Черт! выругался Кейден и схватился за лук.
Стрела запела, рассекая воздух, тонкий тревожный звук слышен был даже на фоне кабаньего визга, воя раненой собаки, лая остальной своры, ржания лошадей. На этот раз король оказался удачлив, стрела застряла в боку животного, увязнув наполовину, за ней полетела еще одна, и сразу третья это Редрик продемонстрировал, что он тоже меткий стрелок. Кабан наконец рухнул в траву и задергался.
Дай мне свою рогатину! крикнул Кейден брату. Надо добить!
Он спешился, Рик подъехал ближе, протянул ему копье.
Время вдруг словно замедлились.
Король шел к поверженному вепрю, не особенно спеша смертельно раненый теперь никуда не денется. Рику казалось, что брат почти не шевелится, шагает медленно, еле-еле, и лошади нелепо медленно подергивают ушами, и свора, окружив огромное, едва живое тело, замерла в странных позах, и собаки противоестественно медленно разевают пасти, издают такие же странные, ме-е-едленные звуки, и сам кабан очень странно, плавно дрыгает ногами, и его напряженное тело медленно и мерно трясется.
Только мысли Редрика работали быстро, мгновенно, молниеносно. Такой шанс выпадает раз в жизни, и он был бы последним дураком, если бы упустил его. Проникнуть в сознание животного ерунда, детские игрушки, это с человеком он может не справиться, а тут всего лишь бессловесная скотина. Раз, и Рик в голове раненой зверюги. Два, и он уже внушил ему бешеную ярость, подстегнул волю к жизни, дал сил на последнюю борьбу. Три, и кабан вскочил в долю секунды, как раз когда Кейден отвел назад руку с рогатиной, замахиваясь для мощного удара. Четыре, и кабан бросился на него, навалился всей тушей, и король моментально оказался на земле. Пять, и кабан, громко фыркая, вонзил здоровенные клыки прямо братцу в живот. И еще, и еще раз. И снова. Шесть, семь, восемь, девять, десять
Рик отпустил сознание зверя, и тот, лишенный умственных костылей, рухнул рядом со своим преследователем, так внезапно превратившимся в жертву.
Кузен короля, его правая рука и лучший друг улыбнулся, глядя на это зрелище. Он спустился на землю; оба жеребца, оставшись без седоков, заметно нервничали, фыркали, трясли головами, перебирали ногами, но всё же, хорошо выученные, стояли на месте. Рик присел на корточки рядом с братом. Собаки бегали вокруг и выли. Кабан визжал, мучительно дрыгался; Кейден был неподвижен. Рик взял его за руку, нащупал пульс без сознания, но пока жив. Одного взгляда на раны достаточно, чтобы понять: долго не протянет. Мелькнула мысль добить его прямо сейчас, но Рик тут же отбросил ее, признавая неудачной. Смерть не должна вызывать подозрений. Несчастный случай, никакое не убийство. Расследовать, что случилось на охоте, будут тщательно, но никто ни в чем не заподозрит брата короля. Его единственного наследника, которого совет дворян провозгласит теперь следующим королем.
Редрик снова проник в сознание кабана зверь должен сослужить ему последнюю службу. Вепрь поднялся, обреченно повизгивая: очевидно, движение причиняло ему страшную боль. Жеребцы гнедой и вороной занервничали сильнее; собаки снова завыли. Рик передал кабану мысленный приказ, и тот молниеносно бросился на гнедого: сбил с ног, вспорол живот клыками. Вороной жеребец короля шарахнулся в ужасе, встал на дыбы, потом вдруг поскакал прочь, не разбирая дороги. Кабану последнее усилие стоило жизни, огромный зверь рухнул на землю, но Рику тот был уже не нужен. Собакам он мысленно отдал приказ возвращаться домой, и свора, не прекращая выть и скулить, бросилась наутек.
Будущий король остался один и огляделся. Кейден по-прежнему был в беспамятстве едва дышал, недолго уж ему осталось. Собак удалось разогнать, вороной убежал, его собственный жеребец хрипел, издыхая. Кабан отправился в свой кабаний рай. А он, Редрик, теперь вне подозрений. Все-таки несчастный случай на охоте, ну надо же.
Ведь тот, кому суждено править, рано или поздно возьмет власть в свои руки.
Глава 3. О судьбе, стучащей в дверь, и непостижимом эффекте улыбки
С самого утра она ждала, что сегодня случится что-то особенное.
Как обычно, проснулась Юна на рассвете. Умылась, зачерпывая воду из большой деревянной кадки, собрала в пучок свои слишком густые, непослушные волосы вот ведь наказание. Растопила печь, достала из погреба закваску, поставила хлеб. Пока тесто поднималось, сбегала в курятник, насыпала зерна курам. Вернулась, нагрела воды, заварила душистого чая. Позавтракала сухариками с козьим сыром, накрошила остатки сухарей лесным птицам в кормушку, а любимой кошке налила молока в блюдце, и как раз пришла пора ставить хлеб в печку.
Ты не знаешь, почему мне кажется, что сегодня будет удивительный день? спросила она кошку, но рыжая Рыська ничего вразумительного ей не ответила, только потерлась об ноги, а потом легла у печи и задремала.
Как подошло время обеда, Юна и не заметила всё крутилась по хозяйству. После она должна была встретиться с Тимом. Вчера вечером еще договорились вместе ехать на его телеге в Дальний лес: Тим собирался свежей травы нагрузить на покосе, а Юна хотела набрать хвороста и сухих веток на растопку в Ближнем-то лесу давно всё вычистили, а из Дальнего леса на телеге можно привезти домой больше, чем на своей спине.
Их с тетушкой Мервеной домик стоял на самом краю деревни, на отшибе. С деревенскими они не знались почти тетушка была ведуньей, ее побаивались, хоть и уважали и всегда звали охотно, стоило кому-то приболеть. Ведунья Мервена знала старые молитвы и заговоры, которых не помнил уж никто; научила ее бабка, а ту ее бабка, а ту ее бабка, а ту ее прабабка. Тетушка же учила потихоньку Юну.
Самое легкое разбирать целебные травы, понимать, как делать особые настои. Изгонять лихорадку и жар уже посложнее. А сложнее всего раны заживлять и кости сращивать: сил много уходит, да и не всякая рана излечивается. Браться за такое исцеление можно, только если совсем другого выхода нет; тетушка сначала не хотела Юну сложной ворожбе учить, но потом все-таки согласилась никогда ведь не знаешь, что в жизни пригодится, а настоящая ведунья должна уметь людей с того света возвращать, иначе ломаная монетка ей цена.
Снаружи звякнул колокольчик, и Юна крикнула через дверь: «Кто там?» просто так крикнула, для порядка, ведь сама почувствовала приближение Тима еще издали.
Это я! крикнул в ответ Тим, подтверждая ее мысли.
Юна улыбнулась и пошла отпирать.
Тетушка Мервена перед отъездом грозила Юне пальцем, приговаривая: «Будь осторожна, девочка моя! Мужики если какие будут лезть на порог их не пускай! Известно, что у всех этих кобелей на уме». Юна знала, что тетя нарочно напускает на себя строгость, потому что беспокоится за названую дочку как она тут одна жить будет? Чтобы утешить тетушку, Юна пообещала быть благоразумной. Но Тимми другое дело, его в дом пускать можно: он ей как брат, да и недавно посватался к Аните, так что никаких кобелиных планов на саму Юну у него сроду не имелось.
Ну, поехали? спросил Тим, как только она открыла дверь. А то вернуться надо засветло. Кстати, привет, кроха.
Привет! Я готова давно, подтвердила Юна.
По дороге они болтали без умолку, чтобы скоротать время. Тим рассказал, что они с Анитой вот-вот поженятся, а жить уедут в столицу, потому что родич одного давнего приятеля служит в королевской гвардии, так вот он говорит, что в гвардию скоро как раз будет новый набор, и крепких деревенских парней туда берут охотно, а жалование, между прочим, хорошее, хватит и на аренду маленького домика где-нибудь на окраине, и на сытую жизнь. Юна радовалась за друга, но немного грустно было, что теперь они видеться совсем не будут, а еще она думала про себя ни за что на свете не смогла бы она жить в большом городе, потому что ей нигде хорошо быть не может, кроме родного леса, в котором все тропинки известны, все птичьи гнезда знакомы, и каждый кустик как дорогой дружок.
Кстати, а где твоя тетка Мервена, почему она сегодня не грозилась меня с лестницы спустить? засмеялся Тим.
У нас в доме нет лестницы, засмеялась в ответ Юна. А тетушка в город уехала, на несколько дней.
Она не стала объяснять, что тетю позвали в богатый дом, лечить больного, от которого все столичные доктора уж отказались. Тим и не расспрашивал: его, похоже, не особенно интересовали подробности.
Но ты брось, тетушка всегда в шутку грозится, это ведь всем ясно, снова заговорила Юна. Просто по привычке женихов отваживает, боится за меня. Но про тебя-то она знает, что ты мне как брат.
А почему отваживает? Так ты никогда замуж не выйдешь.
А я и не выйду, спокойно сказала Юна. Нельзя мне, ведунья в замужестве всю свою силу теряет.
Нужна ли та сила, если всю жизнь одной жить? удивился друг.
Нужна, отрезала она, и Тим больше не стал ничего спрашивать.
За разговорами незаметно доехали до поля. Тим направил своего мерина к небольшому стогу, пахнущему свежескошенной травой, достал вилы и принялся перекидывать его на телегу. Юна углубилась в лес; на опушке старого валежника было не найти, но она знала, что у родника будет чем поживиться.