитав количество оставшихся едоков, помощник старосты взболтал черпаком содержимое котла чтобы варево было более-менее однородного свойства. Себе, разумеется, помощник налил в первую очередь. Остальным досталось едва ли по половине черпака, после чего котел снова подхватили успевшие проглотить свои порции глоты. Кусками хлеба, по полфунта которого в пересылке выдавали накануне, на весь следующий день, они быстро довели внутреннюю поверхность котла до зеркального блеска. Дверь захлопнулась, лязг замка оповестил о конце обеда.
И только сейчас обитатели камеры 4 обратили свое внимание на новичка, который так неподвижно и простоял все время обеда у дверей. Несмотря на арестантскую одежду, обезличивающую любого человека, в новичке чувствовались и благородство происхождения, невыбитое пока чувство собственного достоинства, и военная косточка.
Арестанты, наглядевшись на новичка, в конце концов дружно повернулись к Фильке: именно от него как наиболее авторитетного в камере ивана зависела дальнейшая судьба этого человека. Оказавшись в центре внимания, Филька не заставил себя долго ждать.
Люди, кажись, в доме нашем ктой-то новый объявился, начал он.
Помолчав, камера вразнобой загомонила:
Померещилось тебе, Филя!
Когда человек в дом заходит, то здоровкаться должен а мы и не слыхали ничего
Да рази ж это человек? Крыса политическая! Ее оттеда выкинули, так она здесь, у людей, втихую поселиться решила
Поняв, что совершил оплошность, новичок отлепился от стены, сделал два шага вперед и коротко наклонил голову:
Здравствуйте, господа! Позвольте представиться: отставной полковник Жиляков, направлен в сию камеру для дальнейшего отбывания заключения. Прошу старосту указать мне место на нарах. Хм
Смотри-ка, и голосок прорезался! нарочито удивился Филя. Эй, староста, ты что не слышишь?! Тебя кличут оглох, что ли?
Недовольный Ахметка вышел из своего угла, не торопясь обошел вокруг новичка и, наконец, остановился прямо перед ним.
Ты чего орешь тут? Пошто людей беспокоишь? Ну, я староста дальше что? Место тебе надо? Иди под нары, если глупый совсем. Если умный немножко купи себе место! А то в карты выиграй!
То есть Но у меня нет денег! сохраняя изо всех сил остатки достоинства, ответил старик. Да и играть в ваши игры я, извините, не умею. И не желаю-с!
Брезгуют нами! Обчеством брезгуют! перед стариком, кривляясь возникла фигура глота в причудливом отрепье. У «политики» не пожилось, так сюды перебрался? Ты что, старик, нас совсем за людёв не держишь?
Ландсбергу очень не хотелось вмешиваться в этот конфликт: его отношения с иванами были и так достаточно натянутыми. Его самого терпели потому что боялись. Он понимал, что нельзя бесконечно дразнить судьбу или снова придется доказывать свое право силой. Вернее насилием. Еще точнее уподобляться скотам в человеческом обличье, которых он так ненавидел, презирал и тоже боялся. Но перед ним стоял его товарищ, его собрат офицер. Старший по званию. И вообще старик. Смириться с тем, что произойдет здесь через минуту-другую, Ландсберг просто не мог. Он вздохнул, наклонился, снял с ноги башмак и запустил им в спину кривляющегося перед стариком глота.
Тот взвыл от боли, в бешенстве обернулся и тут же сник под стальным взглядом Ландсберга.
Ты чего, чего, Барин? примирительно забормотал он. Уж и пошутковать нельзя, что ли?
Принеси башмак. Дует здесь, негромко скомандовал Ландсберг.
Глот, оглядываясь на Фильку, нехотя поднял башмак и отнес его Ландсбергу.
Ты здесь ночуешь? кивнул тот на второй ярус соседних нар. Сколько за свое место хочешь?
Рупь с полтиной и забирай его со всеми тараканами! обрадовался глот.
И полтинника хватит! После отбоя подойдешь отдам! Ландсберг не собирался при всех демонстрировать свои «нычки» так здесь называли тайники. Оставь старика в покое, понял?
Ландсберг возвысил голос:
Полковник, прошу! Ваше место будет здесь
Премного благодарен, молодой человек, близоруко щуря глаза, новичок всматривался в лицо Ландсберга, все еще подозревая подвох. Мы с вами не были знакомы до э В общем, в прежней жизни?
Вряд ли, усмехнулся Ландсберг.
Позвольте рекомендоваться: отставной полковник Жиляков. Двадцать пять лет каторги за умышленное убийство, скривил рот полковник. Спасибо, что выручили, молодой человек! он выжидательно посмотрел на собеседника.
Меня зовут Карл Ландсберг. В прошлой жизни дворянин и офицер, в нынешней имею кличку Барин и жду этапа на Сахалин, отрекомендовался Ландсберг.
Ландсберг? Ландсберг, фон Ландсберг Позвольте, это не про вас писали все газеты позапрошлым летом? старик задержал протянутую было для рукопожатия руку. Ну конечно, это вы! Это были вы Супруга моя, признаться, очень желала попасть на ваш процесс, да не смогла. Извините, конечно: руки подать не могу-с! Мозжит рука сил нет!
Старик забросил тощую потомку на нары, с усилием вскарабкался на них сам. Повозился, устраиваясь поудобнее, и снова повернулся к Ландсбергу:
Деньги за мое место, я постараюсь вернуть вам при первой возможности, сухо заговорил полковник. Супруга, знаете ли, скоро должна приехать, мне обещано свидание с ней.