Наградами солдаты дорожили. Потому что зря солдату награду не давали. Нам очень обидно было, когда, выйдя на отдых, видим, что у штабистов заблестели на груди новые ордена и медали. Награждали-то как
Взяли, скажем, какой-то город или важный плацдарм. Идёт команда сверху: представить к награждению из каждой роты по десять человек. Почему по десять? А не по двадцать? Или по пять? Это было никому не известно. Список, как правило, составлял политрук. Потом его утверждал командир роты. Наш политрук Воробьёв в этот список первым делом вносил тех, кто ему задницу лизал, а для настоящих героев оставшиеся клетки. Тот, кто, может, больше других достоин орденов и медалей, но всегда требовал от политрука правдивых ответов на свои вопросы, кто справедливости добивался, тот у нас ходил без наград.
Всегда обойдёнными оказывались тяжелораненые. Ведь их сразу отправляли в госпиталь, а после лечения и это хорошо все знали они уже не вернутся в свою часть. Поэтому их в списки и не включали. Так же было и с убитыми. Зато шофёр командира полка имел семь медалей «За отвагу». Ребята по этому поводу шутили: «Если бы награды давали ещё и за половые натуги, то у Жорки Шишлакова их было бы больше». Хотя, честно сказать, парень отчаянный был, под любым огнём гонял. А поскольку всегда рядом с командиром полка, то уже никакой политрук помешать не мог.
«26 октября Занимаюсь хозяйственными делами А их у меня на сегодняшний день много вечером был в своей пройдохи старой
27 октября Сегодня я ходил искал козырька лакированного его здесь трудно найти здесь носят все шляпы соломяные К вечеру нашол и здал портному».
Это майор Чернуха, который всегда был одет аккуратно и даже франтовато, захотел носить свою форменную фуражку непременно с лакированным козырьком. А такие козырьки могли быть только у тех местных жителей, кто служил на почте или на железной дороге. Вот у них-то я и попросил. А кто откажет русскому солдату?
«28 октября С утра помогаю повару он больной. Зарезал гуся и сижу щыпаю а он проклятый крепкый ка бы знал не брался Лутше я ходил бы голодный тры дня Ну посмотрим какой у нас обед получится
29 октября Хоз-день готовлюсь к предстоящым торжествам нашего полка. Завтра должны вручать ордена. Блестяще завоеваны в последних боях форсировали тры реки Буг, Сан, и Вислу где удержали плацдарм. Как фрицы не старались нас столкнуть в Вислу и перетопить но катуковцы стояли на смерть И фрицы получили "Хуй та хуй"
30 октября Сегодня вручают нашему полку ордена "Богдана Хмельницкого" и орден "Красного знамени" вручает член воен-совета 1-й гвардейской танковой армии гвардии генерал полковник Попель. Этот день празнуем и не верится что это нами завоевано и специально с Москвы прыехали вручать ордена. Да месяц назад Москва салютовала нам за взятые города».
Такой наградой все мы, конечно, гордились. Это же было признанием наших заслуг. Но свою медаль «За отвагу» я носил в кармане, как и другие ребята. Только те, кто находился подальше от передка, цепляли награды на грудь. И мы поцепили бы Но как под обстрелом поползёшь, если у тебя на гимнастёрке медали?
Из оперативной сводки Совинформбюро за 29 октября 1944 года:
«На территории Чехословакии южнее города Ужгород наши войска в результате упорных боёв овладели городом и крупным железнодорожным узлом Чоп.
В Венгрии, западнее города Сату-Маре, наши войска вели наступательные бои
На других участках фронта поиски разведчиков и в ряде пунктов бои местного значения
Огромные потери немецких войск на советско-германском фронте вынуждают гитлеровцев идти на самые крайние меры. Немецкое командование закрывает авиационные школы, а курсантов направляют на фронт, в пехоту Пленные солдаты 407-го полка 121-й немецкой пехотной дивизии Гейнц Шприк, Руди Блошке и Гельмут Шуман рассказали: «Мы учились в лётной школе. В июле, когда до выпуска осталось всего лишь три недели, нашу школу закрыли. Всех недоучившихся лётчиков направили в лагерь и заставили проходить пехотную подготовку Зачисление такого большого количества лётчиков в пехоту произвело на нас потрясающее впечатление. Мы поняли всю безнадёжность положения немецкой армии и бессмысленность дальнейшей борьбы». (т. 7, с. 230-231)
«31 октября Загорелся дом в нашей суседкы т.е. в моей знакомой Я бегал тушыть обгорел как хуй руки пожег фуфайка брюкы погорели. Но кое чего спасли Дом, сарай, и даже забор все сгорело до тла, и суседка выходить жыть на другой конец деревни. Туда трудно пробраться там патрули ходят но она пообещала ходить сама до суседкы т.е. где я жыву, а во избежании того чтобы ее не поймали патрули будет оставатся здесь ночевать чего мне и нужно Алло!!!».
После отбоя наступал комендантский час и всякое передвижение по населённому пункту запрещалось как нам, так и местным жителям. Требовался специальный пропуск или знание пароля на эту ночь. И правильно. Тогда особенно свирепствовали бандеровцы можно было запросто нарваться на выстрел из-за угла, на нож или на вилы.
Под Гданьском случилась такая трагедия и в нашем полку. Ребята поехали рыбачить на озеро за несколько километров от села, в котором стоял полк. Задержались до комендантского часа, а пароля не знали и пропусков не имели, поэтому решили заночевать в ближайшем от озера доме. Утром в полк вернулся один старшина. Он и рассказал, как всё было.
Ночью старшина вышел из дома по нужде. Вышел по глупости без оружия. А тут бандеровцы. Старшина упал в яму и затаился. Бандеровцы дом подожгли и уже никого живым из него не выпустили.
Повезло при этом не только старшине, но и мне. Накануне, узнав, что я профессиональный рыбак, эти ребята заезжали за мной. Но меня на месте не оказалось. Они немного подождали и уехали.
Из оперативной сводки Совинформбюро за 29 ноября 1944 года:
«Перебежчик солдат 349-й немецкой пехотной дивизии Казимир П. заявил: «Я житель города Познань Девятнадцатого октября этого года немецкая полиция устроила в городе массовую облаву. Полицейские врывались в дома и хватали всех мужчин. Когда меня привели во двор полицейского участка, там уже было около трёхсот человек. Ночью нас под конвоем увезли в Кенигсберг и разместили в казармах. Через несколько дней в казармы пришёл немецкий полковник и обратился к нам с речью. Он сказал, что отныне мы являемся солдатами немецкой армии и должны защищать Восточную Пруссию. Я слушал полковника и думал: неужели немцы полагают, что мы, поляки, забыли их злодеяния в Польше, забыли, что Германия была и остаётся самым злейшим врагом польского народа? Неужели тупые фрицы в самом деле думают, что мы, поляки, будем воевать за немцев? При первой же возможности я перешёл на сторону русских войск. Польское население с надеждой смотрит на Восток. Поляки знают, что Красная Армия скоро освободит их от фашистского рабства». (т. 7, с. 269)
«1 ноября после вчерашнего пожара ходил сегодня в баню. Выстирал свое обмундирования и сам помылся а то был как чорт в саже. Покуда постирал то я все пальцы постирал. Как они те бабы стирают? Но зато выстирал всем на дыво все удивлялись чистой работой.
2 ноября Сегодня так кое какие делишки а остальное время читал сочинения Никитина».
Да, жестокая фронтовая действительность была такой, в которой солдат мог превратиться в дикое, озверевшее существо. Мог, но не превратился. Мы любили петь. И любили читать. А читали всё подряд. Потому что достать хоть какую-то книгу было очень трудно. Но если уж книга попадала нам в руки, зачитывали до дыр.
К примеру, я долго не расставался с толстым сборником рассказов Михаила Зощенко. Его читали и перечитывали все ребята из нашего отделения. Книгу часто давал и миномётчикам в дивизион, где служил Лях. И Лях знал, что отвечает за неё головой. Книги мы берегли, как оружие.
Из оперативной сводки Совинформбюро за 1 ноября 1944 года:
«Ещё в начале войны 8-го июля 1941 года Советское Информбюро опубликовало показание немецкого офицера, который сообщил, что задолго до нападения Германии на Советский Союз гестапо заготовило большой ассортимент «описаний зверств большевиков». В ходе войны все эти фальшивки пускали в ход Ефрейтор 43-го пехотного полка 1-й восточно-прусской дивизии Фенбонт сообщил: «В середине октября гестаповцы начали снимать кинофильм о зверствах русских войск в Восточной Пруссии. Переодетые в русскую форму немцы бьют стёкла, ломают мебель, режут скот и поджигают дома Этот фильм скоро будет готов. Говорили, что Геббельс очень торопит и требует, чтобы фильм был выпущен на экран как можно быстрее». (т. 7, с. 235)
«3 ноября Читаю Никитина а вечером был в своих ребят в лесу которых давно не видел (во 2-м дивизионе миномётного полка, в отделении, которым командует Лях.-Г.Л.). Они жывут как хомякы».
Почему «как хомяки»?
Мы, разведчики, всегда располагались поблизости от штаба полка, а точнее от дома или блиндажа, в котором находился командир полка. В своём расположении мы являлись как бы личной охраной комполка. Он нам очень доверял и следил за тем, чтобы разведчики были всегда рядом. Поэтому мы жили, как правило, в лучших условиях, чем миномётчики в дивизионах, которым часто приходилось ночевать в землянках или даже просто в траншеях.