Не умеешь не воруй! заключил он.
Витька так и вошел в кабинет председателя колхоза с мешком на плечах. Расправа над незадачливым вором была короткой его обругали матом и заставили тащить мешок назад на ферму. Вечером Витька напился и полез с кулаками на свою жену. Женщина испуганно закрыла лицо руками, и Витька несильно ударил кулаком по ладоням. Он что-то кричал про «сволочей» и «власть, которую сажать нужно» и если бы не вмешательство Ивана Ухина, одним подзатыльником опрокинувшего на землю легковесного Витьку, дело могло бы принять дурной оборот.
Тронешь еще раз мою двоюродную сестру, убью, понял? склонившись над Витькой, тихо сказал Иван.
Витька попытался встать, но на него вылили ведро воды. Уже мокрый, вдруг ставший жалким и маленьким, он, наконец, успокоился. Иван увел Витькину Галину к себе домой. Узнав о том, что произошло, Люба бросилась во двор, и ее пришлось ловить уже на улице. У возмущенной донельзя женщины отняли лопату, но ее крик, вернее, вопль призывающий к мщению, еще долго звучал в Витькиных ушах.
«Лучше бы убили, в самом-то деле, подумал тогда Витька. Натворил делов, а зачем, спрашивается?»
Это был единственный случай, когда Витька поднял руку на свою жену. Утром он попросил у нее прощения, встав на колени. Витька зачем-то поцеловал ее колено, потом уткнулся в ноги лицом и заплакал, как ребенок.
Витьку разбудило легкое прикосновение к плечу. Он вздрогнул и открыл глаза. Перед ним стояла улыбающаяся Василиса Петровна. Она была одета в легкомысленное для деловой женщины светлое, воздушное платье, выгодно подчеркивающее ее тонкую талию и высокую грудь.
Витька вскочил и вытянулся по стойке смирно. Толпа селян за спиной хозяйки «Сытых боровичков» засмеялась.
Это самое Они там! смущенный Витька кивнул на дверь домика.
Не сбежали? все еще мягко улыбаясь, спросила Василиса.
Не-е-е, что вы! А я только под утро немного прикемарил Витька нашарил в кармане ключ, подошел к двери домика и широко распахнул дверь. Эй, жулье, командным голосом рявкнул он. Давай на выход!
Жмурясь от яркого света, вышла наружу и остановилась у порога ночная «тройка». Василиса с нескрываемым любопытством рассматривала воров. Впереди стоял рослый, широкогрудый парень со спокойным и приятным лицом. На вид ему было не больше двадцати восьми тридцати лет. В целом незнакомец производил хорошее впечатление, но его портили сильно поношенные джинсы, старая куртка явно с чужого плеча и линялая, штопаная майка.
Парочка за спиной главаря производили не менее странное впечатление. У толстяка в кепочке было умное, некрасивое и капризное лицо интеллектуала. Его фигура казалась бесформенной, по-детски неуклюжей и смешной. Толстяк нервно кривил пухлые губы и старался не встречаться глазами с селянами. Третий ночной воришка, казалось, взял все, что только можно, от прилагательного «длинный». У него было длинное тело, длинные руки, ноги, лицо, нос и даже рот. Тем не менее, природа позаботилась о том, что бы все вышеперечисленное было крепко сбито и ни о какой унылой неуклюжести «длинного» не могло быть и речи. Скорее даже наоборот, он казался упругим, как, пусть и не сильная, но не знающая усталости пружина. «Длинный» воришка, улыбался, но не виновато, а скорее чуть грустно, причем в его глазах просвечивали озорные огоньки. Несомненно, что живой и подвижный характер длинного не знал ни страха или чувства подавленности.
Витька подошел к «Ауди» и презрительно пнул машину ногой.
Ихний агрегат, пояснил ночной сторож. Наверняка, сперли где-нибудь. Я колеса ей проколол, чтобы они не убежали.
Это моя машина, спокойно сказала Василиса Петровна.
Так ведь растерянно начал Витька, но тут же запнулся и посмотрел на длинного вора.
Тот принялся рассматривать верхушки сосен. Василиса рассмеялась, а за ней и все, кто стоял за ее спиной. Витька покраснел и уставился на свои ботинки.
Вам сторожа не нужны? беззаботно поинтересовался у Василисы длинный. Как я понимаю, от этого, он кивнул в сторону Витьки, у вас одни проблемы.
Витька подпрыгнул как ужаленный.
Чего-чего?!.. возмущение ночного сторожа было настолько искренним, что он выпалил первое пришедшее ему на ум: А кто по-немецки вчера ругался?!.. Шпион несчастный!
Василиса Петровна успокоила разбушевавшегося ночного сторожа легким движением руки. Какое-то время она рассматривала «пленных» и в женских глазах не было ничего, кроме делового, хотя и благожелательного интереса.
Витька подпрыгнул как ужаленный.
Чего-чего?!.. возмущение ночного сторожа было настолько искренним, что он выпалил первое пришедшее ему на ум: А кто по-немецки вчера ругался?!.. Шпион несчастный!
Василиса Петровна успокоила разбушевавшегося ночного сторожа легким движением руки. Какое-то время она рассматривала «пленных» и в женских глазах не было ничего, кроме делового, хотя и благожелательного интереса.
Затем взгляд женщины замер на лице вожака. На какое-то мгновение Ивану Ухину померещилось, что во взгляде Василисы вдруг промелькнула нет, не искорка чисто женского любопытства, ведь главарь ночных воришек все-таки имел довольно приятную наружность, а какое-то странное, еще никогда и никем не виданное сонное выражение. Иван удивился. Сонное выражение глаз Василисы, по убеждению всех верхнемакушкинцев, невозможно было не то чтобы увидеть, а просто представить! Иван на секунду закрыл свои глаза и когда снова открыл их, лицо хозяйки «Сытых боровичков» было прежним деловым и спокойным.
Меня зовут Василиса Петровна, сказала она, обращаясь к главарю. Пожалуйста, представьтесь сами и назовите имена ваших друзей.
Главарь немного помолчал.
Меня Сашка зовут, наконец, тихо выдавил он.
Александр, поправила Василиса.
Это Мишка, главарь кивнул на толстяка, а это Ганс
Я же говорю, шпион! не выдержал и радостно крикнул Витька.
Schweige, derDummkopf, (Замолчи, дурак) спокойно сказал Ганс.
Ага, опять!.. восторжествовал Витька.
Ночной сторож поймал оккупанта, поморщился Ганс. Первый раз вижу такого болвана.
Ругаться не хорошо, вмешалась в нарождающуюся перепалку Василиса Петровна. Кстати, Ганс, вы немец?
Не похож, что ли?
Похожи. Но вы говорите без акцента.
Я и по-французски так же могу. Итальянский знаю хуже, но итальянцы, в отличие от вас, меня поймут и простят.
И отпустят? улыбаясь, продолжила фразу Василиса.
Ганс опустил глаза и глухо, почти без выражения, сказал:
Спящие красавицы всегда должны быть добры.
«И он тоже заметил! почему-то с ужасом подумал Иван Ухин, вспоминая, как минуту назад невольно удивился новому и необьяснимому выражению глаз хозяйки «Сытых боровичков». Честное слово, заметил!..»
Последняя фраза пленного немца взволновала селян. Люди за спиной Василисы ожили и осуждающе зашептались. До сих пор их устаревшие представления об иностранцах не грешило разнообразием: все иноплеменники представлялись им сытыми, хорошо одетыми буржуями. Буржуи шатались по антикварным магазинам и скупали матрешек. То, что кто-нибудь из них, вот так запросто, мог покуситься на чужое добро, а потом вдруг совсем ни к месту, упоминать каких-то «спящих красавиц» показалось им и возмутительным, и невероятным.
Что будем с ними делать, Иван Степаныч? Василиса посмотрела на Ивана Ухина.
Тот нагнул голову и почесал затылок.
В милицию их! снова вырвался вперед Витька.
А за кабель кто платить будет? оборвал соседа Иван. Электрики говорят, нужно новый покупать.
Сто сорок тысяч, быстро посчитала в уме Василиса Петровна.
А покрышки у машины? напомнил Витька.
Это же не мы! попытался возразить Ганс.
Еще пятнадцать тысяч, если с работой, констатировал Иван Ухин.
Он явно завысил цену, но никто не возразил.
Я окошко в машине разбил, и замок зажигания открутил, подал голос из-за спины отца Петр. А когда двигатель заводил, то гарью в салоне запахло. Электропроводка, барахлит.
Еще деньги и пока неизвестно сколько, сказал Иван Ухин.
У нас нет денег, предупредил главарь Сашка.
На его лице промелькнула тень растерянности. Толстяк Мишка испуганно моргал глазами, а длинный Ганс снова принялся безучастно рассматривать верхушки сосен.
Там, на стоянке, рядом с «Ауди», драные «Жигули» стояли, снова подал голос Петр. Ваше «железо», что ли?
Мое кивнул Сашка.
Он и пяти тысяч не стоит, сказал Иван Ухин. С этих дармоедов попросту взять нечего. По-моему, так пусть лучше они долг отработают.
Последняя фраза прозвучала полувопросительно. Василиса Петровна задумалась.
Вы имеете в виду Лесное озеро, Иван Степаныч?
Истопник кивнул. Лесным озером называлась красивая, огромная лужа метрах в ста от санатория. К ней вела узкая, извилистая тропинка. Василиса Петровна уже давно хотела расчистить озеро и проложить к нему дорогу. «Боровички» расширялись и требовали места. Но занятые нескончаемым сельским трудом и службой в санатории, верхнемакушкинцы не находили времени для новой работы. Кроме того, работа на Лесном озере рытье дренажного канала и прокладка дороги в лесной чащобе не казались легким трудом даже привыкшим ко всему селянам.