Татьяна Иванько
В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. том 4. Кровь
Часть 19. Мрак на небосклоне
Глава 1. Мне
Ну что, сволочь, узнаёшь? с наслаждением спросил я, глядя в немного оплывшее за прошедшие годы лицо Оскара Фредриксена. Вообще странно, что он так подурнел, стареть ему ещё рано, сколько ему лет, где-то сорок, или сорок пять? Да, он старше меня на десять лет или больше? Как-то я подзабыл, даже странно. Когда-то он казался мне таким талантливым, таким необычным, таким красивым, что ради его расположения, я самого себя опустил в такую смрадную грязь, что до сих пор чувствую её адские миазмы. Но, надо сказать, глаза у меня открылись довольно скоро, и, хотя я продолжал находиться по его влиянием, но уже осознавал не столько его пагубность, сколько чужеродность мне.
Я и забыл бы о нём навсегда, я так и считал, но он сделал всё, чтобы я его вспомнил, потому что постарался разрушить карьеру моей жены, поэтому я его вспомнил, едва увидел подпись под одной из гнуснейших статеек, а потом увидел и пару телерепортажиков, что сохранялись в интернете, которым я пользовался теперь всё чаще и шире. Увидев знакомое имя, а после и рожу, очевидно, теперь, похабную, я возненавидел его куда больше, чем некогда.
Было трое обидчиков Тани, Кочарян мелкая блоха, пустоголовая пешка, уже сильно пониженный в должности после ставших известными махинаций со свидетелями и вообще ведением дела о мнимой смерти Курилова, висел на волоске от увольнения и судебного разбирательства. Это было объявлено во всеуслышание, но вышестоящие не спешили воплощать это в жизнь, потому что «тогда придётся открыть и пересмотреть десятки дел, которые вёл этот следователь, вы представляете, к чему это может привести?!». Но мне было достаточно и этого, и его позора, и раскаяния, правда, притворного, с которым он приносил нам, то есть Тане свои извинения.
Никитский был мною приготовлен на «сладкое», как говориться, с ним я намеревался разделаться не сразу, я хотел, чтобы он ждал, чтобы он в страхе оглядывался, понимая, что Немезида занесла над ним меч. Пусть он в ужасе ждёт.
А вот к Оскару я приехал сам. Я хотел видеть его после того, как он тысячу раз лгал мне, как пытался проституировать меня, несчастного влюблённого идиота, опьянённого воздухом свободы, которая, ринувшись за наш рухнувший железный занавес, свела с ума всех, после его шантажа, которым он изводил меня из-за того, что я отошёл от него, и не стал позволять так вольно вести его дела в Москве.
Так что я приехал к нему в Лондон, где он теперь обосновался. Я приехал только ради того, чтобы увидеть его лицо перед тем, как отдам его палачам. Я не знаю, что сделает с ним генерал Сомов, чью дочь он подсадил на героин обманом и почти насильно, как вовлекал её в свой грязный круговорот, подкладывая под тех, кто был ему нужен, отчего несчастная девушка ещё глубже скатывалась в наркотический угар. Таких было много, но только генерал Сомов имел возможности отомстить за всех. А мстить ему было за что, Лиза Сомова умерла полгода назад от последствий употребления наркотиков Поэтому, когда я приехал к нему рассказать, кто стал точкой отсчёта в судьбе его дочери, убитый горем генерал воспрял духом.
Так что к Оскару я явился вооружённый атомными боеголовками никак не меньше. И когда он открыл мне дверь своей квартиры, то отступил с порога, побледнев.
Ну, я вижу, узнал, значит, я не слишком изменился, и ты русскую речь не совсем позабыл, а? проговорил я, входя. Ну чё, как жизнь?
Я огляделся вокруг.
Небогато живёшь, гнусные пасквили мало денег приносят? Ай-яй-яй, обидно, должно быть? Или стареющая задница потеряла в цене?
Здесь не пгивикли демонстгиговать богатство, как в вашей вагвагской стгане, где всъо далжно блэстет.
Ну конечно, акцент нарос, как и мешки под глазами, засмеялся я. Раньше ты почище говорил, да и действовал тоньше.
Я прошёл в небольшую гостиную, потолок едва по лбу не царапает, а наши ещё на «хрущёвки» жалуются.
Выпьешь? спросил Оскар.
Фредриксен, одиннадцать утра, какая выпивка?
Он пожал плечами и взял сигареты, пальцы его заметно подрагивали, от волнения или пьянства я ещё не мог понять, но раньше у него не тряслись руки, он был очень уверен.
Чьем объязан? спросил Оскар, садясь в кресло, пристроил рядом на столике пепельницу, и, теребя в руках сигаретную пачку, будто опасаясь, что я отберу, из-под джинсов стали тощие лодыжки, поросшие редкими рыжеватыми волосами.
«Объязан», тьфу ты до чего ж ты жалкий, даже глумиться охота пропала, проговорил я, чувствуя скорее отвращение, чем удовольствие от удавшейся мести.
Оскар, очевидно, не понял, что я говорю, что хочу сказать, ни впрямую, ни иносказательно, тем более.
Я не один приехал, Оскар, сказал я, решив сократить наш разговор.
Что, жену привъёз? мерзко ухмыльнулся он.
Но меня этими тухлыми ухмылками не проймёшь.
В известном смысле, кивнул я. Ты сломал её карьеру, разорваны контракты, мы остались должны уйму денег.
И что? он снова нервно дёрнул сизоватыми губами, выпуская дым. Морду набёшь?
На черта мне твоя морда Я всё смотрю и думаю, как много времени прошло.
Секс со сладьэнькими дьеэвачками лучше, чьеэм со мной?
Говоришь всё лучше, Оскарик, покивал я. Никакого секса с тобой я уже и не вспомню. Но впрочем, разве теперь это важно?
Ньеэт? Когда-то было важно, когда-то ты говорил, что любишь меня.
Ещё одно враньё, этого я не говорил, сказал я, в этом уверен, я отлично знаю, кому и что говорил даже в те времена, когда был обдолбанным торчком, за всю мою жизнь я говорил эти слова только одному человеку, и её обидели, именно поэтому я теперь здесь.
May be, дёрнул плечом Оскар, изо всех сил делая вид, что спокоен.
Привык врать, сволочь.
Я дьеэалаю то, что прадаётся, сказал Оскар, затягиваясь с самым независимым видом, но подрагивающий кончик сигареты выдавал его страх, даже ужас передо мной.
Вот интересно, когда он затеял свою грязную выходку с этими публикациями о Тане, он на что рассчитывал? Что всё сойдёт ему с рук? Странные люди.
Осталное пыль, добавил Оскар.
Это ты пыль, негромко сказал я.
И что тепэрь? Убьошь меня? Я развеял в пыль карьеру тваей наглёй жены. Она вздумала э-э-э threaten me (угрожать мне).
Этого я не знал, ведь Таня так и не рассказала мне об их встрече в Москве, когда она буквально вышвырнула его за границу. Я не то чтобы удивился, но не думал, что Таня так решительно защитила меня когда-то, так жёстко обошлась с ним, пресекая его попытки шантажировать и позорить меня.
Так ты не знал
И Оскар рассказал мне, в красках расписывая, как Таня «нагло» вела себя с ним, как приказала выдворяться из Москвы. Мне даже показалось, что Оскар сейчас рассказывал мне это, предполагая, что я, узнав, как Таня обошлась с ним, немедленно откажусь от неё и приму его сторону. Я искренне удивлялся, насколько он до сих пор уверен, что его чары действуют на меня. Они и прежде-то не действовали, теперь я понимал это, просто в нём мне виделся весь «свободный мир», в который мы тогда так стремились все. Он даже не был человеком, он был олицетворением. Наверное, поэтому так глубоко было моё разочарование и так велико удивление, и отвращение теперь. Он и теперь был словно бы и не человеком, поэтому мне так странны его морщины, его блёклые волосы, в которых поблескивала седина, тощие лодыжки и морщинистые мешки под глазами. Да для меня Оскар был явлением, которое я ненавидел.
Я не один, Оскар, повторил я.
Gangsters привьоёл?
May be, снова сказал я, чувствуя печаль и разочарование, почему-то я не испытывал сладости, на которую рассчитывал, когда направлялся сюда. Это было похоже на то, что сказала Таня: «Не надо мести, Марик, это опустошает»
Ты помнишь Лизу Сомову?
С чьего я должен их помнить?
Не «их», а её. И ты, думаю, её помнишь, сказал я, подходя к нему. Здесь её отец, генерал Сомов. Не волнуйся, Оскар, он не гангстер.
Я похлопал его по плечу.
Он гораздо хуже. Так что что держись Пока! я направился к выходу.
Я даже не понимаю, как он так быстро и бесшумно прошмыгнул вперёд меня, но он оказался у двери в передней прямо передо мной.
Маrк fucking gay!
Он схватил куртку с крючка и прямо в тапках бросился на улицу. Но это был напрасный и очень глупый манёвр, потому что его тут же вернули. Генерал Сомов, конечно, приехал не один сюда, Николай Палыч не Зорро, а генерал КГБ, ну теперь ФСБ, сути не меняет
Танюшка! Наконец-то! Ну невозможно настолько пропадать! Володя подскочил ко мне, роняя пюпитр, с которого птицей слетели исписанные нотные листы. А может быть, это были аккорды или стихи, я в тот момент не знала ещё, их, улыбаясь, глядя на нас, подняла Мэри.
Привет! Слава Богу, все вернулись, сказала Мэри, имея в виду, и Боги тоже, который шёл за мной.
Здесь в их новой репетиционной базе в Сокольниках было просторно и тихо, когда они не играли, заброшенный склад игрушек они выкупили совсем недорого. Мы склад-то этот с Боги нашли не сразу, он даже за руль моего прекрасного Porsche сел сам.