Ты кто? спрашивает он, она; на самом деле неважно. Важно, что спрашивает не кого-нибудь, а меня. Вслух, как люди обычно разговаривают друг с другом. Существо-человек со мной разговаривает. До сих пор ничего подобного не случалось. Ну и дела.
Ты кто? настойчиво повторяет он, она. Ты же мне не мерещишься? Ты явно что-то отдельное от меня! Я тебя уже несколько раз встречала в такие моменты. Как бы опасные; на самом деле не очень-то. Хотя навернуться отсюда, конечно, запросто можно, что да, то да.
Теперь известно, что существо не «он», а «она», раз сама так себя называет. Кому и верить в таких вопросах, если не ей. Но это всё, что мне сейчас ясно. Есть предел всякой ясности. Ну или, может, не всякой, а только моей.
От растерянности мне хочется возмутиться: «Эй, так не по правилам!» Но это было бы глупо. Люди не обязаны соблюдать какие-то правила. Они не знают о нашей игре.
Поэтому я отвечаю вслух своим дополнительным голосом, вполне подходящим для внешних бесед. По крайней мере, так она точно не перепутает мои слова с собственными мыслями проблема, от которой обычно страдают все, кто вынужден звучать голосами в человеческой голове:
Наверное, раньше ты встречала кого-то другого, а не меня. Я часто кого-то спасаю, но забывать не умею, в памяти остаются все. А тебя вижу в первый раз.
Раньше встречала кого-то другого? удивлённо переспрашивает она. Так вас, получается, много? Есть другие, похожие на тебя?
Я не знаю, сколько по её меркам «много». Больше сотни? Тысячи? Миллиона? Или достаточно, чтобы было больше одного? В любом случае всех себя мы ещё никогда не считали. Но в начале каждой новой игры подсчитываем желающих играть. В этой игре нас вайдри одно из тех чисел, которые целиком соответствуют текущему дню; ещё бывают числа наядри, которые дню совершенно не соответствуют, и шари числа, которые ничего не сообщают о соответствии, они для другого и о другом. Точнее объяснить не могу, наши числа надо почувствовать; факт, что когда число игроков равно наядри, игра больше похожа на исполнение трудного долга, когда оно равно шари, игра выходит слишком весёлая, словно нужна только для нашего удовольствия, а с точки зрения всего остального мира, мы занимаемся ерундой. А когда как сегодня, вайдри, в игре всего будет поровну, и веселья, и пользы, и неожиданностей. Когда число игроков обладает свойствами вайдри, получается самая захватывающая игра.
Но это я ей объяснять, пожалуй, не стану. Такое человеку поди объясни.
Вас много? нетерпеливо повторяет она.
Я молчу, обдумывая, много нас или мало, а человек, которого, то есть которую мне надо срочно увести из опасного места, тем временем, говорит:
Я думала, ты всегда один и тот же. Мой ангел-хранитель. Может, не точно такой, как положено по канону, но кто-нибудь вроде. Примерно. Я хочу сказать, если уж люди в разных странах, в разные времена как-то приходили к идее ангела, или духа-хранителя, наверняка за этим хоть какое-то объективно существующее явление да стоит. Нечто неизвестное, возможно даже непознаваемое, которое приходит на помощь в опасный момент. Никто вас не видит, но многие что-то такое чувствуют. И потом вспоминают это удивительное присутствие до конца своих дней, как самое лучшее, что с ними случилось. Короче, я была совершенно уверена, ты мой ангел-хранитель и уже не раз приходил. А ты не он? Раньше ко мне приходили другие? А кто вы? Вас много? И спасаете не каждый своего человека, а любого, кто подвернётся под руку? А почему? Вам это зачем?
Она так тараторит, что мне снова становится сложно. Не как обычно бывает в игре, а совсем по-другому сложно. Прямо скажем, гораздо сложней. Спасать людей от опасности я умею, давно играю в эту игру. Но никто никогда не учил меня с ними разговаривать. И тем более их понимать. До сих пор это просто не было нужно. Никому бы даже в голову не пришло!
* * *Наверное, примерно так же озадаченно и растерянно чувствуют себя люди, когда начинают слышать чужие голоса в голове. Но мне, конечно, всё-таки проще, чем людям. По крайней мере, не нужно бояться, что я схожу с ума. В людей я не верю, тем более не отрицаю их существование. А просто знаю, что они объективно есть. Но всё остальное! Всё, что она сказала! Никакой ясности не хватит, чтобы такое переварить.
С другой стороны, мне сейчас не понимать её надо, а увести из опасного места. Тогда можно будет смыться и больше её не слушать. И на вопросы не отвечать. А пока я её из опасного места не выведу, я уйти не могу. То есть могу, но так не по правилам. Игра есть игра, а я не люблю проигрывать. Ну и просто жалко человека в опасном месте бросать. Поэтому я говорю:
Предлагаю сделку. Давай ты перестанешь стоять на месте. Пойдём отсюда, если не будешь сопротивляться, я аккуратно тебя уведу. Здесь очень опасное место. Ржавчина, гниль, прорехи, шатается, осыпается. И высота. Хуже всего высота! А по дороге я буду говорить тебе правду. По одной правде на каждый твой шаг.
Ладно, давай, кивает она. Я и сама хочу спуститься на землю. Только чур шаги будут маленькие. Я побольше правды хочу узнать!
Мне бы сейчас просто переставить её отсюда на землю и сбежать подобру-поздорову. Но так делать нельзя. Не потому что так не по правилам, а просто технически невозможно. Мы из разной материи. Из такой разной, что я не могу взять её на руки или за шиворот и унести в безопасное место. Я не могу даже просто к ней прикоснуться. Только изнутри дыханием успокаивать и волей чуть-чуть направлять.
Поэтому ладно. Пусть идёт маленькими шагами. Большими шагами здесь в любом случае не стоит ходить.
Она шагает, а я помогаю. Переставляю наши общие ноги, изгибаю наше общее тело, чтобы держать баланс. Делаю её лёгкой, как дети и кошки, чтобы под тяжестью тела не обрушился ветхий настил. И, как договорились, рассказываю. По одной правде на каждый маленький шаг. Не очень-то мне нравится наши секреты людям выбалтывать, обычно мы так не делаем. Но сделка есть сделка, слово надо держать.
Не знаю точно, много нас или мало. Но скорее всё-таки много. Гораздо больше, чем только я.
Мы это просто мы. В человеческом языке для нас нет названия. Чтобы назвать, надо знать, что именно называть.
Мы совершенно точно не «ангелы». И вообще ни на что из ваших легенд не похожи. У некоторых людей отличное воображение, но всё-таки не настолько, чтобы нафантазировать нас. А когда люди с нами встречаются, им потом рассказывать особо нечего. Тебе, вот увидишь, тоже будет нечего рассказать.
Мы здесь живём. Мы любим жить в человеческих городах. Раньше жили в лесах, но в городах интереснее. Мы любим, когда интересно. Хорошая штука человеческие города.
Вы нас не видите, но мы-то вас видим и слышим. Вы неплохие соседи. Хотя слишком шумные, это факт.
Но вы нам не очень мешаете. Не настолько, чтобы из городов убегать.
Вы нам нравитесь. Не очень сильно, не больше всего на свете. Но немножко всё-таки нравитесь. Скорее да.
Мы смотрим на вас примерно, как вы кино. На некоторых людей смотреть интересно. Такие нам нравятся больше всего.
Но нам очень не нравится, когда вы умираете. Вы всё неправильно делаете. Вам больно и страшно. Так нельзя!
Мы-то сами умеем умирать правильно. Но не можем вас научить.
Мы с вами такие разные, что никакие наши знания и умения вам не подойдут.
Но совсем ничего не делать неинтересно. Интересно придумать, что можно сделать, когда кажется, будто ничего сделать нельзя.
Поэтому мы иногда вас спасаем. Мы умеем спасать.
Вообще-то нам вас спасать не положено. Это не наша задача и не наша судьба.
Поэтому мы придумали игру в удивительные спасения. Играть нам можно и даже положено, игры это наша, не чужая судьба. Мы играем в любые игры, какие захочется. И это у нас такая игра.
Мы так играем, повторяю я, когда она ставит ногу на ступеньку металлической лестницы, по которой зачем-то залезла сюда.
В отличие от настила, лестница прочная и безопасная. Теперь она сама легко спустится. Можно её покинуть. В смысле, разъединиться. Даже нужно, чтобы лишнего не разболтать.
* * *Но перед тем, как её покинуть, я говорю:
Ты мне нравишься. Мне с тобой было сложно. Мне ещё никогда не приходилось вслух с людьми разговаривать. Чокнуться можно! Но интересно. Буду теперь иногда специально смотреть на тебя.
Как триллер? Или комедию? смеётся она и так ловко спускается, что сразу становится ясно: больше не надо ей помогать.
Есть игра. Теперь точно можно уйти. И я ухожу. Практически убегаю. Теряя тапки, как люди в таких ситуациях говорят.
* * *Трудный, непростой, тяжёлый, нелёгкий это называется так? А, сложный. Это называется «сложный». Я «сложный»? Нет, скорее, мне сложно. Моё «сложно» это хорошее «сложно». Моё «сложно» означает, что началась игра, понимаю я, потому что ко мне внезапно возвращается ясность. Я люблю, когда возвращается ясность, но как-то очень уж быстро она вернулась на этот раз.
Одновременно я понимаю, что человеческое существо, которое на животе ползёт по почти отвесному склону, не просто «существо», а она. Та самая, с которой мне пришлось разговаривать. Очень давно, хотя по человеческим меркам, скорее, недавно. Короче, четыре игры назад.