Зато о нем самом тетка постоянно заводила разговор, а кумушки ей поддакивали, радуясь его аппетиту и здоровому цвету лица. О себе ему было слушать совсем не интересно.
Попросив разрешения пойти в свою комнату, он вежливо со всеми попрощался и отправился наверх. Только перед тем, как закрыть дверь, он попросил служанку не заходить к нему и не мешать, так как он очень утомился.
Деметрий, дождавшись, когда за дверью стихнут шаги, решительно переоделся, свернул подушку и одеяло на кровати таким образом, чтобы издалека этот сверток можно было бы принять за спящего человека. Затем он открыл окно, перебрался по карнизу и ловко спустился в сад под ярко освещенными окнами, откуда доносились громкий смех и звуки фортепиано.
Довольно он ждал.
В доме смотрителя маяка было, напротив, очень тихо. Петер сидел в гостиной, пыхтя трубкой. Его жена, как обычно, расположилась в кресле-качалке у окна с вязанием, а Клара убирала посуду со стола.
Кофе-то налить?
Нет. Хотя, погоди-ка. Отнеси мне его в кабинет. Хочу посидеть там немного. София уснула?
Спит, как ангел небесный, кивнула экономка. На ее изрезанном морщинами лице засветилась улыбка.
Ну, и слава Богу!
Из трубки вырвался голубоватый дымок. Пахло табаком и кожей. Смотритель любил этот запах, как и запах рома, но теперь, когда он поклялся не брать в рот ни капли, ему придется довольствоваться трубкой и хорошим кофе.
С того самого дня, как он нашел Софию на камне, целехонькую, только промокшую насквозь от морской воды, он второй раз уверовал в Господа. Девочка пришла в себя, когда он нес ее на руках и сначала даже расплакалась, но потом успокоилась и рассказала отцу, как заигралась у обрыва и упала вниз, но что-то подхватило ее, а потом она уже ничего не помнила. Только сильный шум прибоя, падение и холод морской воды.
Боже, причитал смотритель, спасибо тебе! Ангелы твои подхватили мою девочку, не дали старому дураку с ума сойти от горя! Уж я отблагодарю тебя, Господи! И даю зарок тебе, не пить это пойло дьявольское, отнимающее рассудок у хороших людей!
Клара так и выпучила глаза, когда смотритель заявил ей, что отныне ром ему омерзителен, велев отдать все запасы в ближайший трактир, чтобы пили за здоровье Софиюшки и его самого.
Сдурел, совсем сдурел!
Радуйся, дура! Петер так и покраснел от злости. Больше не стану пить этот проклятый ром. Ты же этого хотела!
Экономка покачала головой с сомнением.
Так-то оно так. Только диковинно мне это.
Не твоего ума дело, огрызнулся смотритель. Делай, что говорят. Чтоб к вечеру ни одной бутылки в доме не осталось, от греха подальше.
В городе пошли слухи.
Кто-то даже предположил, что Петер спьяну пришиб кого-то, а теперь хочет замолить это тяжкое злодеяние перед Богом. Впрочем, потом стало ясно, что всему причиной маленькая София. Будто она заболела тяжело, а вылечилась только после обета, данного отцом.
«Неужто я не буду благодарен Господу моему, что не отвернулся от меня в мой темный час?» вопрошал себя смотритель, стараясь не отвлекаться на грохот последних бутылок с ромом, которые увозили помощники трактирщика, обрадованного столь щедрым подарком. «Главное, Софиюшка моя жива и здорова. Не устану восхвалять тебя, Боже, до самой смерти».
Трубку он стал теперь гораздо чаще набивать, что и говорить.
«Конечно, оправдывался он, и это дело бесовское, но так я хоть в ясной памяти пребываю, не то, что от пойла этого».
И, чтобы не увлекаться сладостными воспоминаниями об ароматной янтарной жидкости в толстой бутылке, Петер нашел себе новое занятие: начал мастерить игрушки из дерева для своей милой девочки. Так он мог сидеть подолгу в кабинете или на крыльце, покуривая трубку, ловко орудуя острым ножом.
У ног его частенько сидела сама София, перебирая вырезанные из липы игрушки, а затем, утомившись этим занятием, забиралась на колени к отцу с просьбой рассказать какую-нибудь историю или почитать ей сказку.
И он рассказывал. О добром ангеле, который был приставлен из воинства небесного к маленькой девочке, чтобы заботиться о ней и оберегать от всяких бед. И как однажды дьявол заманил ее на высокую скалу, чтобы лишить жизни невинное создание и огорчить Господа. Но ангел, который находился рядом, вовремя разгадал дьявольские планы и заслонил девочку своими белыми и мягкими крыльями от беды.
Чудесная сказка, папочка, София вовсю улыбалась. Расскажи еще.
Чудесная сказка, папочка, София вовсю улыбалась. Расскажи еще.
Смотритель задумчиво держал в руке лошадку, срезая с нее опилку за опилкой.
Вот и не верь в чудеса после этого, говорил он и качал головой. Увидеть бы этого ангела.
Знаешь, папочка, девочка посмотрела на кончики своих нарядных туфелек, а ведь ко мне приходит такой добрый ангел, весь в белом. Настоящий!
Правда? Расскажи-ка мне. Какое у него лицо? сказал отец, убежденный, что дочке снился сон.
София задумалась.
Лица я не видела, оно было в тени. Но голос его был такой добрый, что я сразу поняла это мой дорогой друг.
Вот оно что, произнес Петер. Что же он говорил?
Что любит меня и никогда не оставит. А когда он обнимал меня, мне было так спокойно, так легко. Будто вся Божья благодать спустилась на меня. Чудесно, да?
Гм, и правда, чудесно, пробормотал смотритель, озадаченный этим заявлением.
И, знаешь, что, папочка, самое удивительное?
Петер вопросительно посмотрел на Софию, подняв брови.
Что же, моя хорошая?
От этого ангела пахло луговыми травами и цветами, а еще чем-то очень знакомым и таким родным, что я сразу полюбила его. Такое чувство, будто я знала его всю жизнь.
Почему-то от этих слов смотрителю стало немного тревожно на душе. Он отложил игрушку, притянул девочку к себе и усадил на колени.
И давно он к тебе приходит?
София чуть нахмурилась и принялась загибать пальчики, отсчитывая дни.
ТриВосемьДвенадцать Кажется, не меньше четырех недель. А может и лет. Не могу сказать.
Девочка пожала плечами.
Гм. А что же ты раньше не говорила?
Это был наш маленький секрет. Ты ведь не сердишься?
Нет, но
Он замолчал, качая головой, пытаясь избавиться от возникшего неприятного чувства. С чего ему бояться сновидений?
В следующий раз, когда он придет, попроси его выйти на свет и показать свое лицо. Если он посланец Господа, он тебе не откажет.
Случай на обрыве изменил ход семейной истории и перевернул жизни двух людей: отца и сына. Первый стал спокойнее, второй задумчивее. Отец, растревоженный, взволнованный новыми отческими чувствами, внезапно вспомнил, что у него есть и сын.
Смягчившись, он размышлял о том, что будь близнецы вместе, беда могла и обойти их стороной. А судя по рассказам Агаты мальчик был очень воспитанный, смышленый и послушный. Может, тогда ему показалось, что Деметрий подвержен влиянию злых сил? Скорее всего, это все алкогольный дурман так действовал на него, что он возненавидел бедного мальчика, а ведь невинное дитя вовсе того не заслуживало.
Сам же Деметрий не испытывал мук одиночества или отсутствия родительского тепла. Он был благодарен тетке за чуткость и нежность, но взамен не мог сполна отплатить ей тем же. Все его глубинные чувства были связаны с одной Софией. Сейчас же, кроме мыслей о сестре, его взбудоражило открытие, которое он совершил в тот роковой миг.
Когда там у обрыва он протянул к ней руки, он словно дотронулся до нее не только мысленно, но и физически. Будто его руки невероятным образом протянулись через расстояние между ними и он готов был поклясться, что ощутил тяжесть ее падающего тела, прикосновение к ткани ее платья под ладонями. Тогда, кроме бесконечного страха и ужаса за сестру, он пережил самую мучительную и острую боль за всю свою жизнь.
Думая над этим, Деметрий пришел к выводу, что если он смог сделать это однажды, то, скорее всего, сумеет повторить свой трюк снова, пусть даже ценой ужасной боли. Он и забыл, что когда-то, будучи пятилетним ребенком, сумел остановить бросившегося на него пьяного отца. Тогда он был слишком мал, чтобы запомнить, но сейчас он стал достаточно взрослым, чтобы осознать: такая сила бесценный дар, которым необходимо научиться владеть в совершенстве.
Деметрий принялся экспериментировать.
Стоя в саду, он подбрасывал кверху яблоки, а потом пытался движением руки остановить летящие вниз фрукты. Закон гравитации был неизбежно суров. Яблоки падали вниз, не слушаясь мысленных команд ребенка.
За этим странным занятием его не раз заставала тетка. Но она предположила, что мальчик хочет повторить фокус, который видел на рыночной площади, когда к ним в город заезжал бродячий цирк.
Правда, тогда Деметрий не выказал никакого интереса к жонглерам и акробатам. Впрочем, ее только обрадовало, что мальчик быстро поправился от лихорадки. Теперь она была готова позволить ему что угодно, тем более, что он никогда не был замечен за чем-то неприличным или недостойным.