Амелик и Искандер с детьми уезжали к султану во дворец надолго. Делить завоеванные земли, обсуждать последствия мирного договора с дикарями, много вопросов предстояло обсудить.
Ты не возьмешь меня с собой? раз пятый спрашивала Эйшан, с тех пор как приехал гонец с приглашением.
Я хочу, чтобы ты меня ждала здесь. И скоро я пришлю детей.
Женщина вздохнула. Она несколько недель, после того случая в кабинете, заглядывала ему в рот, пытаясь предугадать желания, и не отходила от него на случай, если она ему понадобится. Искандер тяготился таким вниманием, но терпел, решив не обижать жену. Взгляд Эйшан был жалобно-верным, словно шейх неизлечимо болен. Искандер не знал, как реагировать на него, и боролся с яростной досадой.
Амелик остался ночевать в доме Искандера, ради красивых черных глаз сестры Эйшан Лейлы.
Все возьми, моя жестокая любовь, и вновь, я говорю напевал Амелик.
Искандер помнил Амелика столько, сколько помнил себя. И Амелик постоянно напевал эту строчку, никогда дальше. Это выдавало волнение или тревогу.
Друзья входили во дворец, Оснан, сказали, уже ждал их.
Люблю я сюда приезжать, сказал Амелик глядя как по коридорам снуют девушки сераля для гостей. Шейх Аль-Толь любил поездки вообще, потому что любил новые впечатления, даже северный остров Айсланд его не пугал.
Джаллал огляделся и заметил в конце коридора каких-то детей. Дети во дворце были редко, поэтому мальчик обрадовался. Жаль, что нужно терпеть приветствие.
Станешь султаном, отмени приветствие для детей, сказал Джаллал брату, пытаясь издалека рассмотреть красива ли девочка.
Энефрей дернул уголком губ. Проследил за взглядом брата. Ему вряд ли удастся с ними познакомиться. Султан не отпустит его от себя, все то время, пока отец не отошлет его обратно домой.
Друзья вошли в зал, Оснан улыбнулся им, приветствуя. Шейхи ответили на приветствие. Джаллал и Энефрей тоже поздоровались.
Иди ко мне, Энефрей, позвал султан.
Амелик повел головой, следовало ожидать. Мальчик взглянул на отца и направился к султану. Джаллал гордо улыбнулся, он был рад, что брат будет султаном. Искандер недовольно выдохнул, ему такая популярность сына не нравилась. Но желание султана закон.
Конунг отправил к нам свою семью, в качестве послов доброй воли и для укрепления дружбы между странами, Оснан поднялся, не спуская с рук Энефрея, пройдем в столовую. Сначала завтрак, потом отдых для вас, мне нужно решить несколько государственных дел. Потом наши общие дела.
В столовую с другого входа, из комнат дворца вошла пара с детьми.
Знакомьтесь, это наши друзья. Фрей и Тристакинния Торисаз.
В знакомых морозных глазах заплескалось средиземное море.
Иска? ярко улыбнулся Фрей, вскинув бровь.
Тристакинния закусила губу, опустив глаза.
Искандер похолодел. Нет, конечно, такое было вероятно, но шейх не ожидал его увидеть. И ее.
Искандер Аль-Дива, мягко, словно дикарю, назвал свое имя шейх.
Вы знакомы? вскинул бровь султан.
Да, я думал навсегда потерял тебя, продолжал ярко, зло улыбаться Фрей, не сводя глаз с Искандера, это мой
Я голодна, решила показаться невоспитанной дикаркой Тристакинния, перебив мужа. Она тоже похолодела, увидев Иску.
Искандер издевательски изломил уголок губ, перевел взгляд на Тристакиннию и улыбнулся. Она совсем не изменилась. Совсем. Тристакинния не смотрела на Искандера, и он, как всегда, не мог понять, что она чувствует.
А, а это шейх Амелик Аль-Толь, если вы с ним тоже не знакомы, идем, моя дорогая, Оснан сел за стол, Энефрей сидел у него на коленях, давая разрешение сесть остальным.
Остальные расселись за стол. Джаллал смотрел на молчаливую Лиму, похожую чем-то на его красивого брата. Айваз зло сощурил глаза, заметив заинтересованный взгляд либийца на сестре. Тристакинния исподтишка разглядывала Иску, он изменился со времени их последней встречи. Теперь это был не юноша, а мужчина. Раньше Иска двигался легко и изящно, теперь это был заматеревший величественный, опасный хищник. Он очень изменился, стал тяжелее, Тристакинния словно видела, то ли сгоревшее в муках, то ли замерзшее тогда, на севере, но почерневшее сердце Иски. Девушка, ее и женщиной-то язык не поворачивался назвать, старалась, чтобы ее взгляд не был заметен. Нечего бередить старые раны. Она не станет, но вот Фрей ему, несомненно, доставит удовольствие издеваться над Иской.
Все приступили к завтраку, султан помогал есть Энефрею. Фрей разглядывал Искандера открыто, внимательно. Как он двигается, ест, даже дышит. Амелик свел брови, глядя на как-то закаменевшего друга и викинга.
Какие глаза! сказал Джаллал Лиме, на северном, благодаря теперь брата, который заставлял его сидеть с бабушкой, пока она рассказывала свои сказки, потому что отец приказал учить обоих сыновей, за такие и умереть не жаль!
Могу устроить, мрачно пообещал Айваз.
Лима закрыла глаза. Нет, ее глаза принадлежат отцу и больше никому!
Как ты смеешь!.. вспылил Джаллал.
Дети, вон. Вам накроют стол в саду, свел брови султан, если будет драка накажу обоих. Двадцать плетей.
Мальчишки недовольно поднялись из-за стола, и вышли из столовой, Лима тоже побрела за ними. Тристакинния встревожено смотрела дочери вслед. Энефрей было тоже собрался встать с колен Оснана, но мужчина удержал его.
Все будет хорошо, дорогая, обратился султан к Тристакиннии, там еще две моих дочери, сверстники вашим.
Северянка успокоилась.
Фрей словно не заметил стычки, разглядывая Искандера.
Как вам Либия? спросил Оснан, северных гостей.
Спасибо, у вас красивая страна, вежливо ответила Тристакинния.
Ну да, стало намного лучше, согласился Фрей, плотоядно глядя на Искандера.
Шейх игнорировал Фрея, задумчиво глядя на Тристакиннию. Сердце не пело, а стучало тяжело. Амелика глодало любопытство, но спросить, что происходит он не мог. Гости знали ларабавский.
Как ты живешь, Иска? тепло спросила Тристакинния и вспыхнула.
Фрей красиво, коротко рассмеялся.
По воле Элоха, прекрасная Тристакинния. А как живешь ты?
Хорошо, ответила она, благодарно улыбнувшись, за то, что мужчина не заметил привычного ей обращения.
У тебя красивые дети, сказал Искандер.
Да Тристакинния чуть не начала говорить о детях, но опомнилась, что это может быть просто комплимент, и не стоит заострять на нем внимание. Девушка хотела говорить, говорить о чем угодно, пусть бы даже это было невежливо, только бы не ощущать издевки Фрея, витавшей в воздухе, но ей, как назло, ничего не приходило в голову. Султан молчал, что-то происходило, но мужчина не мог уловить что. Он занимался Энефреем, наблюдая за шейхом и северянином, почему-то почувствовав бешеное возбуждение.
Тебе идут длинные волосы, сказала Тристакинния и снова осеклась.
Фрей фыркнул от смеха, с интересом посмотрев на жену, будто пытался понять, она продумано так спасает ситуацию от него, или у нее, как всегда, это случайно выходит. Искандер, не сдержавшись, выдохнул усмешку.
Да, спасибо.
Девушка решила молчать. Но молчание было почему-то страшным и пугало ее. За столом только что не искрило, Амелик почувствовал какое-то первобытное возбуждение, и даже хотел вскочить из-за стола, невзирая на султана и уйти в сераль. После вопроса Тристакиннии у него появились некоторые догадки.
А, понимающе протянул Амелик, тоже не сдержавшись. Непонятное ощущение пьянило, и мешало сдерживаться, но от кого оно исходило, понять было невозможно.
Что? быстро и заинтересованно спросил султан Амелика, тоже не сдержавшись.
Амелик почему-то не ответил, что совсем не полагалось. Султан не одернул. Воцарилась тишина.
Искандер, усмехаясь, покачал головой.
Вы еще не видели столицу? Искандер обратился к обоим супругам, чтобы обращение только к Тристакиннии не смущало присутствующих еще больше.
Нет, мы несколько дней, как приехалиты сможешь показать? спросила Тристакинния, обрадовавшись.
Да, Иска, это будет умопомрачительно, усмехнулся Фрей, сменив позу, и чуть подавшись вперед.
Амелик незаметно вздрогнул, думая, как бы быстрее добраться до сераля. Султан думал о подобном, но почему-то никто не поднимался с места. А султану не приходило в голову, дать разрешение свободно покинуть стол.
Шейх перевел взгляд на Фрея, ласково улыбнувшись, поправил:
Искандер Аль-Дива. Меня так зовут.
Красиво, кивнул Фрей, но, обычно, Иски достаточно.
Искандер выдохнул улыбку.
Повторяю, мое имя Искандер.
Наслаждаешься, повторяя его? ослепительно улыбнулся Фрей. Викинг стал немного грубее, острее, естественно, опытнее, и это сквозило в движениях, жестах, повадке. Но, в целом, он не изменился. Глаза остались такими же, ненасытный взгляд, как и средиземное море, топил в себе.