Женщина лишь плотнее стягивала шарф.
На круглых афишных тумбах поверх всего прочего наляпаны были огромные плакаты Петросовета, отпечатанные аж в два цвета, похоронившие под собой остальное:
«Товарищи рабочiе! Товарищи солдаты! И ты, вѣсь трудовой народъ! Промедленiе поистинѣ смерти подобно. Долой Временное Собранiе! Долой продажныхъ министров-капиталистовъ! Да здравствуетъ соцiалистическая революцiя! Вся власть Совѣтам рабочихъ, солдатскихъ и крестьянских депутатовъ!»
И чуть ниже, мелким шрифтом:
«Центральный комитет Россiйской Соцiал-Демократической рабочей партiи (большевиковъ)»
Женщина ещё ускорила шаг, теперь она почти бежала. За спиной Обводный канал, впереди Николаевский вокзал; хотя нет, со вчерашнего дня он уже «Московский». Переименовали, вместе с городом, что сделался «Петроградом», ибо старое название «не отражало исторической правды». Проголосовали и переименовали.
Обыватели только качали головами, да поглубже забивались в щели.
А, и хлеб продавался третий день с огромными перебоями и очередями.
Петроград, и Петросовет, и «красная гвардия», собирающаяся по окраинам, и солдаты запасных полков, жадно слушающие большевицких агитаторов обещающих, и не когда-то там, а вот прямо сейчас, завтра! землю, и не только. «У бар да у попов всё отберём, трудовому народу отдадим!» «А дома барские?!» немедля следовал вопрос из густо дымящей махорокою толпа. «А дома барские все тоже ваши. Бар да господ всех прочь! Пусть на все четыре стороны проваливают! Довольно попили нашей кровушки! Так я говорю, братцы?!» и дружный рёв «Так! Так! Так!..»
Женщина всё это знала. Как с одного из таких митингов она и возвращалась.
Немецкие «добровольцы», помогавшие Временному Собранию, занимали мосты через Неву и центр города, охраняя все ключевые учреждения; однако все окраины оставались в руках Петросовета.
Каблучки женских ботиков стучали и стучали по камням, быстро, часто, решительно.
А ну, стой!
Дорогу ей загородили четверо. Двое в долгополых солдатских шинелях, один в поношенном пальто и четвертый в коротком полушубке, явно женском.
Тускло блеснул ствол нагана.
Пальтецо сымай, живо! Всё сымай!
Четверо мигом обступили женщину, пихнули к стене, отрезая дорогу к бегству.
Скидавай! Скидавай одёжу! Кольца, серьги, всё давай!
Бледные и тонкие губы женщины чуть заметно дрогнули. Руки её по-прежнему прятались в круглой муфточке; и сама она по-прежнему молчала.
Грабители потеряли терпение.
Ах ты ж!.. рябой солдат (или, скорее, дерзертир: с шинели срезаны и погоны, и нашивки, и даже петлицы) потянулся было схватить её за отворот пальто.
Тонкая рука вынырнула из муфты.
Сухо треснул выстрел. Выстрел небольшого дамского браунинга калибра 6,35 миллиметра.
И за ним сразу второй и третий.
Рябой дезертир с наганом рухнул первым, рядом с ним второй. Третий, в пальто, только и успел что схватиться за пробитый затылок. Последний, в женском полушубке, бросился было наутёк, но поймал пулю бедром, взвыл, покатился, не переставая орать.
Лиговка равнодушно гасила его крики. Ни одном окне не вспыхнул огонь.
Женщина аккуратно подобрала наган. Подошла к раненому, наклонилась, подняла браунинг, спокойно прицелилась прямо в лоб грабителю.
Прости пощади Христом-богом молю Господи Боже, царица небесная затрясся раненый.
А та, с которой ты полушубок снял её ты пожалел? негромко и страшно сказала женщина. Дуло браунинга в её руках не дрожало, черный зрачок смотрел прямо в глаза грабителю.
Милостивица не на-а-адо
Позади них на пустой и мёртвой улице вдруг зафыркали моторы, брызнул яркий свет автомобильных фар. Скрип тормозов и резкое:
Всем стоять! Что тут происходит?!
Женщина медленно обернулась, даже и не думая спрятать оружие. В левой руке она держала подобранный наган.
С подножки автомотора спрыгнул человек в кожанке, маузер наготове. Бегло взглянул на трупы, на скулящего раненого. За новоприбывшим в свете фар блестели штыки его отряда.
Комиссар охраны Петросовета Жадов, чётко, по-военному, представился он. Что случилось?
Так разве не видно, гражданин комиссар? раздался вдруг густой бас из-за спин. Барышня одна возвращались, эти на неё и напали, поживиться хотели. Раздеть, как и остальных, гражданин комиссар, что мы сегодня видели.
Да вот только барышня-то того, с зубами оказалась! хохотнул другой голос.
Да вот только барышня-то того, с зубами оказалась! хохотнул другой голос.
Раненый стонал и дергался. Трое других грабителей лежали неподвижно, застыв уже навсегда.
У того, что жив, прострелено бедро, холодно и невозмутимо сказала женщина. Если его перевязать и остановить кровопотерю, он выживет.
Комиссар Жадов кивнул. Двое с красными крестами на белых нарукавных повязках присели рядом с незадачливым грабителем, завозились там.
Эй, ты, недострелённый!.. Так всё было, как тут говорят? Напали на гражданку с целью грабежа? А ты знаешь, что по декрету Петросовету я имею власть расстреливать таких, как ты, бандитов не месте, без суда и следствия? грозно объявил комиссар.
Женщина едва заметно улыбнулась.
Так так простонал «недострелённый». Каюсь, гражданин ко комиссар бесы попутали это всё Рябой
Оправдываться в дэпэзэ станешь, отмахнулся Жадов. Повезло тебе, в рубашке родился. Сейчас заберем тебя, в лазарете подлатают. И будешь суда трудового народа ждать, скорого, но справедливого.
Солдаты-красногвардейцы деловито грузили трупы в кузов одной из машин видно, дело было уже привычное.
Вам, гражданочка, с нами проехать придется, обратился к женщине комиссар. Я так понимаю, вы их
Я их пристрелила в целях самообороны, ледяным голосом уронила та. Пусть меня лучше судят, чем несут.
Логично, усмехнулся комиссар. А имя ваше, позвольте?..
Шульц. Ирина Шульц.
Шульц, значит род занятий, гражданка Шульц?
Я учительница. Русская словесность.
А вы комиссар сделал паузу, боевая, выходит. Небось кто урока не выучил сразу пулю в лоб? попытался он пошутить.
Ну, зачем же так сразу. Только тому, у кого в четверти выйдет «кол». Женщина улыбнулась в ответ, одними губами.
Проедемте с нами, повторил Жадов. Дело ясное, обстоятельства абсолютно ясны но снять показания я обязан. Эта шайка наверняка замешана и в других разбойных нападениях, так что простите, гражданка Шульц, а как вас по имени-отчеству?
Ирина Ивановна. А что, неужели я так плохо выгляжу, что ко мне надо обращаться, словно к старухе?
Нет, нет, что вы, нет! смешался комиссар. Положено так простите Значит, садитесь, садитесь, сюда, в кабину Мы тут в бывшем участке, здесь недалеко
Ирина Ивановна Шульц едва заметно улыбнулась и поставила ботик на подножку автомотора.
Значит, Ирина Ивановна, вы учительница?
Да.
Жадов обмакнул перо, старательно вывел что-то на бланке. Бланк был уже новым, без императорского орла. Вернее, орёл-то имелся, но выглядел он больше, как ощипанная курица. Ни корон, ни державы, ни скипетра
Комиссар перехватил её взгляд.
Да-да, эмблема уже новая. Это эти, временные, так их, простите, и разэтак. Придумали управились быстро да только разве ж трудовому народу орлы всякие нужны? Нет, не нужны, Ирина Ивановна, никак не нужны
Скверное перо скрипело, словно пыточный инструмент. В бывшем кабинете начальника полицейского участка был относительный порядок, от разгрома он уцелел. Только исчез со стены портрет государя, остался тёмный прямоугольник, словно призрак.
Область занятий у-чи-тель-ни-ца, старательно выводил меж тем Жадов.
Писаря б позвали, гражданин комиссар.
Нет у нас писарей, всё сами. Незачем бойцов отвлекать да и пишут они, между нами курица лапой и то лучше справится. А старые кадры все попрятались, разбежались, боятся гнева народных масс, гады!
Ирина Ивановна слегка кивнула.
Конечно. Они и должны бояться.
Революция карает лишь тех, кто запятнал себя преступлениями против рабочего класса и беднейшего крестьянства! За кем не числится никаких злодеяний, могут ничего не бояться, пылко и убежденно бросил комиссар. Значит, учительница Место работы?
Александровский кадетский корпус, спокойно ответила госпожа Шульц.
Жадов поднял бровь. Перо так и замерло в его руке, не достигнув чернильницы.
Вы? В кадетском корпусе?
Да. Зачем мне вам лгать, тем более что мою ложь было бы очень легко разоблачить?
О да! тут же надулся Жадов. Разоблачить это мы можем!
Ну вот. Поэтому я и говорю, как есть. Она пожала плечами. Я преподаю то есть преподавала русскую словесность. Вы находите это странным, гражданин комиссар?
Признаться, да. Как-то не встречал раньше женщин-учительниц в мужских классах. Как же вы там оказались?