Черный ворон! Что ж ты вьешься?!
Над моею головой?!
Ты добычи не дождешься!
Черный ворон, я не твой!
Старушка из первого ряда вопреки запрету щелкнула замком ремня, подскочила и рывком достала с полки коробку, перевязанную накрест шпагатом. Села, пристегнулась и прижала коробку к себе.
Так оно спокойнее! пояснила она неодобрительно взглянувшей стюардессе. Сервизы у меня там, милочка! Внучка замуж за армянина выходит, вот везу на свадьбу в подарок. На руках подержу, а то вдруг упадем разобьются. Жалко.
Какие сервизы, старая кляча?! Это мы, мы разобьемся! крикнул мужчина, сидевший через проход. Сделал попытку расстегнуть ремни, но ладони стюардессы предупредительно накрыли его руки.
Оставайтесь на своих местах!
Дайте мне пересесть в хвост! потребовал пассажир.
Я вас прошу оставаться на месте! стюардесса уже не улыбалась. Глаза смотрели с колючим укором.
Мужчина привстал насколько позволяли застегнутые ремни и посмотрел на остальных пассажиров.
Товарищи, мы падаем! А эти делают вид, что все в порядке!
Они выполняют свою работу! выглянул в проход Саша. Прекратите панику!
Конечно! Ты же в хвосте сидишь, поэтому такой умный и смелый?! зло выкрикнул пассажир и посмотрел на поющих «Подберезовиков». Вы в своем уме?! Нашли время петь!
Саша хотел было сказать, что в случае катастрофы не имеет значение, где ты сидишь, но при дочери озвучить это не решился. Он был обеспокоен не меньше остальных, но не за себя за жену и ребенка, которых при подобных обстоятельствах даже не смог бы защитить. Сейчас главное сохранять спокойствие, не дать разгореться тлеющей искре паники и, конечно же, надеяться на профессионализм летного экипажа. А еще на чудо.
Голос бортпроводницы, прорываясь сквозь какофонию воплей и песен, стал громче и требовательнее:
Товарищи, успокойтесь! Уберите ручную кладь в ноги! Спокойствие!
И, пытаясь сохранить равновесие, пошла по проходу:
Женщина, коробочку под кресло! Спасибо!
Товарищ! Уберите руки и покажите мне ремень! Спасибо!
Просьба убрать сумку в ноги! Спасибо!
Саша сжал руку жены.
Все будет хорошо! Слышишь, Капа?! Все будет хорошо!
Стюардесса, пробежав по салону в обратном направлении, открыла дверь в кабину и все отчетливо услышали громкий голос пилота:
Диспетчер, говорит борт 2451! У нас отказ правого двиг....
Дверь захлопнулась, но услышанного было достаточно искра беспокойства полыхнула в пожар паники. Саша уже не пытался кого-то успокоить, это было бесполезно люди таким образом давали выход страху: через крики, причитания, слезы и даже песни. Он просто держал руку жены, а та сжимала теплую ладошку дочери.
Самолет тряхнуло. С верхней полки свалилась сумка, затем еще одна. Через секунду посыпалось все, что там было самолет резко накренился.
Капа одной рукой придерживая дочь, другой вцепившись в подлокотник, посмотрела в иллюминаторы на левой стороне салона, за которыми мелькали остроконечные верхушки таежных деревьев.
Самолет падал. Стремительно летел к земле под вопли:
Это все Меликян!
Господи, помилуй!
Прекратите антисоветчину!
Тупой и длинный!
Сервизы бы не побить!
Пустите меня в хвост!
***
Стакан со стуком вернулся на стол. Тихон Авдеевич прижал руку к левой щеке и, страдальчески охнув, затянул грустную песню. Слезы сочились из закрытых глаз и капали в тарелку с нетронутым студнем Тихон Авдеевич после десятой не закусывал. Пел он с такой самоотдачей и душевным надрывом, будто не дочь замуж выдавал, а на похоронах сидел. Впрочем, для него так оно и было. Тихон Авдеевич хоронил свои надежды на то, что его единственная и любимая дочь Маруся когда-нибудь будет счастлива.
Жена Мария Ильинична, крепкая полногрудая женщина в цветастом платке, не выдержала и всплеснула руками:
Что ж ты, ирод, за песню такую похоронную затянул?! Дочь замуж выдал, радуйся! Что ж ты мне душу рвешь, скотина?!
Тихон Авдеевич аргументы не принял и продолжал петь, с чувством постукивая кулаком по столу. Парочка гостей неуверенно подвывала в унисон. Пели акапельно, так как гармонист Иван, из чувства протеста и солидарности с женихом, демонстративно положил гармонь на траву и теперь сочувствующе смотрел на Костю. Сами же молодые сидели во главе стола: грустные, растерянные, оплеванные.
На третьем куплете Маруся не выдержала и, уткнувшись хорошеньким лицом в пиджак мужа, тихонько заплакала. Костя махнул рюмку и треснул кулаком по столу:
Хватит, папаша!
Стало тихо. Лишь плеск реки далеко внизу по склону, да шелест легкого майского ветерка в ветвях. Тесть поднял на него красные глаза.
Ой, кто это у нас такой грозный?! нарочито испуганным голосом пискнул он. Не иначе сам Константин Бестужев, мой зять?! Точно он! Кузнец, столяр, почетный житель Лоскутовки и просто красавец-мужчина!
Он привстал, оперся костлявыми кулаками в стол и рявкнул:
А еще сорокапятилетний алиментщик!
Мария Ильинична пихнула мужа в бок, но тот лишь отмахнулся и сел, нервно раздувая ноздри. Костя рывком расслабил галстук, стянул его через голову и швырнул на стол. Маруся испуганно прижала ладонь ко рту, гости молча наблюдали за противостоянием тестя и зятя.
Я, Тихон Авдеич, от ответственности не бегу, потому и алименты плачу! Сына люблю и навещать буду! Но мать его не любил никогда! Так получилось! Бывает, люди ошибаются! Это жизнь!
Настасья уже давно в городе с другим крутит! Я лично видел! Что ж Косте теперь крест на жизни своей ставить?! угрюмо сказал гармонист Иван.
Помолчи, твое дело маленькое гармонь мучить! оборвал защитника Тихон Авдеевич и снова уставился на Костю. Ты мне скажи, мил человек, у нас что, баб мало?! И вдовые есть, и разведенки. Мог бы найти село, чай, не три двора! При чем тут моя Маруся, а?! Мы ее с матерью растили, воспитывали, а тут приперся какой-то пижон и замуж ее потащил?!
Он посмотрел на дочь.
А тебе что, парней молодых мало?! Я тебя спрашиваю! Мишка Рукосуев чем тебе не жених, а?! Хороший парень ведь! А Митька Сухозад?! Бедовым пацаном рос, озорничал, уж я ему уши драл-то знатно! Зато почетным трактористом вырос! Чего тебе не хватало, дочь?! Молчишь?!
Рука схватила бутыль с самогоном, плеснула в стакан до краев. Гости, почувствовав себя неуютно, заерзали.
Тихон, да перестань ты! Ну любят друг друга!
Костя парень свой! Поди пятнадцатый год уже тут живет, только с хорошей стороны знаем! И по дереву, и по металлу мастак! Рукастый!
Притретесь еще! Поначалу у всех бывает!
Авдеич, у тебя уже от самогонки резьбу сворачивает! Успокойся!
Ты, Тихон, раньше бы характер показывал! Или специально свадьбы дождался, чтобы все испортить?!
И то верно! Раньше надо было, Авдеич!
Тихон Авдеевич отмахнулся.
Раньше буркнул он. Оно, конечно, верно, что раньше
За столом стало тихо. И очень грустно. Все сидели, уткнувшись взглядами в стол, никто не пел, не пил, не закусывал. Мария Ильинична успокаивала дочь, сама всхлипывая и размазывая слезы. Костя ковырял картошку, присыпанную укропом, и угрюмо сопел. Свадьба была безнадежно испорчена.
Тихон Авдеевич виновато вздохнул и огляделся по сторонам: на шумящий зеленой стеной лес позади сельских домиков, на укатанную трактористом Митькой Сухозадом дорогу, на бликующую от солнца реку. Поднял пьяные глаза в небо. В моменты грусти и печали он всегда искал успокоения в этом бескрайнем небесном куполе, иногда безоблачном, иногда затянутом грозовыми тучами, но всегда бесконечно родным.
Но почему-то сейчас он успокоения не почувствовал что-то беспокоило, тревожило, выбивалось из привычной картины. Тихон Авдеевич поморгал и вдруг понял, что его так смутило прямо на них летел самолет, пачкающий небо двумя жирными дымными чертами.
В рот мне ноги!!!
***
С полки перестала сыпаться ручная кладь самолет выровнялся и набрал высоту. Это вселило в пассажиров некоторую надежду по крайней мере, стоны и крики утихли, уступив место настороженному молчанию. Все прильнули, уже в который раз, к окошкам иллюминаторов.
Внизу и на многие километры вокруг простиралась тайга со всем присущим набором достопримечательностей: неровным, сменяющимся зелеными холмами и бурыми равнинами рельефом; серебристыми лентами проток и мрачными пятнами заболоченных озер; рвущимися в небо хвойными деревьями и чахнущими в их тени мелкими кустарниками
«Подберезовики» тихонько завыли:
А ты улетающий вдаль самолет
В сердце своем сбереги!
Под крылом самолета о чем-то поет
Зеленое море тайги!
Под крылом самолета о чем-то поет
Зеленое море тайги!
Да прекратите вы петь! зашикали пассажиры.