Не извольте беспокоиться, господин полковник, горько усмехнулся Ландсберг.
Нет уж, увольте-с! сердито забормотал новичок. В должниках ходить не привык-с! И тем более одалживаться у человека, опозорившего честь русского офицера невинной кровью. Простите старика за прямоту, но не могу удержаться!
Вот как! не сдержался, в свою очередь, и Ландсберг. Вот как! Если не ошибаюсь, полковник, вы сюда тоже за убийство попали. За кровь пролитую
М-молодой человек, не забывайтесь! Я полковник русской армии, три войны прошел! И попал сюда, убив негодяя, хладнокровно лишившего меня единственного сына, моего Сереженьки! Это был святой порыв впрочем, вам, вероятно, этого не понять!
Разумеется, где уж мне! Ландсберг, как ни старался, от обиды удержаться не мог. В таком случае придется раскрыть вам глаза, полковник! Вы тоже подняли руку на невинного человека! Ибо вашего Сереженьку застрелил не жандарм, а его же товарищи-революционеры. Как лошадь раненую пристреливают вам не приходилось, полковник? Только лошадей раненых добивают из милосердия, чтобы не мучились. А сына вашего пристрелили, чтобы он никого не выдал.
Откуда откуда вы знаете? полковник рывком сел на нарах, впился глазами в лицо собеседника.
Ландсберг пожал плечами и собрался задернуть свой полог, снова отгородиться от ненавистного ему и ненавидящего его мира.
У меня нет доказательств, полковник. Но поверьте: здешние «там-тамы» редко ошибаются. Если хотите знать правду наведите справки. Попросите своих друзей на воле, в конце концов! Ландсберг отвернулся и снова попытался погрузиться в мир стройных и сумбурных одновременно строк Фридриха Ницше.
Глава вторая
В кают-компании
Общества Добровольного Флота пароход «Нижний Новгород» встретил своего нового капитана, Сергея Ильича Кази, как и подобало, сдержанно сияя свежей серо-стальной окраской обводов низкого корпуса, до блеска надраенными бронзовыми поручнями, почтительным «поеданием» глазами вахтенного матроса у трапа.
Палуба привычно чуть заметно вибрировала в унисон гулу судовой машины, работавшей на холостом ходу. Углом глаза капитан Кази заметил приближающегося к нему с должной почтительной человека с умными маленькими глазками на широком лице.
Позволю себе напомнить, господин капитан: старший помощник капитан-лейтенант Стронский! Не имеете каких- либо вопросов относительно судна и команды, господин капитан?
Кази чуть заметно усмехнулся:
А по имени-отчеству вас как звать, господин старший помощник? Роман Александрович? Очень приятно. Ну-с, давайте сразу посмотрим что тут и как. Показывайте, Роман Александрович!
Многое о «Нижнем Новгороде» новый его капитан, впрочем, знал и так. Заочно по рассказам, чертежам и документам. Построено судно изначально, разумеется, парусное было на немецких верфях почти тридцать лет назад и долгое время именовалось «Саксонией». С парусами оно попало и в Россию. Качество работы немецких корабелов позволило недавно оснастить бывшую «Саксонию» паровой машиной, однако силу ветра в русском флоте еще долго не сбрасывали со счетов и зачастую использовали параллельно с механическим двигателем. Пароход имел длину 94,2 метра, ширину палубы 12,2 метра. Кроме машины мощностью 1 600 лошадиных сил, «Нижний Новгород» нес три мачты с парусами, позволявшими при попутном ветре развивать скорость до тринадцати узлов. Трюм парохода был совсем недавно переделан под перевозку арестантов.
Поначалу, узнав о сем новшестве, отправке российских преступников-каторжников на остров Сахалин и в Амурский лиман морским путем, Сергей Ильич немало тому подивился: что за забота о негодяях? Шли бы в каторгу, как и раньше, пешим порядком! Долгонько? Так ведь и срок каторги у большинства немал. К тому же, по законам того времени, для арестантов время этапа в срок наказания не засчитывалось.
Если же нужно отправлять арестантов именно на Сахалин, так и это можно было бы решить более практичным путем пешим ходом, как и прежде, через всю Сибирь, а уж там баржами из устья Амура. И почему, собственно, на Сахалин? Нешто Сибирь малой стала для каторжан? Однако верный своей старой привычке семь раз подумать, прежде чем задавать вопросы, Кази самолично навел кое-какие справки и даже специально посидел денек в Публичной библиотеке Северной столицы.
И большая часть вопросов отпала сама собой.
И большая часть вопросов отпала сама собой.
Стал понятен капитан-лейтенанту и еще один аргумент в пользу «арестантской кругосветки»: обратным ходом, выгрузив на Сахалине арестантов, корабли-«добровольцы» могли основательно оживить торговлю с Китаем и товарооборот с дальневосточным форпостом России, Владивостоком.
Все это Сергей Ильич Кази уяснил. Но сейчас, обходя корабль со старшим помощником, капитан сделал для себя несколько неприятных открытий.
Ну хотя бы проблема сохранности «живого» груза.
Кази был старым морским волком, и будущий маршрут «Нижнего Новгорода» знал не понаслышке. Добрая а вернее, недобрая часть пути по маршруту Одесса Стамбул Порт-Саид Аден Коломбо Сингапур Нагасаки Дуэ будет проходить в нелегких даже для профессиональных моряков погодных условиях. Штормов в южных морях будет с избытком значит, большую часть времени перехода все иллюминаторы и вентиляционные решетки «Нижнего Новгорода» с его низкой осадкой должны быть задраены. А температура в широтах предстоящего плавания столь высока, что арестантский трюм, обитый изнутри железом, поневоле станет для каторжан раскаленным гробом. К тому же и арестантов тут будет немало. Убедить же далеких петербургских министров в разумно-великом числе арестантов на каждый рейс было и вовсе делом маловероятным. Будут считать каторжан по кубатуре трюма, да еще и добавят: не баре, мол! Потеснятся, да доплывут!
Но сколько их доедет живыми? Спрос, опять-таки, будет с него, с капитана
Тем временем офицеры обошли все судно и поднялись на капитанский мостик. Сергей Ильич в целом был доволен состоянием «Нижнего Новгорода», его готовностью к дальнему плаванию, командой и профессионализмом старшего помощника. С количеством арестантов и окончательной датой выхода в море пока было неясно, и Кази решил раньше времени не волноваться. Оставалась, правда, еще одна проблемка: в четко-молодцеватых пояснениях Стронского и его ответах на все вопросы капитана еле заметно чувствовалась этакая тщательно маскируемая служебная ревность. И Кази решил выяснить все сразу и до конца.
Роман Александрович, батенька мой, капитан всем корпусом развернулся к Стронскому, А скажите-ка мне: отчего это правление Общества вас мною наказало, так сказать? Чины у нас равные, ваш послужной список вы уж простите, я интересовался не короче моего, да и на «Нижнем» вы уже давненько а на капитанскую вакансию меня назначили? Человека со стороны, можно сказать, а? Почему не вас, батенька? Как сами полагаете?
Полагаю, что это компетенция правления Общества Добровольного Флота, чуть помедлив, официально ответил Стронский. Но было заметно, что внутреннего напряжения у него поубавилось. Обсуждать приказания начальства возможным не считаю.
Разумеется, разумеется, батенька! Наверху всегда виднее, Кази, вложив в последнее утверждение изрядную долю иронии, на лице сохранил серьезность. Ну, а все-таки, Роман Александрович? По-товарищески как полагаете?
А тут и полагать нечего! вздохнул Стронский. Знаю причину своей неугодности, и сам в том виноват: не надо было поучать высокое начальство и писать рапорты о том, как должно организовать перевозку арестантов. Вот и получилось, что мои наблюдения во время первой арестантской «кругосветки» пошли вразрез с указаниями высокого начальства. И, к сожалению, не подтвердили его расчетов, о чем я и имел дерзкую неосторожность напомнить. А кому это понравится?
Никому, батенька! с пониманием вздохнул Кази. Тем более, адмиралам нашим, которые последний раз выходили в море лет сорок назад М-да Надеюсь, вы понимаете, что я к своему назначению сюда никоим образом не причастен? И вам дороги не перебегал?
Разумеется, господин капитан!
Честно говоря, для меня, еще вчера военного моряка, сие назначение тоже не подарок. Завершить послужной список капитанством на «арестантском» пароходе тут, батенька, трижды подумаешь, вставлять ли командование «Нижним Новгородом» в свои будущие мемуары. Обидно-с! Всего-то трех месяцев и не хватало до почетной выслуги лет и отставки! Мог бы и в адмиралтействе это время перекантоваться а вот поди-ка!
Хм! «Морской телеграф», господин капитан, донес, меж тем, что не только я честными, но весьма опрометчивыми рапортами грешен, принимая товарищеский тон разговора, Стронский чуть улыбнулся.
И это уже разузнали? подивился Кази. Впрочем, какие на море секреты Ладно, Роман Александрович, будем служить далее! Не адмиралам, чай, служим русскому флоту! посерьёзнев, Кази тут же поинтересовался: Что слышно о сроках нашего выхода в море? Я, признаться, просто в недоумении относительно явно затянувшихся сроков погрузки арестантов!