Я нужна самой себе. «Не останавливаться, не оглядываться, ни на кого не полагаться», процитировала Янка сказанное когда-то Виком про тактику лёгких танков. Ясно?
Это и значит: никому не нуж-ш-шна
Хватит!
Докатилась: сидит и сама с собой разговаривает. Вот он, очередной признак шизофрении!
Пользуясь моментом отрезвляющей злости, Янка натянула водолазку и выскочила в коридор, на ходу никак не попадая в рукава толстовки. Глянув в зеркало, решительно стянула волосы в тяжёлый рыхлый узел. Капюшон поглубже, кеды на ноги, ещё один быстрый взгляд в зеркало, на ветровку а затем на тёплую куртку, которую мама, проявив несвойственную ей нынче заботливость, вывесила на видное место на вешалке
А ведь октябрь даже не закончился, сердито выдохнула Янка, послушно натягивая куртку.
Яныч, ты надолго?
Янка даже не повернула головы, но всё-таки бросила в воздух:
Да.
Вскинула ремень сумки на плечо и, выходя, от души припечатала дверью. Всё что угодно, только не задумываться над настоящим ответом на мамин вопрос. Хотя бы потому что ответ неизвестен.
«Зачем я в это ввязалась?!»
Но хватало одного воспоминания о рыбке в ладони Тота и солнечном жаре в груди, чтобы этот вопрос становился совершенно неважным.
Автобус высадил на нужной остановке Янку и парочку бабулек, тут же бодро уковылявших по натоптанной дорожке через поле к посёлку. Янка осталась наедине с потоком машин и смутно-знакомым пейзажем: неровно выкрашенный чёрной краской навес, низкое серое небо, почти цепляющее брюхом пешеходный мост, разбитая бетонная узкоколейка, уходящая от остановки на противоположной стороне
Тота не было, а надпись на мосту еле проглядывала сквозь слой цветастых узоров. Как Янка сумела разглядеть её в прошлый раз, ночью и второпях, оставалось только гадать. Иногда так бывает, какая-то деталь врезается в память и затмевает всё остальное: лица, обстоятельства да хоть бушующий вокруг пожар, сорок танцующих слонов ну или, как в этом случае, тёмную ночь.
Ну, супер, пробормотала Янка. И стоило тащиться Мне теперь до вечера здесь торчать, что ли?
А зачем? немедленно отозвался из-за спины весёлый голос.
Янка скрестила руки на груди, приняла самое мрачное выражение лица и обернулась:
И давно ты тут?
Только что появился!
Капюшон с ежиной мордой болтается за спиной, на плече висит треугольный чехол, похожий на футляр для скрипки, на ногах красуются тяжёлые ботинки. Тот очень своеобразно подошёл к вопросу экипировки в реальном мире.
Только увидев его здесь, на автобусной остановке, Янка поняла, насколько сама не верила в существование этого синеглазого нахала. Даже сейчас он казался скорее осколком сна, бредом, галлюцинацией, чем реальным существом из плоти и крови. Особенно сейчас! Когда мимо несутся машины, ветер лезет под капюшон а этот Тот стоит возмутительно реальный в своей нелепой пижаме и ухмыляется.
Ты вообще человек? вырвалось у Янки шёпотом.
Э-э Не факт, оптимистично заявил Тот, вовсю оглядываясь по сторонам. Ты про этот мост говорила? Ага, вижу Ну, пойдём!
Янка только пришибленно кивнула.
Тот уверенно взбежал по лестнице, выбивая из неё ботинками гулкий грохот. Только на последней ступеньке притормозил и пропустил вперёд Янку.
А что мне делать-то? растерялась та, касаясь груди в том месте, где прощупывалась рыбка.
Расслабься и скажи: «Маленькие ёжики, иголками гремя, ловили три сосиски на пороге Ноября».
Маленькие ёжики, послушно повторила Янка, иголками гремя, ловили Что?!
Не знаю, мне всегда помогает успокоиться, пожал плечами Тот. А тебе нет?
Да здесь даже рифмы нету!
А зачем здесь рифма? Ну, хорошо он ненадолго задумался. «На пороге Ноября рыба ловит рыбаря». И с рифмой, как ты просила, заметь.
Издеваешься?! пронзила Янку страшная догадка.
Ни капли! возмутился Тот. Зато ты ожила хотя бы, а то смотреть тошно было.
Да нормальная я была! Янка ещё пыталась злиться, но уже понимала, что не может. Не когда Тот накидывает на голову капюшон и умильно смотрит вышитыми ежиными глазами.
Злость растворилась, оставляя только смутный привкус: горчащий, тягостный.
Пока спорили, умудрились пройти весь мост и у второй лестницы притормозили, вглядываясь в переплетение граффити. Новых цитат не попадалось, зато совсем недавно никто не успел закрасить кто-то вывел на стене цепочку чёрных птиц-силуэтов. А может, это была и одна-единственная птица, просто размноженная во времени. Янка даже вернулась на несколько шагов, чтобы проследить весь птичий путь, не отвлекаясь.
Птица взлетает где-то с середины моста, словно выныривает из-под многослойного лоскутного одеяла чужих граффити; мерно колышет крыльями: вверх-вниз, вверх-вниз, взмах-взмах; ближе к концу моста она вдруг набирает высоту, почти под самый потолок, и Янке приходится задрать голову. Капюшон откидывается за спину, Янка шагает вслепую а птица складывает крылья и стремительным росчерком падает вниз. Рисунки отпечатываются один за другим на сетчатке кажется, навечно. Янка наклоняется, птица уже оказывается на полу, рыбка выскальзывает из-за ворота, падает вперёд и срывается.
Вместе с Янкиным сердцем.
Камнем вниз.
Янка ловит это движение краем глаза сияющую каплю, миниатюрную комету и, наверное, только поэтому и замечает её так отчётливо.
Сердце ещё какое-то время стучит в груди как ни в чём не бывало, Янка рефлекторно смыкает пальцы на цепочке Горячая рыбка обжигает ладонь у большого пальца.
И всё-таки Янка ясно помнит, как она упала не размыкая цепочки, сквозь пол, быстрее взгляда!
Янка сбегает по лестнице, тщетно всматривается в ступеньки, в землю, даже на корточки приседает примерно под тем самым местом Машины проносятся совсем рядом, так что поток воздуха растрёпывает узел волос, но Янке всё это кажется ненастоящим и нестрашным. Наверное, для страха нужно, чтобы сердце колотилось испуганно а оно налито жаром, как будто в клетке из рёбер разгорается солнце. И ему там тесно.
Мир вокруг заволакивает сияющей пеленой.
Эй, вдруг зовёт Тот чуть в стороне. Иди сюда, не бросайся под машины. Смотри.
Янка подходит, вновь опускается на корточки. Смотрит, массируя грудь в тщетной попытке унять солнце там, под рёбрами, и не чувствует себя собой. Золотое марево плывёт перед глазами, плавит кости, колоколом гудит в голове.
Босоногий Тот садится рядом на одно колено и вжимает ладони в землю. В треугольнике между ладонями земля вдруг вспучивается, словно там в ускоренной съёмке пробивается росток.
Дай нам прикоснуться, просит Тот, обращаясь к кому-то. Сквозь время, сквозь пространство, сквозь
Рыбка становится тяжелее в несколько раз, и никаких сил не остаётся сидеть ровно, когда натянувшаяся цепочка пригибает шею к земле навстречу чему?
Под руками Тота что-то вспыхивает такой же неуловимый прямым взглядом всполох и вот уже в подставленную грязную ладонь падает сначала Янке показалось капля, но уже через мгновенье она поняла, что нечто твёрдое. Оно сияет так, что больно глазам: воплощённая вспышка, искра, застрявшая во времени, как мушка в янтаре Сияние стихает через несколько ужасно долгих ударов сердца, и Тот сжимает кулак.
Солнце в груди гаснет тоже, и Янка вдруг понимает, что снова стала собой. Но кем же она тогда была?!
Что это такое? Рука сама собой сжалась на рыбке, а память тут же подсунула картинку: боль-вспышка-жар-покой. А ещё тот сон, и мост, исчезающий во взрыве света, и
И вот, сейчас жар ушёл, но покоя нет, на место солнцу в груди пришёл холод промозглого октябрьского дня.
И от этого не спасает никакая куртка.
Искра, капля того света, с которого когда-то всё начало быть, ответил на вопрос Тот без привычной насмешки тоже зачарованный произошедшим, притихший, серьёзный взрослый. Просто она почему-то застыла, откололась не прозвучала тогда.
Он поднёс кулак к уху, словно раковину, в которой пытаешься услыхать шум прибоя. Помолчал, послушал и произнёс ещё:
Мы её называем архэ́.
Понятнее не стало.
Что со мной было? Янку потряхивало от озноба всё ощутимее. И ещё от страха. То-от, что это было?! Во что меня эта рыбка превратила? Что произошло?! она чувствовала, что если Тот не даст объяснений сию же секунду, то она сорвётся в истерику. Это как подступающая волна ещё не пришла, но вода уже убегает из-под ног и собирается стеной впереди. И стена растёт, растёт
Эй, Тот положил Янке свободную руку на плечо в другой он по-прежнему сжимал «искру». Всё нормально. Рыбка точно такое же архэ, она ни во что тебя не превратит, просто ну, ты же сама помнишь, да? Ну, перед тем как я надел тебе рыбку на шею
Он говорил торопливо, сбивчиво, негромко, и Янка, вслушиваясь, потихоньку успокаивалась. Вода возвращалась в привычное русло, и было уже почти стыдно за едва не случившееся цунами истерики.