И его отряд на самом деле «занял позиции отступившего врага» ровно в тот момент, когда через разобранную баррикаду одна за другой проехали три конных запряжки с лёгкими горными пушками.
С передка спрыгнул никто иной, как тот самый «полковник Иванов».
Спрыгнул ловко, легко, по-молодому.
Что здесь происходит?!
Заняли оставленные противником позиции, товарищ Иванов! стараясь подражать военным, отрапортовал комиссар.
А где противник? медленно вопросил полковник, озираясь.
Отступил!
Куда? Во дворец?
Нет, они ушли отсюда. По Суворовскому. Позиции оставили
Вы их выпустили? полковник ощерился, в глазах блеснула настоящая ненависть. Вы этих мразей выпустили?! Дали им уйти?!
Товарищ Иванов, так ведь мальчишки же юнцы безусые, сопляки сами ушли, без выстрелов, без крови мы теперь на самых задах дворца это же хорошо, да?
Рука полковника или кем он там являлся в действительности? лежала на кобуре маузера. Ирина Ивановна, полузакрытая Жадовым, осторожным и мягким движением достала «люгер».
Классовый враг должен быть уничтожен, отчеканил Иванов. Чем раньше, тем лучше. Каждый из этих «мальчишек», которых ты так жалеешь, комиссар, будет теперь убивать рабочих, жечь, пытать и вешать, насиловать их жён, детей на штыки поднимать. Это ты понимаешь, Жадов? Или эта, он ткнул в сторону Ирины Ивановны, у тебя последний разум высосала, эта и он добавил грязное слово.
Жадов побелел. И прежде, чем кто-то успел хоть слово сказать, пудовый кулак комиссара врезался в подбородок полковнику, идеально выбритый, несмотря ни на что.
Хотя удар и был нанесён стремительно, нежданно, полковник успел слегка отклониться но всё-таки недостаточно. Его опрокинуло на спину, фуражка смягчила удар затылка о камни.
Ирина Ивановна шагнула к нему, направляя ствол «люгера» прямо тому в лоб.
Полковник захрипел, помутившийся было взгляд быстро становился вновь осмысленным.
Не желаете ли извиниться, гражданин? холодно осведомилась Ирина Ивановна.
Полковник вскочил с неожиданной лёгкостью, словно и не пропустив только что тяжелый удар. На пистолет в руке Ирины Ивановны он даже не посмотрел, словно не веря, что она способна выстрелить.
Что ж, комиссар, решил на кулачках потягаться? Это можно. А вы, мадам, опустите пушку, ещё выпалите с перепугу. Ну, комиссар? Давай сюда, поближе.
Прекратите! выкрикнула Ирина Ивановна, но Жадов с Ивановным, само собой, её уже не слышали.
Комиссар, похоже, был тоже не дурак подраться.
Господи! У них революция, а они!.. не выдержала Ирина Ивановна. И несколько бойцов постарше из их отряда даже засмеялись настолько дико и абсурдно всё это выглядело.
Полковник Иванов, однако, оказался не лыком шит. Странно качнулся влево-вправо, и ударил резко, точно и впрямь мастер бокса, с такой быстротой, что движения было почти не различить. Голова комиссара дёрнулась от пропущенного удара, а в следующий миг полковник сшиб Жадова с ног ловкой подсечкой, придавил к камням колено на горле.
Всё-всё-всё, уже всё, хладнокровно бросил Иванов, поднимаясь. Считай, мы квиты, комиссар. Друг с другом разобрались, теперь буржуев добивать надо. Но, Жадов, если опять контру отпустишь так и знай, лично расстреляю. А твою пэ-пэ-жэ научи стрелять, что ли. А то ведь и убьёт кого-то ненароком.
«Твою пэ-пэ-жэ»? Это ещё что такое?! Ирина Ивановна бросила через плечо, помогая подняться болезненно морщившемуся Жадову.
Походно-полевая жена. Не слыхали, что ли? ухмыльнулся полковник.
И тут комиссар Михаил Жадов удивил всех.
Не знаю никаких «походно-полевых». Ирина Ивановна моя жена! Законная! вдруг бросил он прямо в лицо полковнику.
Тот явно хотел ответить чем-то саркастическим но в этот момент над противоположной стороной Таврического сада взлетели алые сигнальные ракеты.
Атака! резко бросил Иванов, одним движением выхватывая маузер. Несмотря на то, что из огромной деревянной кобуры его и просто вытащить не так-то легко. Вперёд, за мной! Да здравствует революция! Ура, товарищи!
Ура! подхватил отряд комиссара Жадова и другие, успевшие подтянуться к Суворовскому музею.
По пустому, полумёртвому саду бежали тёмные цепи солдаты, матросы, множество гражданских в тёмных пальто и куртках, наставив штыки.
Ирина Ивановна Шульц бежала вместе с остальными, не отставая от комиссара. С того самого момента, как Жадов объявил её своей «настоящей женой», они не обменялись и единым словом. Смотреть в глаза Ирине Ивановна комиссар тоже избегал.
Ирина Ивановна Шульц бежала вместе с остальными, не отставая от комиссара. С того самого момента, как Жадов объявил её своей «настоящей женой», они не обменялись и единым словом. Смотреть в глаза Ирине Ивановна комиссар тоже избегал.
Со стороны Невы бухнул артиллерийский выстрел и сразу же грянул разрыв снаряда. И частая-частая стрельба.
В них тоже кто-то выстрелил, неприцельно; какие-то фигурки заметались у высоких окон зала заседаний Государственной думы, что выходили как раз на большой пруд; из наступающих цепей тоже начали стрелять, посыпались стекла; оконные проёмы лишь до половины заполняли мешки с песком.
Никакого порядка в наступлении не было, никто не организовывал стрельбу залпами, как велел устав, пулемётчики не прикрывали пехоту толпа просто валила к нарядному праздничному дворцу, беспорядочно паля куда придется.
Атакующие появились со всех сторон, с противоположного края пруда, от оранжерей, они накатывались со всех сторон, тёмное людское море; со стороны Шпалерной раздавалась сильная стрельба, но непонятно было, то ли это отстреливаются защитники дворца, то ли огонь ведут наступающие.
Кто-то, пригибаясь, бросился наутёк из боковых дверей дворца по ним не стреляли.
С громовым «ура!» били прикладами остатки стекол, выламывали огромные рамы. Перепрыгивали через мешки, сплошным потоком, словно прорвавшая плотину река, врываясь в знаменитый зал заседаний.
Посреди него растерянно толпились, поспешно подняв руки, десятка полтора хорошо одетых господ в элегантных костюмах.
Сдаемся! Мы сдаемся! поспешил выкрикнуть один из них.
Прекратим это бессмысленное кровопролитие!
Из противоположных дверей вывалилась целая толпа вооруженных людей, в самом центре которой, возбуждённо подпрыгивая, отмахивая левой рукой, словно отбивая ритм, быстро шёл, почти бежал к столпившимся в центре зала «министрам-капиталистам» невысокий лысый человечек, в костюме с жилеткой, в начищенных туфлях ни дать, ни взять, какой-то присяжный поверенный средней руки.
Рядом с ним, отставая на полшага, торопился ещё один, в полувоенном френче и пенсне, с усами и острой бородой клинышком; в руке направленный на министров маузер.
А за ними ещё один коренастый мужчина средних лет с каштановой бородой, где ещё не пробилась седина, тоже с мазузером наготове.
Комиссар Жадов оказался рядом с Ириной Ивановной. В глаза ей он смотреть по-прежнему не решался.
Один из министров кажется, князь Львов шагнул вперёд.
Господин Ульянов!.. И господин Бронштейн!..
К вашим услугам, выскочил вперёд последний. Он весело улыбался, глаза задорно блестели.
Ггажданин пгедседатель так называемого «вгеменного собгания» тот, кого назвали «Ульяновым» засунул большие пальцы за проймы жилетки, выставил ногу вперёд ни дать, ни взять, Наполеон, принимающий капитуляцию Тулона, настоящим мы, полномочные пгедставители Совета габочих, кгестьянских и солдатских депутатов, объявляем ваше «собгание» низложенным!
Рев сотен глоток, выстрелы в потолок, от чего Ирина Ивановна едва не оглохла.
«Люгер» в её руке начал медленно подниматься.
Очень медленно, но неуклонно.
Людское море сдвинулось вокруг горстки министров, грозя вот-вот захлестнуть.
Мы уступаем грубой силе, с достоинством сказал Львов. Но знайте, узурпация власти
Об этом вы сможете порассуждать в казематах Петропавловки, вновь выскочил вперед тот, в пенсне и с бородой клинышком, кого назвали «Броншейном». До суда. До справедливого суда трудового народ!
Товарищ Лев! поморщился Ульянов.
Да-да, прости, Старик, ухмыльнулся «товарищ Лев». Продолжай, просим.
Кхм. Так вот. Временное собрание низложено. Его министры арестованы до суда. Вся власть переходит к Петросовету
У вас ничего не получится! перебил кто-то из министров посмелее. Россия не допустит Москва и Нижний, Кубань и Дон
В Москве прямо сейчас наши товарищи занимают все важнейшие позиции, перебил Ульянов. Перебил громко, так, чтобы слышали все. Кремль уже наш, по последним телеграфным известиям. Революционные части овладевают всем железнодорожным путем от Петербурга до древней столицы. Немецкие добровольцы, такие же рабочие и крестьяне, одетые в солдатские шинели, не противодействуют братьям по классу, проявляя пролетарскую сознательность!