Мои родители так и не узнали, что я употреблял наркотики. Даже сейчас они будут говорить вам, что я все это придумываю или, по крайней мере, преувеличиваю. Но это не так. В старшей школе я тратил на марихуану карманные деньги и зарабатывал на доставке газет. Я был таким же, как многие дети, которые росли в конце 1960-х и 1970-х. Мы столкнулись не только с обилием марихуаны, но и с целым рядом наркотиков, неизвестных предыдущим поколениям. До нас дети тайком пили пиво, а наркоманами были экзотические курители опиума в китайских притонах или джазовые музыканты, сидевшие на героине. В нашем среднеамериканском городе, где было всего три канала телевидения, а телефоны были дисковыми, один из соседей выращивал марихуану на чердаке под лампами дневного света, а другой продавал ЛСД. Самые разные люди из среды школьников, не только торчки, но и качки, и девочки-зубрилы, в том числе та, по которой я сох большую часть старшей школы, всегда, казалось, имели при себе травку и разные таблетки.
По вечерам мы с моими новыми друзьями, сплоченные марихуаной и рок-н-роллом, приняв дозу, слонялись по улице или шли к кому-нибудь домой. Обычно мы старались проскользнуть незамеченными, но иногда попадались на глаза домашним, и нас заставляли сесть за стол и поужинать с родителями. Однажды моя мама сказала: «Кажется, у вас сегодня необычайно приподнятое настроение».
После ужина мы шли в мою комнату с ультрафиолетовым освещением, с постером группы Jefferson Airplane на стене, и слушали музыку на стереосистеме. Beatles, сольное исполнение Леннона, Kinks и песни Дилана: «Пусть владыки придумывают правила для глупцов и мудрецов, у меня нет ничего, ма, чтобы жить по их принципам».
Брайан Джонс, Дженис Джоплин, Джимми Хендрикс, Джим Моррисон, Кит Мун рок-звезды, которых мы боготворили, все умерли. Однако эти трагедии нисколько не охладили нашего пристрастия к наркотикам. Нам казалось, что их смерти не имеют никакого отношения к нам, может быть, потому что, как и их жизни, выходили за пределы допустимого. В каких-то отношениях они проживали то, чем была наполнена их музыка. «Я выдохся, пели Who. Надеюсь, что умру прежде, чем постарею». И: «Почему вы все просто не исчезнете».
Мы отметали предупреждения типа «скорость убивает» и множество других социальных рекламных роликов, направленных против распространения наркотиков, считая их истеричными. «Они» правительство, родители пытались запугать нас. Зачем? Под кайфом мы видели их насквозь и больше не боялись. А они не могли нас контролировать.
Мои родители были относительно продвинутыми людьми. Они слушали Герба Алперта с оркестром Tijuana Brass. Время от времени они устраивали у нас в гостиной субботние вечеринки с друзьями, этакое хиппующее общество музыкантов-любителей. Джем-сейшены проходили под сырное фондю. Мой отец играл подобно Алу Хёрту на видавшей виды трубе, а мама, носившая мини-юбки и в конце 1960-х некоторое время щеголявшая в оранжевых и фиолетовых бумажных платьях с психоделическими «огурцами», растягивала хриплый аккордеон, исполняя «Девушку из Ипанемы» и музыкальную тему из фильма «Мужчина и женщина». Но вся продвинутость моих родителей заканчивалась, когда дело касалось употребления наркотиков. Более того, на их вечеринках даже алкоголя не было. Ассортимент напитков варьировался от газировки Fresca до кофе без кофеина Sanka.
Лето в Аризоне было таким жарким, что один репортер прославился, поджарив яичницу на капоте своей машины. Стоило нам открыть входную дверь, как отец кричал: «Ну-ка, давайте или туда, или сюда. Вы что, собираетесь охлаждать кондиционером пустыню?»
По вечерам мы с другом, смуглым мальчиком с обычной стрижкой, садились на мой велосипед и, минуя дома, такие же, как наш, ехали в индейскую резервацию и бескрайнюю пустыню, спасаясь от клаустрофобии нашего мирка.
В один из душных летних вечеров мы, как всегда, поехали в резервацию и, не обращая внимания на знаки «Прохода нет» и «Опасно», поднялись на берег одного из цементных каналов, прорезавших поверхность пустыни. Мы лежали, опираясь на локти, и смотрели на звезды. И тут мой друг вытащил маленький кусочек алюминиевой фольги. Он развернул его и протянул мне бумажный квадратик с изображением львиной морды. «Это ЛСД», сказал он.
Немного нервничая, я положил льва на язык и почувствовал, как вещество растворяется.
Сначала я ощутил тошноту и неспособность двигаться, но вскоре через мое тело начали пульсировать приятные волны. Я почувствовал внезапный прилив энергии и встал. Казалось, ночь стала ярче. По пустыне как будто пронесся ливень и вымыл все вокруг. Меня поразило то, как хорошо я мог видеть ночью. Луна в три четверти казалась загадочной, но я приписал это действию наркотика. Пробегавший мимо заяц остановился и уставился на меня. Постоянно мучившие меня тревога и отчуждение исчезли. Меня затопило ощущение полного благополучия, ощущение, что все будет и есть так, как надо.
Мне нужно было вернуться домой к десяти. А потому мы поехали обратно. Я крутил педали без всякого усилия. Поставил велосипед в гараж и вошел в дом, стараясь не шуметь.
Я направился в свою комнату, но меня перехватили. Пришлось присоединиться к родителям, сидевшим на кухне. «Как успехи в игре?» Они и не догадывались, что, когда я вместе с ними смотрел фильм недели «Живешь только дважды», я ловил кайф.
Солнечный майский день. Мы с Карен в молчании доехали до школы Ника. Студенты, тусующиеся у флагштока при входе на территорию школы, показали нам, как найти нужный офис. Это на нижнем этаже здания, где проходят занятия по естественным наукам. Нас встретил декан первокурсников. На нем была футболка, шорты цвета хаки и кроссовки. Он предложил сесть, указав на пластиковые стулья перед столом, заваленном научными журналами. К нам присоединился еще один мужчина мальчишеского вида, с темными развевающимися волосами, в рубашке с открытым воротом. Нам представили его как школьного психолога.
За окном мальчишки, среди них несколько друзей Ника, колотили друг друга клюшками для лакросса на зеленом поле.
Декан и психолог спросили, как мы держимся.
Бывало и лучше, ответил я.
Они понимающе кивнули. Никак не преуменьшая серьезность проступка Ника, они всячески старались успокоить нас, объясняли, что многие школы проводят политику нулевой толерантности, но в этой школе практикуют, как они надеются, более прогрессивный и продуктивный подход, учитывающий реальную обстановку, в которой живут современные дети.
У Ника будет еще один шанс, сказал декан, наклоняясь вперед. Мы дадим ему испытательный срок, а если случится второе нарушение правил, его исключат. Мы также требуем, чтобы он посещал психолога для обсуждения проблем употребления наркотиков и алкоголя.
А что же все-таки произошло? спросил я.
После ланча около кафетерия один из преподавателей застукал Ника, когда он покупал марихуану. По правилам нашей школы, любого, кто продает наркотики, выгоняют. Мальчик, продавший Нику марихуану, уже исключен.
Психолог, сидевший, сложив руки на коленях, сказал: «По нашему мнению, Ник сделал плохой выбор. Мы хотим помочь ему принимать более разумные решения в будущем. Мы рассматриваем этот случай как ошибку и в то же время как возможность».
Звучало вполне разумно и обнадеживающе. Мы с Карен испытывали благодарность. Не только потому, что Нику предоставили шанс, но и потому, что мы были не одиноки в наших попытках решить эту проблему. Декану, психологу и другим преподавателям постоянно приходилось сталкиваться с подобными вещами.
Во время разговора, который длился уже час, я упомянул о том, что Ник обожает серфинг и меня беспокоит, что ему могут предлагать наркотики на пляже. Удивительный парадокс: для многих детей кайфа от катания на огромных опасных волнах Тихого океана недостаточно. Я видел серфингистов на берегу, уже одетых в гидрокостюмы, которые передавали друг другу косячки, перед тем как идти в воду.
Они обменялись взглядами. «У нас как раз есть подходящий наставник», объявил декан.
Они рассказали нам об одном из преподавателей по естественным наукам, увлекающемся серфингом.
Мы позвоним Дону.
Он замечательный человек. Возможно, он сможет стать хорошим наставником для Ника.
Потом они подробно рассказали о центре, который специализировался на консультировании по вопросам злоупотребления наркотиками и алкоголем.
Вернувшись домой, мы немедленно позвонили в этот центр и назначили встречу на следующий день. Отправились туда втроем, познакомились с психологом, затем оставили Ника с ним наедине. Двухчасовое занятие включало интервью и беседу о вреде наркотиков. Когда мы забрали Ника, он сказал, что это пустая трата времени.
Дон был крепко сбитым мужчиной с песочными волосами с бронзовым отливом и ярко-синими глазами. Его лицо выглядело одновременно мягким и суровым. Судя по тому, что мы о нем слышали, он редко выходил из себя, но направлял детей твердой и терпеливой рукой и заражал энтузиазмом, который проявлялся по отношению и к учебным дисциплинам, и к студентам, которых он учит. Он был одним из тех учителей, которые без лишних слов способны изменить жизнь человека. Помимо преподавания естественных наук, он был школьным тренером по плаванию и водному поло. Кроме того, он курировал группу подшефных. Ник стал его новым подопечным, о чем мы узнали несколько дней спустя, когда он вернулся в школу после отстранения от занятий.