Я уже слышал твой голос раньше, сказал он, это санчасть?
Эмм.. не совсем, замешкалась Настя.
Где я? снова спросил он, пытаясь осмотреться вокруг. Настя, немного помявшись, сказала:
Деревня Гобики.
Раненый парень чуть было не вскочил с места.
Но здесь же немцы! громко сказал он и тут же скорчил гримасу боли, потянувшись рукой к пояснице.
Тихо, тихо, попыталась его успокоить и уложить на место Настя, тебе нельзя пока вставать.
Но немцы! поспорил он с ней.
Здесь нет немцев Мы не в самих Гобиках
«Ведьмина усадьба» слыхал про такую? раздался властный голос другой женщины. У двери стояла Ягарья Павловна.
Не слыхал, ответил парень.
Теперь слыхал. Тебя Павлом звать?
Максимов Павел Сергеевич.
А я Ягарья Павловна, а рядом с тобой дежурят Настасья Петровна и Татьяна.
Павел обернулся, взглянул на Настю, та улыбнулась ему.
Меня подстрелили, сказал он. Я нес Федора Михайловича! снова попытался вскочить он.
Нет больше твоего Федора Михайловича, сказала ему Ягарья, лежи, не прыгай ты. Дотащил ты его до бани нашей, там он и помер. А тебя мы подлечим, не волнуйся.
Вы достали пули?
И пули достали, и раны зашили, и чего надо туда намазали тебе. Да ты не волнуйся, Павлуша, ласково сказала Ягарья, отдыхай, силы восстанавливай. Мы тебе покушать принесли. Ты мне только вот что расскажи Много ли вас вблизи с нами? И как далеко отсюда вы с немцами любезностями обменивались?
Я не знаю, ответил парень, я не знаю, сколько мы шли Было темно и, сказать по правде, я заблудился. Шел просто для того, чтобы не останавливаться, знал: остановлюсь смерть придет.
Когда силы восстановишь, мы с тобой плотнее пообщаемся. Многое знать мне надо. Настя, обратилась Павловна к девушке, поди поешь да отдохни, а с бойцом нашим Маруся побудет и накормит его.
Но я не устала! возразила Настя. Я могу и сама.
Анастасия Петровна, строго сказала Ягарья, извольте пройти на кухню. Таня тоже. А ты, Павлуша, не скучай. Сейчас наша Маруся о тебе позаботится, накормит тебя.
Пока Настя пальто надевала, Павловна стояла у порога и ждала ее. Таня же пошла на свою койку отдыхать. С укором взглянула Настя на Ягарью, когда проходила мимо нее к выходу.
Не серчай, Настасья, сказала ей Павловна, когда они вышли на улицу, о тебе беспокоюсь. Думаешь, я не заметила, как ты на Пашку того смотришь? А раз я заметила, то и все остальные тоже.
Настя молчала.
В другое время я бы слова не сказала, продолжила Ягарья, и другой девице Но не тебе.
Думаешь, я такая же, как мать моя? спросила Настя.
Не думаю, а знаю. Уж больно вы с ней схожи. А даже если не такая, как Ольга была, то батюшка твой чем отличался? Нет ничего зазорного в том, что человеку хочется семейного очага. Но не нам, Настасья, не нам, пойми.
Рано об очаге говорить, Ягарья Павловна
А потом поздно будет, отрезала Ягарья. Ты девушка прямая, не особо скромная. И это хорошо. Лучше так, чем обманывать меня, а в мечтах своих строить планы на будущее. Но нет у тебя с ним будущего. И быть не может. Или сама сгинешь, или его погубишь. К тому же время сейчас не спокойное. Не до любви.
Ты запретишь мне ухаживать за ним?
Нет. У нас хоть и не такое поселение, как Гобики или любая другая деревня, но и не монастырь. Все вы здесь свободны и вправе выбирать, как жить дальше. Я не могу от тебя требовать, чтобы ты принесла в жертву себя, как женщину. Как это сделала я Но, Настенька, Ягарья остановилась, встала напротив Насти и положила руки на ее плечи, ты очень сильная и умная девушка, ты образованная и, кто знает, может тебе суждено встать после меня
Ты что-то знаешь? спросила девушка.
Нет, но чувствую, честно ответила Ягарья. Не все наши войну переживут. И это неудивительно. И бояться этого не надо. Люди русские гибнут каждую минуту. Смерть, как огромная черная птица, нависла над всей Россией, над всем Советским Союзом, над Родиной нашей И все, кто под тень ее крыл попадает, умирает Чего уж там: наши несколько домов ничто в сравнении с городами, которым куда тяжелее приходится. Баба Феня еще несколько лет назад сказала мне, что мой любимый Санкт-Петербург, что нынче Ленинградом зовется, будет медленно умирать с голоду. Тогда я подумала, что Филипповна на старости лет из ума стала выживать, а теперь вижу, что из ума я выжила, раз не поверила ей. Да и вообще, не дай Бог ведьме сильной из ума выжить: не далеко и до греха, Ягарья натянуто улыбнулась. Но речь не о том. Настя. Ты девка серьезная, поэтому слушай меня, не спорь и мотай на ус. Когда не станет меня, Настя хотела было возразить, но Ягарья остановила ее поднятой рукой, когда не станет меня, повторила она, пока война идет, ничего не меняй. Может, Степановна будет возмущаться, может еще кто. Никитичну я предупредила. Пойдут разговоры о том, что ты здесь недавно, а они всю жизнь, почитай. Но стой на своем, не слушай никого. Сплетни будут, болтовня будет, на то мы и бабы. Справишься. А вот насчет Павла Тут, девка, будь осторожна. К тому же имей ввиду, сейчас все девчата на него глаз положат. Невидаль! Ягарья рассмеялась. Вон, Машка, дочь Антонины, всего двенадцать лет отроду, а уже на Ванюшу нашего поглядывает. Мужчины здесь в диковинку. Но не к добру
Я тебя услышала, Ягарья Павловна, сказала Настя, спасибо за заботу и доверие. Спорить и возражать не буду ни в чем, все приму во внимание. Но ты же знаешь, что все равно делать буду по-своему, правда?
Правда, согласилась Павловна, потому и хочу, чтобы ты встала после меня.
Суетились все в усадьбе, предчувствие нехорошее, что у Ягарьи было, и на остальных переложилось. Каждая знала, что что-то грядет неладное. А чего дивиться? Время не спокойное. Война.
Настя ухаживала за Павлом, который медленно, но шел на поправку, не без Татьяниной помощи. Притягивало ее к парню, словно это он чарами обладал, а не она. Когда боли у него сильные были, сон на него глубокий наводила, а сама сидела рядышком часами и книги читала, благо их у Павловны была полная библиотека.
Ваня во всем помогал, да и сам частенько наедине с раненым оставался: все расспрашивал его о войне да о деле партизан. А Настя в то время с Сашей маленьким играла, учила его карандаш в руке держать.
Прошло с полмесяца, когда Настя поняла окончательно, что не хочет и не может отпускать Пашу. Полюбила она его крепко. Не знала, любил ли он ее, но она этого желала всем сердцем. Рассказал ей Павел о жизни своей, о том, что жил под Брянском в маленькой деревушке вместе с матерью и тремя младшими сестрами. Батька его помер аккурат перед началом войны, так что парню надо было не о своей жизни думать, а о матери да о сестрах, которые теперь под руководством немцев проклятых живут.
Большие города под гнетом вражеским гнутся, куда уж нашим деревням в глубинке выстоять, говорил он.
Мы же выстояли, ответила Настя.
И я до сих пор в толк взять не могу: как?
Благодаря Господу Богу да стараниям Ягарьи Павловны, скромно ответила девушка.
Имя у нее странное такое: Ягарья, снова удивился Паша. Кому ж в голову взбредет так свою дочку-то назвать?
А я бы и назвала, сказала Настасья. Ни имя делает человека тем, кто он есть, ни фамилия, ни происхождение, а дела его. Ягарью Павловну местная деревенщина за спиной бабой Ягой называет, а она очень добрая женщина. Она многих детишек из Гобиков спасла, и теперь они здесь среди нас живут. Как и Ваня
Она ведьма? спросил напрямую Паша. Ответа не последовало. Ты не подумай дурного, я догадываться стал еще тогда, когда ваша Татьяна, уже после того, как я в себя пришел, шептать надо мной что-то стала да в раны мазь вонючую мазала. Я ж не дурак, хоть и семь классов всего закончил. Ты мне только скажи, ты тоже того как они?
Настя улыбнулась и взгляд отвела.
А как бы тебе хотелось? спросила она.
Меня это все немного пугает, если говорить честно. Еще бабушка моя говорила, что в лесах Брянщины есть деревня, где одни ведьмы обитают. Говорила, что туда даже зверь не захаживает.
А он и не захаживает, снова улыбнулась девушка, как и немец. А вот ты, видишь, зашел.
Настя с улыбкой посмотрела на Павла и вышла из комнаты, оставив его без ответов. Больше они к этому вопросу не возвращались, да и не надо было пока, а после случай не подвернулся.
Все чаще Настя бывала у Паши, который пошел на поправку. Но отпускать его, пока раны не затянутся, никто не собирался.
Толку там от тебя дырявого мало будет, сказала Ягарья. До своих дойти не успеешь, как раны снова откроются. Печенке твоей время надобно, чтобы восстановиться. Глупо идти на верную гибель, а как вглубь леса от нас уйдешь, там тебя, если не немцы, то волки настигнут. От всех поди не отстреляешься, только стрельбой врагам место свое укажешь. Так что сиди, Павлуша, пока сидится.
Вашего отца тоже Павлом звали? спросил он.
Какие мы наблюдательные! рассмеялась Ягарья. Звали, да не совсем Павлом. И это тебя, мальчик мой, ни коим образом не касается. Ты мне вот, что скажи, сказала она полушепотом, чтобы за дверью слышно не было, какие у тебя виды на нашу Настьку?
Тот замялся, начал глаза отводить, но ведьму опытную этим не обмануть.
Нет, Павлуша, ты глазки-то не прячь. Говори, как есть. На дворе сорок второй год, война. Немцев на нашей земле нам еще долго терпеть, и с этим поделать мы ничего не можем. К тому же нельзя Насте с тобой быть, ты пойми.
Отчего же? наконец ответил Павел.
Судьба у нас тут такая. Если выжить хотим, мужиков стороной обходить должны.
Ну и обходите. Это ж я к вам пришел, а не она ко мне, улыбнулся парень, это ж я стороной вас не обошел. А обошел бы где б я сейчас уже был? Давно б помер, и дай Бог, чтобы сам, а не снова фрицам бы попался.