Ну а что, если бы оно хорошее было, все бы обрадовались и устремились к нему? улыбнулась бабушка.
Катюша, ты идеалистка. Большинство людей сказало бы, а что работать и двигаться вперёд, раз светлое будущее уже гарантированно, вот мы его видим.
Ну Славочка! А как же все эти годы? Какие достижения советских людей, всё ведь ради будущего! Мы же верили.
Да я тебя умоляю, Катюша, таких верующих, как мы с тобой, в масштабах страны не так уж и много было.
Славочка, но как же? Столько людей совершали великие открытия, да мы реки вспять повернули.
Катя, а надо было? А сколько открытий для войны? Лучше б от рака лекарство искали. Все вместе, всем миром. Кому она на хрен сдалась, эта Луна, вот например?
Ты прав, конечно, ты прав. Может, такие, как наша девочка, смогут что-то изменить?
Смогут, если не будут служить земным царям. Катюша, береги её от этого, помоги выбрать земную профессию, не давай кидаться в бой без нужды. Будет время, ей дадут понять, кто она и зачем. Мы искали бога, мы его нашли. Он есть, а мы просто пыль.
Екатерина присела к своему другу на диван, обняла его и положила голову на плечо.
Страшно, Славочка, что творится. Так страшно. А мы ничего не увидели.
Вот поэтому береги её. Наверное, не всё видеть можно, особенно тем, кто со злом хочет посмотреть.
Мы-то не со зла хотели.
О чём и речь, хорошая моя, мы не со зла, но ради тех, кому это надо было, чтобы воевать. Однако, мне пора, твои пришли.
И что с того? Не пора вовсе, сейчас обедать будем. Ты мне отказать не сможешь, я твой любимый рассольник приготовила, почему-то смутившись сказала бабушка и крепко взяла его за руку.
В прихожей смеялись папа и дочка, а Екатерина не могла больше ничего сказать, да и ответа не требовалось. Они стояли на пороге чего-то такого, что неведомо было ни им самим, никому в мире, кажется. Они столько лет вместе искали доказательства бога и получили их так внезапно. Чудный ребёнок, наивный и глубокий, чистый. Как будто благословение получили. Все труды не напрасны, все горести и разочарования того стоили. Не они, но им. И теперь они должны были воспитать, сохранить и не отдавать никому. Больше никому не отдавать силы и непорочной чистоты.
Хорошо, что я ушла из института. Так вовремя, Екатерина сжала руку друга.
Да, и ты можешь быть уверена, что её существование останется в секрете. Я буду навещать вас и буду присматривать за ней, не переживай.
Но только не очень пристально, иначе, ты же знаешь. И потом, если вдруг ты часто будешь бывать у нас
Господи, Катюша, сколько про нас пересудов было в институте, а то ты не знаешь, он усмехнулся, потянул её руку и поцеловать сжатый кулачок. Теперь смогу за тобой ухаживать на законных основаниях. Ты больше не моя сотрудница.
Екатерина потупила глаза и улыбнулась. Действительно. Близкий друг её мужа и коллега по работе как-то сам собой стал роднее родного. Всё бы отдала за такого брата. Она была одна и он один, и это роднило. Плюс долгие годы опасной, по сути, и секретной работы. Пришлось сблизиться. Но какое же счастье, что сутками напролёт работала под началом такого человека. Тот случай, когда ответственный пост и погоны нисколько не испортили: настоящий русский офицер, такой правильный, такой по-киношному правильный. Единицы таких она встречала. Буквально единицы. И очень гордилась тем, что её названый брат такой.
В следующий раз с букетом приду и тортом, подмигнул он.
Екатерина расхохоталась:
Соседки от зависти могут и того
Сдохнуть что ли? закончил он не без удовольствия.
О, у нас гости, открыл дверь в зал папа. Кнопка, смотри, кто пришёл.
Малышка заглянула в комнату и тут же с радостным писком кинулась на руки Вячеславу Михайловичу. Другого деда у неё не было, а этот хоть и редко приходил, умудрился завоевать полное и безоговорочное доверие девочки.
Пойду рассольник греть. Славочка с нами пообедает, сказала Екатерина.
Глава 8. Путь в тишине
Екатерина долго ломала голову над тем, с чего и как начать учить малышку. Сама девочка уже обладала огромным даром. Как им управлять, бабушка не знала.
Куда направить, было чуть более понятным делом. На добро. Это даже не обсуждалось. Её личный опыт говорил однозначно, иначе и быть не может. Вот только афишировать такие знания не нужно. Во всяком случае, не сейчас и не так. Пошатнувшийся мир вызвал какое-то лавинообразное рождение ведьм, шаманов, колдунов и прочей псевдомагической нечисти. Как говаривала ещё её старенькая прабабушка, это всё не настоящее. Истинно знающие никогда не выдают себя миру. Они не объявляют себя пророками, не призывают встать за ними и идти одним каким-то, только им известным курсом, не восхваляют себя любым удобным способом. Чем больше шума, пыли, пафоса и мишуры всякой, тем с большей уверенностью можно сказать, что у спектакля этого мистического есть сценарист, есть заказчик-кукловод. Происходящее же напоминало большой с размахом обустроенный кукольный театр, где персонажей разных было видимо-невидимо: от просто тряпичной куклы до навороченной механической Мальвины, которую от живой бабы не с первого раза и отличишь.
Куда направить, было чуть более понятным делом. На добро. Это даже не обсуждалось. Её личный опыт говорил однозначно, иначе и быть не может. Вот только афишировать такие знания не нужно. Во всяком случае, не сейчас и не так. Пошатнувшийся мир вызвал какое-то лавинообразное рождение ведьм, шаманов, колдунов и прочей псевдомагической нечисти. Как говаривала ещё её старенькая прабабушка, это всё не настоящее. Истинно знающие никогда не выдают себя миру. Они не объявляют себя пророками, не призывают встать за ними и идти одним каким-то, только им известным курсом, не восхваляют себя любым удобным способом. Чем больше шума, пыли, пафоса и мишуры всякой, тем с большей уверенностью можно сказать, что у спектакля этого мистического есть сценарист, есть заказчик-кукловод. Происходящее же напоминало большой с размахом обустроенный кукольный театр, где персонажей разных было видимо-невидимо: от просто тряпичной куклы до навороченной механической Мальвины, которую от живой бабы не с первого раза и отличишь.
Когда-то они со Славой по крупицам выискивали людей с необычными дарами, удивлялись каждый раз, чего только в мире не бывает. Искали, как и почему это к людям приходит, и главное, для чего. А тут в одночасье армия гадалок и колдунов встала стеной. Какую газету ни возьми, там ясно видящим пронзительным взглядом смотрит на тебя потомственная гадалка или шаман в 55 поколении. Всё про тебя уже знают и точно нагадают порчу и смерть неминучую со дня на день. А телевизор и того опаснее включать: прямо через экран обещают перенести тебя в другую реальность, поменять молекулярный состав жидкости и ДНК твоё подправить, не сходя с дивана. Страшно ж телевизор включать.
Екатерина как учёный и доктор иногда чувствовала подступающую откуда-то из глубины души ярость от бреда этого ежедневного. Хотелось в этот телевизор попасть и оттуда людям крикнуть: очнитесь, неужели вы не видите, что это маскарад? Это же спектакль, причём дешёвый, позорящий само великое искусство актёрское. Что же это творится?!
Как учёный, исследующий мозг человеческий долгие десятки лет, она авторитетно могла заявить: 80 процентов всех колдунов и гадалок, с которыми ей пришлось работать, имели серьёзные психические расстройства, самое расхожее из которых шизофрения.
Вот с остальными были сложнее. Источник их силы или дара был за гранью понимания. Предполагалось, что способности принадлежат каждому конкретному индивиду и могут применяться в любой момент в любом диапазоне, доступном человеку. Но большинство из них уверяло, что дар свой не контролирует. Он приходит и уходит по чьей-то воле. У большинства он уходил, стоило им попасть в институт.
Слава был спокойнее в суждениях, как обычно. Это он её в узде держал и не позволял спорить ни с начальством, ни с более высокими представителями власти. По сути, если бы не он, Екатерина бы давно из института ушла. Но он в неё верил и в их работу. Верил, что от исследований рано или поздно польза будет настоящая. Верил, что они откроют что-то такое, чего и сформулировать толком нельзя. Верил в людей, в общем, в то, что у них есть шанс.
А она не очень верила. Тяжёлое военное детство оставило неизгладимый след в душе. Страх того, что мир не навсегда, преследовал её постоянно. Признаться в этом страхе она могла разве что самой себе. Но Слава понимал и Дмитрий понимал тоже. Оба волею случая оказались в одном партизанском отряде. Слава с дедом, а Дмитрий после того, как поезд с беженцами разбила фашистская авиация. Всех выживших отправили в тыл, когда смогли, а этот упёрся, плакал перед командиром, просился отомстить за сестру и мать. Командир оставил.
Славик и Димка. По 13 лет обоим. Вояки. Она чуть моложе была в те времена. Все годы на самой границе соприкосновения. Чего им только видеть не довелось. И с одной, и с другой стороны. Нельзя с мечом друг на друга. Тут не святая война, тут просто истребление одних другими.
Попал к ним как-то со сбитого самолёта солдатик наш. Бабушка его лечила травками всякими, заговорами, молитвами. Всё в ход шло. Тогда и маленькая Катя поняла, есть нечто такое, что может, если не остановить войну, то смерть отсрочить. А солдатик, когда совсем плохо было, всё говорил: нельзя же так, мы же все люди, мы одинаковые, у всех дети, у всех мамы, как же так? Что же не можем в мире, что же мы делим-то вообще? О чём война? У каждого своя земля была, свои песни, свои легенды, свои могилы предков. К чему же эта война?
Эти слова так же накрепко засели в Катюшкиной русой голове, как и старинные заговоры, длинные молитвы с непонятными словами и названия травок. Она постоянно бубнила их под нос. Они её успокаивали. В какой-то момент ей стало казаться, что они и правда защищают её. Как будто что-то упругое шатром поднималось от её тела вверх и закрывало её от комьев разбросанной взрывом земли, от пуль, от искр горящих домов. Как будто она в коконе каком. Прабабушка Прасковья говорила, что если человек выживает в самых неминучих бедах, то Бог приготовил для него иной конец и что у этого человека есть ещё, что сказать миру. Может быть, он совершит какой-то подвиг, спасёт кого-то, а может, изобретёт что-то полезное. Или ему суждено быть просто очень добрым и хорошим человеком потом, в мирное время и учить детишек. Никто не знает завтрашний день. Но то, что на роду такое написано, чего не миновать, Катюша запомнила твёрдо.