Придётся нам тоже в гости к ним идти? спросила Таня, когда мы сели в полумраке на террасе в уже по-настоящему ночном ароматном саду.
Не хочешь? я посмотрел на неё.
Таня спустилась в кресле так, чтобы смотреть в небо, где мерцали уже звёзды.
Не знаю. Надоели все, никого видеть не хочу.
Я улыбнулся, я чувствовал то же. Мы посетили Вальдауфов, конечно. Их вилла была несравненно скромнее нашей, но довольно красивая тоже, намного моложе, я думаю, века восемнадцатого, когда наша современница той самой Симонетты и Боттичелли, но их была уже хорошо обжита и довольно уютна, они ведь жили здесь уже больше года, то есть Вальдауф наездами, потому что перемещался по Европе, где проходили его выставки и продавались его работы с большим успехом, и Москве, куда он ездил работать, потому что как он выразился: «Как это ни странно, но в этом благодатном краю я растекаюсь под солнцем как мороженое и ничего не хочу делать, до того мне здесь хорошо, он посмотрел на Марину. А в Москве я на своей планете: кровь быстрее бежит по венам, я сразу молодею и хочу творить. Мой город. А здесь, наверное, надо родиться, чтобы стать здешним живописцем. Я нездешний, я русский», и засмеялся, намекая, видимо на свою фамилию, хотя никто из нас его немцем, даже наполовину, не считал.
Оставшиеся до отъезда дни мы с Таней провели за рулём автомобиля. Она так и сказала:
Знаешь, что, милый, подарил машину, научи водить.
В первый раз получилось весело, дорога пустая и Таня, взяв руль и нажимая, как я показал на педали, тронула с места, визжа от восторга.
Так подожди, ты сначала объясни мне, для чего три педали? Газ и тормоз я понимаю, а что такое сцепление?
Это способ разделить двигатель и колёса, но это так сказать, грубая схема.
Зачем их разъединять?
Чтобы передача была плавной, то есть не передавалась сразу на колёса, и автомобиль не двигался рывками. Но в твоей машине автоматическая коробка передач, тебе не придётся думать, она сама выберет режим.
То есть, если коробка передач как эта, то выбирает водитель, а если автомат, то решает машина? Таня удивлённо посмотрела на меня. Получается, там как бы робот.
Ну да, получается. Тебе это не нравится?
Да нет прикольно, я бы сказала, усмехнулась Таня. Марк, а ты не хотел бы научиться управлять самолётом? Ну вот, нашим?
Ну и ну а почему бы и нет, собственно говоря?
Таня улетела в Париж, потом на очереди был Милан, затем Лондон, я же, перемещаясь, как и всегда по своим делам, не мешал Тане, зная, какая у неё напряжённая работа и я могу только мешать. И выполнял эту её идею научиться управлять самолётом. Оказалось очень даже занятно, самое главное не в управлении самим аппаратом, что, конечно, важно, но куда важнее слушать диспетчеров и следовать правилам и их указаниям. И через месяц мой инструктор позволил мне самостоятельно вести самолёт. Было чем похвастаться перед Таней.
Мои дела, налаженные мной как самый лучший, самый совершенный механизм работал не без мелких сбоев, которыми я постоянно занимался, перелетая с места на место, и в этих перелётах всё чаще пилот позволял мне брать штурвал, оставаясь рядом.
В Москву я вернулся без Тани, только чтобы увидеться с мамой и побывать в моём прекрасном офисе, проверить, как там идут дела, это для меня приятная игра. Но, хотя я не собирался долго оставаться в Москве, без Тани мне тут было тоскливо, поэтому я старался находить себе дела, где-нибудь ещё.
В Чечню, где наросли как гнёзда тараканов лагеря подготовки боевиков, и они лезли туда и оттуда во все стороны, разворачивались новые боевые действия, и где всё происходило на сей раз уже не так, как в предыдущую кампанию, серьёзнее и страшнее, и куда более организованно. И намного больше теперь здесь было иностранных наёмников, лихих парней со всего света, больше всего с Ближнего Востока, но это те, кто изображал воинов Аллаха, но хватало и грузин, украинцев и каких-то прибалтов с англичанами, им тут представлялось эдакое сафари только поострее, охота на людей, полагаю, будоражит подонков куда больше охоты на львов.
Мы с Радюгиным встречались в Москве регулярно, обставляя наши встречи по всем законам конспирации. И я твёрдо заявил ему, что лично разговаривать с полевыми командирами и командирами нашими я стану только, если в этом будет настоящая необходимость. Меня не прельщала военная романтика, а уж мои приключения в прошлый раз стоили мне трёх месяцев нервического воздержания, когда я, отвратительный самому себе, вынужден был посещать венеролога и специалистов по СПИДу, и только, когда после нескольких десятков анализов меня уверили в том, что я абсолютно здоров, что всё, что я мог подхватить от той девицы, ставшей моим кошмаром на эти месяцы, вылечено, я смог, наконец, обнять мою жену. Как думаете, высокая цена за сомнительное удовольствие почувствовать себя настоящим мачо с калашом и членом наперевес? По мне, так слишком.
Так что в зону боёв я больше не летал, доказывать кому-то там, что я существую, мне более не хотелось, я предоставил это Радюгину, в конце концов, кто из нас полковник?
Я готов участвовать во всём, и финансово и как угодно, но от этих путешествий вы меня увольте, сказал я Радюгину.
Он усмехнулся, взглянув на меня.
Мне не показалось, что вы испугались в прошлый раз, Марк Борисыч.
Ну так вы ошиблись, я испугался.
Радюгин покачал головой.
Хорошо, я согласен считать так, как вам угодно, я принимаю вашу версию, хотя мне представляется дело совершенно в другом. Вы в своей благополучной жизни никогда не касались скверны, и не хотите. Я могу это понять. Но возможно ли делать то, что вы хотели бы, если
Меня это немного разозлило, какого чёрта, в самом деле, я должен раскрывать душу перед ним, он мне не друг, товарищ, но не друг.
Николай Иваныч, фельдмаршал в окопах лосин не пачкает, после, знаете ли, на коня не сесть, засмеют. Так что я останусь в моих белых лосинах, а вы будете моей ратью. Встречаться с этими людьми мне нет никакой необходимости. Привозите материалы, будем изучать вместе, и разрабатывать планы. Я понимаю, что вы организовали в своей конторе отдел из людей, которым вы доверяете, но я там светиться не стану. Нигде. У меня светлые цели, но я всего лишь мирный коммерсант, а не прыщавый юноша в мечтах о подвигах.
«Прыщавый юноша»? засмеялся Радюгин, но в глазах были злые искорки и побледневшие ноздри задёргались сердито. Полагаю, у вас и прыщей никогда не было.
Теперь разозлился он, но мне на это плевать. Он мне нужен для удовлетворения моей совершенно необъяснимой тяги к каким-то светлым идеалам, впитавшимся в мою душу непонятно где, то ли в семье, то ли в школе или в детских книжках моего безоблачного советского детства, или из-за Тани, которая неизменно стремиться к этому самому свету. Но я ему нужнее. Столько связей, сколько имею я, не имеет никто, и он это знает. Кроме того, мои финансовые возможности таковы, что меня ему вообще никто не заменит. Так что на его недовольство мне плевать, не захочет больше сотрудничать, я буду сожалеть, что не удалось выстроить хотя бы несколько ступенек в рай, а у него без меня получиться мало.
Не было, ответил я на его слова. И добавил с вызовом: Вам обидно?
Я с усмешкой смотрел на него, он молчал, взвешивал. Тогда я решил ему помочь.
Я рос идеальным ребёнком в семье, которая и во сне не присниться даже монаршим особам, потому что деньги и власть у моих близких всегда были, они плыли сами им в руки, помогала удача, природные данные или судьба, но вокруг меня всегда всё было самое лучшее. Но и в райские сады проникают ползучие твари и жалят маленьких детей сказал я, глядя ему в глаза. Однако и с этим мне удалось справиться, как вам и таким как вы это ни удивительно.
Мы сидели с ним в моей конторке, которую я регулярно проверял на наличие прослушек, в барах и ресторанах мы с ним больше не встречались, это показалось неразумным нам обоим. А сюда он приходил с чёрного хода, который был устроен как раз для таких гостей и вёл через подъезд со стороны двора. Я подумывал, что надо устроить и какой-то второй чёрный ход, о котором вообще никто не будет знать, но при мыслях об этом начинал чувствовать себя параноиком.
Но сейчас я думал не об этом, сейчас мне хотелось вывести Радюгина из себя, наступил некий момент истины, я это чувствовал.
Таким как я? Это каким?! Быдлу? Радюгин уже побледнел от злости, сложив руки на груди.
Я не знаю таких слов, Николай Иваныч, и не употребляю таких слов.
Ну ещё бы, вы у нас аристократ, зло дёрнув губами, прошипел он.
Ничего такого, мои предки из простых семей крестьян и ремесленников, сказал я. Ни одного аристократа, даже священника или хотя бы разночинца, или там, купца, я чистый потомок пролетариев. Так что ваш дротик пролетел мимо.
Он сделал глубокий вдох, опуская большие серые глаза. Я ждал, что он распрощается и уйдёт. Но я ему был нужен куда больше, чем он мне и он понимал это, и понимал, что я это знаю. И, кроме того, я и он понимали, что сейчас устанавливаются новые правила наших с ним отношений. Я бросил ему мяч и ждал теперь, куда он отобьёт мой пас.
Хорошо, Марк Борисович, я понял проговорил он, по-прежнему не поднимая глаз. Вы хотите быть внештатным сотрудником, притом тайным. Но это ограничивает ваши возможности.
Ничуть, я качнул головой. Это делает их безграничными, я через меня и ваши. Не понимаете?