Тут женщина совершает неожиданный поступок: сильно толкает понурую девочку вбок, и девочка, до сих пор тихо стоявшая у стены Дома с Лицами и вяло водившая пальцами по каменной чешуе территона, тоже поступает очень странно: хватает с мостовой вывороченный огромный булыжник, размахивается и изо всех сил запускает его в уцелевший глаз одного из страшных каменных лиц то есть прямо в окно дома.
Ты что это творишь? возмущенно кричит милитатто Оррен. А ну поди сюда немедленно! Ты кто такая?! А ну немедленно сюда!.. и бросается к девочке через проспект, но девочка со всех ног припускает по проспекту прочь, и милитатто Оррен несется за ней, звеня кокардой упавшего на плечи форменного капюшона.
Агата остается одна и в растерянности крутит головой. Ей вдруг становится очень не по себе: она так злилась, когда милитатто Оррен увязался за ней, а теперь должна признаться себе, что ей страшно быть здесь без него. Пустой проспект тянется как будто до бесконечности в обе стороны; Агата помнит некоторые боковые улицы, но ни на одной она, разнося со своей Четверкой Славную Кашу, ни разу не видела лестницы на третий этаж, только лестницы особняков, пусть иногда и очень нарядные и высокие, да маленькие лесенки-выступы на фонарных столбах по ним фонарщики ближе к ночи взбираются на фонари. Агате, побаивающейся высоты, эта профессия всегда казалась немножко героической, а теперь Агата смекает, что фонарщики наверняка знают свой второй этаж лучше всех на свете. Сейчас почти все фонари разбиты, но в наступающих сумерках кое-где сквозь тяжелый морозный воздух пробиваются огоньки; один такой огонек мерцает почти прямо над Агатой, и Агата задирает голову ей чудится, что там, наверху, мелькнула какая-то тень; а если это фонарщик, а если он подскажет ей дорогу на третий этаж?
Майстер фонарщик?.. неуверенно спрашивает Агата, но тень становится гуще, и Агата понимает, что кто-то очень большой стоит у нее за спиною.
Это мужчина в перьевой шубе, тот, что смотрел на Агату через проспект, и женщина рядом с ним. Шубы у них очень грязные, и руки тоже, во рту у женщины не хватает нескольких зубов, а мужчина как будто не умывался по меньшей мере месяц, но вот удивительное дело: Агате почему-то ужасно хочется, чтобы они никуда не уходили. Женщина внимательно заглядывает Агате в глаза и неожиданно словно бы становится чуть выше ростом, и Агата готова поклясться, что с зубами у нее теперь все в порядке, хотя вокруг женщины возникает какая-то золотистая дымка, и Агате не очень хорошо видно, что происходит.
Ты такая хорошая девочка, ласково говорит мужчина, который, наоборот, всмотревшись в Агату, явно стал ниже и худее, волосы у него теперь короткие и чистые по крайней мере, так Агате кажется в дымке, и он ужасно напоминает кого-то Агате кого-то такого любимого, такого нужного, такого
Ты замечательная девочка, Амелия Алина? Аманда?.. Ада?.. повторяет-напевает женщина, держа Агату за локти и медленно кружа вправо. Волосы у женщины теперь заплетены в две косы, и золотистая пыль, вьющаяся в воздухе, пахнет невозможно знакомо немножко хлебом, немножко стиральным порошком, немножко цветами нелюбимника перед
Агата, шепчет Агата, я же Агата
Конечно, Агата, ласково напевает мужчина, мы так боялись, Агата, мы так тебя искали, мы так боялись, что ты потерялась, я так волновался, Агата, и все это время женщина поворачивает Агату вправо, вправо, вправо, а мужчина ходит вокруг нее влево, влево, влево, и Агате чудится, что мостовая под ней качается, качается, качается, совсем как колыбель, колыбель, колыбель.
Слава богу, что ты нашлась, Агата, напевает женщина, теперь мы идем домой, Агата, домой-домой, скорей домой, с мамой и папой, с мамой и папой
Домой, домой, скорей домой С мамой и папой, с мамми и паппи Вдруг с Агатой что-то происходит: ее словно становится две, и эти две Агаты не могут понять друг друга. Одной Агате, первой Агате, так хорошо, так спокойно, и она так счастлива, и руки мамы и папы касаются ее шубки и куда-то осторожно ведут ее на слабеющих ногах, подталкивают в спину, вот-вот первая Агата заснет и ей приснится дом, о, она так хочет, чтобы ей приснился дом, она так соскучилась по дому, по своему довоенному, счастливому дому, пусть мама и папа отнесут ее туда, как хорошо, что мама и папа ее нашли А другой Агате, второй Агате, очень, очень страшно, потому что она мучительно пытается что-то вспомнить, и главные слова, которые крутятся у нее в памяти, «мамми» и «паппи». «Мамми и паппи» вот как называли себя эти разбойники, про них рассказывала Мелисса, что же рассказывала Мелисса?
Что-то совсем ужасное они действовали парами, мужчина и женщина, и умели превращаться, превращаться
«Нет, нет, сопротивляется первая Агата, я хочу заснуть и попасть домой, домой, не мешай мне, не смей мне мешать!» но вторая Агата изо всех сил пытается остановиться, открыть глаза, хотя коленки у нее уже подгибаются, и мужчина, подхватив ее, взваливает себе на плечо. «Нет, нет, в ужасе думает вторая Агата, мне нельзя спать, я должна, я обязана вспомнить! Это было после Великой Войны за Свободу, когда дети-сироты просили подаяния на улицах и так мечтали увидеть во сне дом, и маму, и папу, что не убегали от мамми и паппи, даже зная, что их родители на самом деле умерли, а потом этих детей продавали Продавали Господи, мне надо проснуться! Какой ужас, я должна проснуться! Проснись, проснись, проснись, ну же, давай, проснись!..»
В следующую секунду Агата чувствует, что ее словно бы рвут на части только не изнутри, а по-настоящему, снаружи; из ее шубки летят перья, кто-то кричит у нее над ухом:
Проснись, проснись, проснись, ну же, давай, проснись!.. но голова у Агаты огромная, тяжелая, и когда она валится с грязного плеча паппи в сугроб, ноги у нее подгибаются, и она остается сидеть в снегу.
Тащи ее и беги! орет паппи своей напарнице, а милитатто Оррен, уже успевший оставить огромный кровоподтек у паппи под глазом, теперь пытается вытащить из ножен кортик, но огромный паппи подминает его под себя.
А ну вставай и иди! Вставай и иди, дура! визжит мамми.
Агата с огромным трудом поднимается на ноги, ей немножко лучше, но она не может идти, хоть убей.
Ищи фонарь, Агата, фонарь! Ищи фонарь!.. сдавленно кричит милитатто Оррен.
Держи ее! орет паппи, адыхаясь. Не пускай!
Мамми вцепляется Агате в плечи, Агате очень больно, и она пытается сбросить с себя эти грязные цепкие руки. «Фонарь, недоумевает Агата. Почему надо искать фонарь? Здесь же столько фонарей»
Фонарь, под которым стоит Агата, кажется ей почти бесконечным он уходит вверх, вверх, вверх, и от одной этой картины у Агаты до тошноты кружится голова.
Давай, Агата! кричит милитатто Оррен. Ну же, давай!.. Тебе надо на вечеринку! Ты помнишь? Тебе очень надо на вечеринку! Быстрей, быстрей, быстрей!..
Мне очень надо на вечеринку, медленно повторяет Агата, кивая. Мне надо на вечеринку в честь папы и мамы. Торсон встретит меня дома На вечеринке в честь мамы и папы
Происходит удивительное: при слове «вечеринка» мамми и паппи на миг замирают от удивления и переглядываются. Этой секунды милитатто Оррену достаточно, чтобы сбросить с себя паппи и вырвать Агату у мамми из рук. Держа Агату под мышкой лицом вверх, как сломанную куклу, как мешок, он начинает метаться от фонаря к фонарю. Все фонари кажутся Агате высоченными, они уходят почти в самое небо, но она вдруг понимает, что у одного фонаря и правда не видно верха, а боковые перекладины для фонарщика елочкой уходят высоко-высоко. Глаза у Агаты начинают слипаться, но милитатто Оррен резко ставит Агату на ноги, тормошит, тащит, поднимает, подсаживает, шубка Агаты остается у него в руках. Паппи черной тенью виснет у него на шее, руки миллитато Оррена размыкаются. «Заснешь погибнешь! кричит вторая Агата первой. Слышишь? Не спи, не спи, не смей спать!» Ладони Агаты липнут к ледяным перекладинам, и, не открывая глаз, она из последних сил лезет вверх, вверх, вверх и говорит себе только одно: «Не спать. Не спать. Не спать». И даже когда нож паппи входит в спину милитатто Оррена и от его крика слезы текут у Агаты из-под век, ей хватает сил только повторять себе: «Не спать. Не спать. Не спать»
Сцена 6,
посвященная памяти святопреставившейся новомученицы и героини, юной профетты Немии. Ее собственное имя было «Ан», она приняла судьбу своей святой, могла стать Проницательностью своей команды, была одаренной профеттой и отважной юницей. Мы помним, как она любила рисовать цветы сансангвинии
Агата спит. Спит так, будто не спала целый год, так, будто десять ночей подряд мыла волосы под присмотром монахинь ордена святой Агаты, а те только и делали, что кричали ей прямо в ухо: «Быстрей, быстрей, быстрей!..» а потом их крики становились другими, совсем другими, потому что огромные беззубые тени убивали их ударом ножа в спину, и больше некому, совершенно некому было помочь Агате, и надо было бежать, скорее бежать, спасать папу и маму, а ужасные мокрые волосы все сильнее опутывали ей руки, и сколько Агата ни сбрасывала с запястий тугие петли, сколько ни пыталась высвободиться, становилось только хуже, а мертвый милитатто Оррен стоял у нее за спиной и повторял: «Быстрей, быстрей, быстрей!..» «Я не могу! Я не могу!..» пытается закричать Агата, но волосы лезут ей в рот, она задыхается и мычит и наконец просыпается.