Прочитав заключение, судебный пристав погладил свои пышные усы и, громко хлопнув журналом, добавил: «Вверенной мне властью, хочу предупредить, что все неправомерные действия будут пресечены, а виновники будут заключены в острог», закончил судебный пристав и вышел за дверь.
Жандармы усмехнулись, глядя на убогую обстановку и сказали: "Бродяжничество тоже неправомерный проступок», и вышли вон, оставив Олежку, Ивашку и мачеху в глубоком раздумье.
В течение нескольких дней Олежке удалось урвать пару подработок и отложить копеек двадцать на тот случай, если придется снимать угол. Мачеха совсем перестала появляться дома. Олежка искренне верил, что она старается найти другой дом, но, когда он случайно заскочил в кабак "Бешеный кот" и увидел пьющею мачеху в обществе бродяг, его надежда рухнула. Он впервые в жизни сорвался на мачеху, выговорив ей все, что он о ней думает. И что вместо того, чтобы спасать дом и семью, она жрет горькую. У мачехи сразу же нашлись хмельные защитники, после чего Олежку просто вышвырнули из кабака, надавав тумаков вдогонку.
Матильда
Олежка, избитый и подавленный, взглянул на небо: "Господи, я никогда не делал ничего дурного. Если ты есть, помоги мне», произнес Олежка.
На город спускались сумерки. На темнеющем небосклоне появилась луна. Бледная и полупрозрачная, она становилась все ярче и полнее.
Дождался грустно произнес Олежка, глядя на небо.
Этим же вечером Олежка пришёл к торговцу овцами и рассчитался за припасённую для него овцу. Накинув на шею овцы *аркан он повел её к своему дому.
На город неумолимо наползала ночная мгла. Только круглая луна, словно ночное солнце, освещало крыши домов и мощеные улицы городка.
Привязав овцу за домом, он зашёл к Ивашке. -"Я сейчас уйду по делам, но сколько времени все это займет, я не знаю. А ты поужинай и ложись спать. Когда я приду, будем думать, как быть дальше".
Постарайся побыстрее вернуться- попросил Ивашка.
Постараюсь, ответил Олежка и вышел за дверь.
Ночь опустилась на город. В окнах, один за другим, гасли жёлтенькие дрожащие огоньки свечей и лучинок. Люди постепенно ложились спать.
Олежка впервые в жизни шёл на кладбище ночью. Даже отец, зная старое кладбище вдоль и поперёк, никогда не задерживался до темноты. Он часто рассказывал что многие души не нашли покой и, обратившись в призраков, бродят среди могил.
Тяжело вздохнув, Олежка еще раз посмотрел на небо и направился в сторону кладбища. Он подошёл к старой, увитой вьюном и плещем стене старого кладбища и остановился. Вокруг царила тишина, только ветер теребил осенние листья в высоких кронах деревьев. Овца дернулась в сторону, но Олежка её удержал: "Стой, бестия", -прикрикнул он на неё.
Господи, чем я занимаюсь, пробормотал Олежка, чувствуя, как где-то снизу к нему подкрадывается страх. Еще раз, повторив шепотом колдовские слова, Олежка подошёл к полуразрушенной арке старого кладбища. Яркая луна освещала дорогу перед входом, бросая на неё замысловатые тени.
Нет, так не пойдет- произнес Олежка и повернул от ворот кладбища. Он сделал несколько шагов к своему дому и остановился, вспомнив визит судебного пристава.
Как все плохо! тихо произнес Олежка.
Если я этого не сделаю, у нас отберут дом, и нам негде будет жить и нечего будет есть. Я так не смогу, мы просто погибнем. Мы столько денег задолжали. Если даже удастся отвертеться от острога, то от гнева его светлости не отвертишься- Олежка вздохнул и повернул обратно.
Он стоял лицом к перекошенным воротам старого кладбища, и в глубине его души творилась неразбериха. "Отче наш, да восславится царствие твое....», начал Олежка, обращаясь к небесам. Прочитав молитву, он шагнул к воротам кладбища. Взявшись рукой за влажное, изъеденной ржавчиной холодное кольцо, и нерешительно потянул его на себя.
Старые железные ворота нехотя поддались и протяжно заскрипели. Испуганная стайка птиц, ночевавшая в терновом кустарнике, росшем возле ворот, взметнулась вверх и темным облаком растаяла где-то в небесах.
Олежка от неожиданности даже пригнулся, а стайка испуганных птиц, натыкаясь, друг на дружку и на все подряд, разлетелась в разные стороны.
Ух вырвалось у Олежки, и он испуганно завертел головой по сторонам, все еще неуверенный, что опасность миновала.
Овца испуганно заблеяла и дернулась в сторону.
Тьфу ты, ты ещё! Я сам испугался! рассердился Олежка не то на овцу, не то на себя. Осторожно приоткрыв скрипучую воротину, Олежка просунул сначала овцу, а потом прошел сам. Едва он оказался внутри за старой кладбищенской стеной, как почувствовал всю скорбь и страх, которым было пропитано всё вокруг. Известная с малолетства главная аллея кладбища изменилась до неузнаваемости.
Тьфу ты, ты ещё! Я сам испугался! рассердился Олежка не то на овцу, не то на себя. Осторожно приоткрыв скрипучую воротину, Олежка просунул сначала овцу, а потом прошел сам. Едва он оказался внутри за старой кладбищенской стеной, как почувствовал всю скорбь и страх, которым было пропитано всё вокруг. Известная с малолетства главная аллея кладбища изменилась до неузнаваемости.
Олежка, осторожно ступая по каменной дорожке, заваленной осенней листвой, сам пугался своих собственных шагов. Время от времени оглядываясь по сторонам, останавливаясь и прислушиваясь к окружающим звукам, он брел среди древних могил, покрытых мхом и зарослями.
Олежка, всё время ощущал на себе чей-то взгляд, словно покойники смотрели на него из могил. Неожиданно, прямо над головой, каркнула ворона, заставившая Олежку подпрыгнуть на месте.
Через минуту откликнулась вторая, следом третья,а ей стали вторить и остальные.
Тьфу ты, чтоб тебя! воскликнул Олежка, смотря в ветви деревьев, Напугала, зараза!
Он уже подходил к древним склепам первых поселенцев, когда поднялся сильный ветер, заставивший зашевелиться и заскрипеть кроны вековых деревьев. Раздался треск, и на старую дорогу рухнула здоровенная ветка.
Испуганно перекрестившись, Олежка пошел дальше. Он шёл по старой брусчатой дороге, ведущей к часовне, время от времени подтаскивая к себе упрямую овцу, которая все время норовила куда-нибудь сбежать.
Узкие полоски лунного света, пробиваясь сквозь кроны высоких деревьев, бросали на дорогу неясные тени. Страх все сильней и сильней накатывал на Олежку, заставляя его ежиться и замедлять шаг. Черные тени древних склепов прятали лунную дорогу, нависая над ней неясными черными контурами могильников. Каменные ангелы на памятниках превратились в ночных чудовищ, готовые расправить свои крылья и поглотить мальчишку. Он подтянул на верёвке дрожащую от страха овцу и продолжал идти дальше.
Тем временем темная аллея повернула вправо, огибая огромный мраморный склеп, и уперлась в старую часовню. В лунном свете она выглядела как скала с покосившимся крестом на вершине. Часовня давно была в запустении. А колокольня, массивно нависавшая над часовней, была еще более древней, от чего часовня выглядела ещё страшнее.
Луна светила сквозь арку звонницы, освещая черный контур древнего колокола.
Какой он огромный- произнес Олежка- я даже молот не раскачаю, не говоря уже о том, чтобы ударить.
Олежке казалось, что на старом кладбище даже лесные птицы не живут, разве что вороны. Такая мертвая тишина царила вокруг. Среди ночной тишины до Олежки донесся тихий курантовый бой, оповестивший округу о наступлении полуночи.
Надо спешить, иначе все пропало- пробормотал Олежка.
___________________________________________________________________________________________________ *Арка́н веревка с петлею или пулею на конце, предназначен для того же, что и лассо.
________________________________________________________________________________________________________________
Выбрав могилу с высокой железной оградой, он привязал к ней овцу, а сам подошёл к часовне. Олежка поднялся по высоким мраморным ступеням, отсчитав их количество. Их было всего-навсего шесть. Седьмая была вполовину меньше и имела большую площадь. Подойдя к кованой двери звонницы, он рванул за холодное стальное кольцо. Дверь дернулась, но не поддалась. Только в последний момент он заметил церковную печать, которой была опечатана дверь. Но было уже поздно, печать треснула и коричневой крошкой осыпалась на сухую листву.
Вот черт! выругался Олежка и тут же спохватился. Вспомнив слова отца, когда тот приводил его в эту часовню впервые. "Нельзя поминать ни черта, ни беса, когда входишь в святой храм" Олежка понимал, что храм может быть и святой, только выглядел он совсем не свято.
Дверь не поддавалась. Олежка взялся за кольцо двумя руками, а ногой уперся в стену, и что было сил, потянул дверь на себя. Тяжёлая стальная дверь нехотя, скрипя и скрежеща, открылась.
Олежка еще раз перекрестился и прошел в боковой вход, ведущий на звонницу. В нос врезался запах плесени и сырости. Он стал подниматься по длинной каменной лестнице, подсвеченной слабым лунным светом, пробивавшимся через узкие окошки колокольни. Он поднимался все выше и выше, держась руками за холодные каменные стены.Его пальцы скользили по каменной кладке, натыкаясь на густой темный мох. Он поднимался по холодным каменным ступеням, влажным от осенней прохлады и росы. Лунный свет становился все ярче и ярче, лестница закончилась, и Олежка оказался на площадке звонницы прямо под колоколом, с языка которого свисала истрепанная ветрами веревка. Олежка поднял руки и взялся за полу истлевшую веревку. Дрожащими от страха и волнения руками, он начал раскачивать язык колокола, все время повторяя: Чью душу разбужу, ту душу я вознагражу".