Диего. Я презираю только палачей. Что бы ты ни сделал, эти люди всегда будут выше тебя. Если им и случится кого-нибудь убить, то лишь в минуту безумия. Ты же убиваешь, следуя правилам и логике. Не насмехайся над их поникшей головой ведь из века в век над ними проносились кометы страха. Не насмехайся над их боязливым видом, потому что из века в век они гибли и их любовь разбивалась. Самое страшное их преступление всегда можно оправдать. Но нельзя оправдать преступления, которые во все времена совершались против них и которые ты в конце концов узаконил, возведя их в систему. (Чума приближается к нему.) Я не опущу глаза!
Чума. Не опустишь, я вижу. Что ж, тогда могу сказать тебе, что ты выдержал и последнее испытание. Если бы ты согласился уступить мне город, то погубил бы и эту женщину, и сам пропал бы вместе с ней. А так у твоего города есть все шансы получить свободу. Видишь, достаточно одного безумца вроде тебя Безумец, конечно, погибает. Однако благодаря ему рано или поздно все остальные бывают спасены! (Мрачно.) Но остальные не заслуживают спасения.
Диего. Безумец погибает
Чума. А? Уже передумал? Хотя нет, все идет как положено: классическая секунда колебания! Гордыня возьмет верх.
Диего. Я мечтал о чести. Неужели я обрету ее лишь среди мертвецов?
Чума. Я же говорил, их убивает гордыня! Но все это слишком утомительно для стареющего человека вроде меня. Готовься!
Диего. Я готов!
Чума. Вот мои знаки. Они причиняют боль. (Диего с ужасом смотрит на знаки чумы, снова появившиеся у него на теле.) Так! Помучайся чуть-чуть перед смертью! Таково мое правило. Когда меня жжет ненависть, чужое страдание для меня живительно, как роса. Придется немного постонать, я это люблю. Дай мне насмотреться на твои муки перед тем, как я покину этот город. (Поворачивается к Секретарше.) Теперь дело за вами!
Секретарша. Что ж, если так надо!
Чума. Притомилась уже, а?
Секретарша кивает и в тот же миг преображается. Перед нами старуха в традиционном обличье смерти.
Чума. Я всегда чувствовал, что вам не хватает ненависти. Зато моя ненависть требует свежей жертвы. Поторопитесь мне ее предоставить! А потом начнем все сначала в другом месте.
Секретарша. Ненависть и в самом деле не может служить мне поддержкой, она вообще не входит в мои обязанности. Но в этом отчасти виноваты и вы. Когда так долго копаешься в картотеках, пропадает всякий энтузиазм.
Чума. Это все слова! А если вам так уж нужна поддержка (Указывает на Диего, который падает на колени.) Что ж, возьмите его во имя радости уничтожения. Это входит в ваши обязанности.
Секретарша. Ладно, уничтожим. Но мне не по себе.
Чума. По какому праву вы оспариваете мои приказы?
Секретарша. По праву памяти. У меня есть кое-какие давние воспоминания. До вас я была свободна и связана лишь со случаем. Тогда никто не презирал меня. Я была завершительницей судеб, придавала всякой жизни законченность, а любви неизменность. Я всегда была верна себе. А вы заставили меня служить логике и уставу. Я потеряла сноровку, которая бывала подчас спасительна.
Чума. Кто же это просил вас о спасении?
Секретарша. Те, кто слабее своего горя. То есть почти все. С ними мне случалось действовать в согласии, эта была моя форма существования. Сегодня я совершаю над людьми насилие, и все они до последнего вздоха отвергают меня. Вероятно, поэтому я и полюбила того, кого вы приказываете мне убить. Он выбрал меня добровольно. Он меня пожалел на свой лад. Я люблю тех, кто сам назначает мне свидание.
Чума. Поостерегитесь меня раздражать! Мы не нуждаемся в жалости.
Секретарша. Кто же нуждается в жалости, как не те, кто ни в ком не встречает сочувствия! Когда я говорю, что люблю его, это значит я ему завидую. Для нас, завоевателей, этот убогий вид любви единственно возможный. Поэтому нас стоит хоть немного пожалеть, и вы отлично это знаете.
Чума. Приказываю вам замолчать!
Секретарша. Вы отлично это знаете! И знаете, что, когда много и долго убиваешь, невольно начинаешь завидовать невинности убитых. Ах, позвольте мне хоть на секунду отбросить надоевшую логику и представить себе, будто я обрела наконец настоящее тело. У меня отвращение к теням. И я завидую этим несчастным, да, да, завидую всем, даже этой женщине, которая получит жизнь лишь затем, чтобы кричать, как раненый зверь! Она по крайней мере найдет опору в своем страдании.
Диего почти упал. Чума поднимает его.
Чума. Встань, человек! Конец не наступит, если она не совершит того, что положено. А она, как видишь, расчувствовалась. Но не беспокойся! Она сделает свое дело, таковы ее закон и обязанность. Машина слегка заскрипела, вот и все. Пока она совсем не испортилась, радуйся, глупец, я отдаю тебе этот город!
Хор издает возгласы ликования. Чума поворачивается к Хору.
Чума. Да, я ухожу. Но не торжествуйте, я собой доволен. Здесь, как и везде, мы поработали неплохо. Я люблю, когда обо мне много говорят, и знаю, что теперь вы не забудете меня никогда. Взгляните на меня! Взгляните в последний раз на единственную подлинную силу в этом мире! Признайте своего истинного владыку и научитесь бояться! (Смеется.) Раньше вы якобы боялись Бога и посылаемых им случайностей. Но ваш Бог анархист, он действовал бессистемно. Ему хотелось быть могущественным и добрым одновременно. В этом нет ни логики, ни прямоты. Зато я откровенно выбрал для себя одно могущество. Я выбрал подавление как видите, это посерьезнее, чем его ад.
Тысячелетиями я устилал трупами ваши поля и города. Мои трупы удобряли пески Ливии и Эфиопии. Моими стараниями земля Персии и поныне тучна от кровавого пота мертвых тел. В Афинах благодаря мне не угасал очистительный огонь, я усеял пляжи сотнями погребальных костров, усыпал греческие моря пеплом человеческих тел, так что волны поседели. Бедные боги, их мутило от отвращения! А когда на смену языческим храмам пришли христианские соборы, мои черные всадники наполнили их воющей людской массой. На пяти континентах из века в век я хладнокровно убивал не покладая рук.
Это, конечно, неплохо, в этом была своя идея. Но идея, так сказать, в зародыше Мертвец, если хотите знать мое мнение, это, конечно, приятно, но от него нет никакой пользы. Короче, он не стоит даже раба. Идеал получить как можно больше рабов с помощью минимума правильно отобранных мертвецов. Сегодня эта техника доведена до совершенства. Уничтожив или сломив нужное количество людей, мы поставим на колени целые народы. Никакая красота, никакое величие не в силах нам противостоять! Мы восторжествуем надо всем!
Секретарша. Надо всем, кроме человеческой гордости.
Чума. Чувство гордости может и притупиться Человек умнее, чем кажется. (Вдали звучат трубы и слышится шум.) Слышите? Это идут мои благодетели. Возвращаются ваши прежние хозяева, равнодушные к чужим ранам, одуревшие от бездействия и забывчивости. Вы снова изо дня в день будете видеть, как глупость торжествует без борьбы. Жестокость рождает возмущение, а глупость упадок духа. Слава дуракам, ибо они подготавливают мой приход! Они дают мне силу и надежду! Возможно, настанет такой день, когда всякая жертва покажется вам напрасной и нескончаемый крик вашего гнусного бунта наконец стихнет. В этот день я воцарюсь безраздельно среди навсегда замолчавших рабов. (Смеется.) Нужно лишь терпение, не так ли? Но будьте покойны, у меня низкий лоб упрямца. (Отходит в глубину сцены).
Секретарша. Я старше вас и знаю, что их любовь тоже упряма.
Чума. Любовь? Что это такое? (Уходит.)
Секретарша. Встань, женщина! Я устала. Пора кончать.
Виктория встает. Диего в ту же секунду падает. Секретарша отступает в темноту. Виктория бросается к Диего.
Виктория. Ах, Диего, что ты сделал с нашим счастьем?
Диего. Прощай, Виктория. Я рад.
Виктория. Не говори так, любимый. Это мужские слова, ужасные мужские слова. (Плачет.) Никто не имеет права радоваться смерти.
Диего. Я рад, Виктория. Я сделал то, что должен был сделать.
Виктория. Нет! Ты должен был предпочесть меня самому небу! Между мной и всем миром надо было выбирать меня.
Диего. Я свел счеты со смертью, в этом моя сила. Но эта сила пожирает все, она не оставляет места для счастья.
Виктория. На что мне твоя сила? Я любила в тебе человека.
Диего. Меня иссушила эта борьба. Я больше не человек, и это правильно, что я умираю.
Виктория(бросается к нему). Тогда возьми меня с собой!
Диего. Нет, ты нужна этому миру. Ему нужны наши женщины, чтобы снова научиться жить. А мы никогда ничего не умели, разве что умирать.
Виктория. О, это было бы для тебя слишком просто молча любить и терпеть все, что выпало на нашу долю! Лучше бы ты продолжал бояться!