Нада(сверху, из дворца). Что-то да остается в любом случае. То, что не имеет продолжения, продолжается. И мои конторы тоже продолжают работать. Если даже рухнет город, расколется небесный свод и люди исчезнут с лица земли, конторы все равно будут открываться в положенное время, чтобы управлять небытием. Вечность это я, в моем раю есть свои архивы и пресс-папье. (Уходит.)
Хор. Они бегут! Лето кончилось победой. Значит, бывает, что человек одерживает верх! И тогда победа облекается в плоть наших женщин под ливнем любви. Вот она, счастливая плоть, теплая и блестящая сентябрьская гроздь, где жужжит шершень. На лоно сыплется урожай винограда. Виноград пламенеет на кончиках хмельных грудей. О любовь моя, желание наливается, как спелый плод, и гордая сила тел наконец прорывается. Отовсюду таинственные руки протягивают цветы, и желтое вино течет неиссякаемыми фонтанами. Это празднество победы, пойдемте же к нашим женщинам!
В тишине выносят носилки, на которых лежит Виктория.
Диего(бросается к ней). О! за это хочется убивать или умереть самому. (Подбегает к носилкам, где лежит неподвижное тело.) О! Великолепная, победоносная, дикая, как сама любовь, обрати ко мне свое лицо! Вернись, Виктория! Не дай увлечь себя на ту сторону мира, где я не смогу быть рядом с тобой! Не покидай меня, под землей так холодно! Любовь моя, любовь моя! Держись, держись изо всех сил за этот краешек земли, где мы еще вместе. Не тони! Если ты умрешь, для меня всю жизнь будет темно в полдень!
Хор женщин. Наконец настало время правды! До сих пор все было несерьезно. Но теперь перед ним страдающее тело в судорогах боли. Сколько восклицаний, какие красивые слова: «Да здравствует смерть!» И вот она пронзает грудь той, кого любишь! Тут-то и возвращается любовь, когда уже слишком поздно.
Виктория стонет.
Диего. Не поздно, нет, она встанет! Ты снова будешь стоять передо мной, прямая, как факел, с черным пламенем волос и искрящимся любовью лицом его сияние я нес в себе во тьме схватки. Да, ты была все это время во мне, моего сердца хватало и на борьбу, и на любовь.
Виктория. Ты забудешь меня, Диего, я знаю. Твоего сердца не хватит на разлуку. Его ведь не хватило на то, чтобы справиться с бедой. Ах, это ужасно умирать, зная, что тебя ждет забвение. (Отворачивается.)
Диего. Я не смогу тебя забыть! Моя память будет жить дольше, чем я сам.
Хор женщин. О страдающее тело, когда-то столь желанное, царственная красота, отблеск солнца! Мужчина просит о невозможном, женщина принимает на свои плечи все возможное страдание. Склонись, Диего! Кричи о своем горе, вини себя, настал миг раскаяния! Дезертир! Это тело было твоим отечеством, без которого ты теперь ничто! Память ничего не искупит!
Чума тихо приближается к Диего. Их разделяет только тело Виктории.
Чума. Итак, мы отступаем?
Диего в отчаянии смотрит на Викторию.
Чума. Ты потерял свою силу! У тебя блуждающий взгляд. Зато у меня неподвижный взгляд властелина!
Диего(после паузы). Оставь ей жизнь и убей меня!
Чума. Что?
Диего. Я предлагаю тебе сделку.
Чума. Какую сделку!
Диего. Я хочу умереть вместо нее.
Чума. Такие мысли могут прийти в голову только тому, кто устал. Брось, умирать совсем не так приятно, а для нее самое тяжелое уже позади. Давай поставим на этом точку.
Диего. Такие мысли приходят в голову тому, кто сильнее!
Чума. Да посмотри же на меня! Сила это я!
Диего. Сними форму!
Чума. Ты спятил!
Диего. Разденься! Когда представители силы снимают мундир, они оказываются в жалком виде!
Чума. Возможно. Но их сила в том и состоит, что они изобрели форму!
Диего. А моя сила в том, чтобы ее не признавать. Я настаиваю на своем предложении.
Чума. Ты хоть сначала подумай! Жизнь недурная штука.
Диего. Моя жизнь ничто. Важно, зачем жить. Я же не собака.
Чума. Первая сигарета это, по-твоему, ничто? Запах пыли в городе в полдень, вечерний дождь, женщина, которой ты еще не знаешь, второй стакан вина все это для тебя ничто?
Диего. Нет, но она сумеет прожить лучше, чем я!
Чума. Ничего подобного, если, конечно, ты бросишь заниматься чужими делами.
Чума. Ничего подобного, если, конечно, ты бросишь заниматься чужими делами.
Диего. Я вступил на путь, где остановиться уже нельзя, даже если захочешь. Я тебя не пощажу!
Чума(меняет тон). Послушай! Если ты отдаешь мне свою жизнь в обмен на жизнь этой женщины, я вынужден согласиться, и она будет жить. Но я предлагаю тебе другой обмен. Я оставляю ее в живых и даю вам обоим возможность бежать, лишь бы вы не мешали мне навести порядок в этом городе.
Диего. Нет! Я знаю, в чем моя сила.
Чума. В таком случае буду с тобой откровенен. В моей власти должны быть все, иначе я не удержу никого. Если ты ускользнешь от меня, я потеряю весь город. Таков закон. Старый закон, сам не знаю, откуда он взялся.
Диего. Зато я знаю! Он существует испокон веков, он выше, чем ты сам, выше, чем твои виселицы. Это закон природы. Мы победили!
Чума. Нет еще! В моих руках ее жизнь, она моя заложница. Заложники мой последний козырь. Посмотри на нее! Если есть в мире женское лицо, похожее на саму жизнь, то это ее лицо. Она достойна жизни, и ты хочешь, чтобы она жила. Я вынужден отдать ее тебе. Но только в обмен на твою собственную жизнь или на свободу этого города. Выбирай.
Диего смотрит на Викторию. В глубине сцены невнятный ропот людей с кляпами во рту. Диего поворачивается к Хору.
Диего. Тяжело умирать!
Чума. Тяжело.
Диего. Но умирать тяжело не только мне.
Чума. Идиот! Десять лет любви такой женщины стоят дороже, чем век свободы всех этих людишек.
Диего. Любовь Виктории лежит в царстве моей собственной жизни. Здесь правлю я сам. А свобода этих людей принадлежит им. Я не могу ею распоряжаться.
Чума. Нельзя добиться счастья, не причиняя зла другим. Такова земная справедливость.
Диего. Я не так устроен, чтобы согласиться на эту справедливость.
Чума. Да кто спрашивает твоего согласия?! Устройство мира не изменится по твоему хотению! Если ты задумал его изменить, брось свои мечты и исходи из того, что есть в действительности.
Диего. Нет. Знаю я эти рецепты! Убивать, чтобы покончить с убийством, прибегать к насилию, чтобы установить справедливость! Это тянется столетиями! Столетиями владыки вроде тебя растравляют язвы нашего мира под тем предлогом, будто исцеляют их, и продолжают как ни в чем не бывало расхваливать свой метод, потому что никто не смеется им в лицо!
Чума. Никто не смеется, потому что я добиваюсь реальных результатов. Я действую эффективно.
Диего. Эффективно! Еще бы! И надежно! Как топор.
Чума. Да ты посмотри на людей! Сразу видно, что для них хороша любая справедливость.
Диего. С тех пор как захлопнулись городские ворота, я только и делаю, что на них смотрю.
Чума. Тогда тебе должно быть ясно, что они в любой момент готовы бросить тебя одного. А в одиночку человек погибает.
Диего. Неправда! Ели бы я был один, все было бы просто. Но они волей-неволей со мной.
Чума. Вот уж, право, прекрасное стадо, только уж очень вонючее!
Диего. Да, они не чисты, я знаю. Но и сам я не чист. К тому же я родился среди них. Я живу для своих сограждан, для своего времени.
Чума. Время рабов!
Диего. Время свободных людей!
Чума. Неужели? Что-то они мне не попадаются, сколько я ни ищу. Где же они?
Диего. У тебя на каторге, на твоих бойнях. А на тронах восседают рабы.
Чума. Одень твоих свободных людей в форму моей полиции, и ты увидишь, во что они превратятся.
Диего. Да, они бывают порой и ничтожными, и жестокими. Поэтому у них прав на власть не больше, чем у тебя. Нет на свете человека настолько безупречного, чтобы доверить ему абсолютную власть. Но эти люди имеют право на сострадание, в котором тебе будет отказано.
Чума. Быть ничтожным значит быть как они, жалким и суетливым, жить, не умея подняться выше среднего уровня.
Диего. Вот такие, средние, они мне и близки. Если я не буду верен скромной правде, общей и для меня, и для них, то как же смогу я быть верен тому, что есть во мне самого высокого и неповторимого?
Чума. Единственное, чему стоит быть верным, так это своему презрению. (Указывает на поникший хор, без сил сидящий на земле.) Взгляни, их есть за что презирать!