Я тихонько хмыкнула, причины моей ошибки стала яснее ясного. Лорд Гордон не только по поэтической части известность у нас приобрел, он еще и в модах образец, в тех, которым коммивояжеры столь привержены.
Не притворяйтесь, велел холодно Волков, откладывая бумаги, нужды в том нет, я заметил, что вы проснулись.
Доброго утречка, прикрыла я ладонью зевок и села, отбрасывая мохнатый верблюжий плед.
Подошвы стукнулись об пол, распухшая нога походила на колоду, голенище валенка буквально распирало. К лекарю надобно, само не пройдет. Вторая же нога была неприлично необутой, да еще с дыркой на большом пальце. Вот ведь позорище. И это даже без учета ночных моих сопений в интимные части шеи постороннего мужчины. «Хвали меня, крылья вырастают!» Дура! Я пошевелила пальцем.
Приношу извинения, барышня Попович, за излишнюю ретивость моих подчиненных. Им было приказано для беседы вас доставить, а вовсе не под арест.
Переведя взгляд на чиновника, я приподняла брови. Он представился:
Григорий Ильич Волков, коллежский асессор первого жандармского управления, уездный пристав города Крыжовень.
Асессор? За какие такие заслуги? Годков ему чуть за двадцать, юнец желторотый. Образование нужное имеется? Захотелось ответить, что я на класс выше и что пристав он только в своих мечтах, ибо приказом не назначен. Но я ребяческий порыв подавила.
Что ж вы, ваше благородие, при эдаких регалиях невинных девиц колотите?
Он посмотрел на дырявый чулок, поморщился.
С этим разберемся. А пока, Евангелина Романовна, извольте на несколько моих вопросов ответить. Волков потянулся к чернильному прибору. С какой целью вы посещали накануне казенную приказную квартиру?
Кушать хочется, нагло улыбнулась я, и места уединения посетить. А на вопросы отвечать нет, ни малейшего желания не ощущаю. Вы, господин пристав, меня покалечили, репутацию девичью порушили случайным арестом и воображаете, что это вам с рук сойдет?
Во-первых, вернул улыбку Григорий Ильич, ваша, как вы изволили заметить, девичья репутация, барышня Попович, была разрушена невосстановимо еще до ареста. Извозчик Кузьма Блинов показал под запись, что водит-де его пассажирка дружбу с ворами, черным колдовством интересуется и что самолично Кузьма видел, как означенная девица веревку с висельного дерева снимала, чтоб после в запрещенных обрядах ее применить. Веревку, к слову, в кармане вашей шубы обнаружили.
Законопослушный какой этот ваш Блинов, восхитилась я. Видел и сразу в приказ отправился докладывать! А во-вторых?
Простите?
Вы сказали, во-первых, значит, существует и продолжение.
Во-вторых, Евангелина Романовна, девицы вашей древнейшей профессии репутации не имеют.
Это оскорбительно!
Соглашусь, барышня газетный репортер оскорбление основ берендийской нравственности.
Испытанное облегчение я скрыла, собеседник вовсе не ту «древнейшую профессию» подразумевал, про которую я сперва подумала.
Вы мизогинист? Женский пол ненавидите? Отказываете ему в равноправии?
А вы, Евангелина Романовна, суфражистка? хмыкнул Волков с сарказмом.
Именно. И считаю, что женщины в современном мире вольны выбирать себе род занятий по своему желанию и возможностям. Женщина чиновник, врач, репортер, банковский клерк, сыскарь все пути открыты.
Я одарила хихикающего собеседника грозным взглядом.
Что вас так развеселило?
Сыскарь? покачал головой мизогинист. Даже в прогрессивной Британской империи на полицейскую службу слабый пол привлекается лишь в виде исключения, «матронами» для работы с детьми и такими же дамами.
А в империи Берендийской, сообщила я гордо, высочайшим императорским указом дозволено нам трудиться на благо отечества.
Спич мой длился минуты три, от воодушевления я не заметила, когда последние шпильки выскользнули из прически, и копна волос упала на плечи. Из карих глаз собеседника исчез скепсис, они зажглись определенным мужским интересом. Я запнулась и покраснела.
В какой газете служите? спросил Волков быстро.
«Чижик-пыжик», назвала я желтый столичный листок, не опасаясь разоблачения. Магические практики обозреваю, участвую в составлении подробного путеводителя по загадочным местам.
Вы чародейка? Хотя понятно, что нет.
Отчего же вы так думаете? обиделась я.
«Чижик-пыжик», назвала я желтый столичный листок, не опасаясь разоблачения. Магические практики обозреваю, участвую в составлении подробного путеводителя по загадочным местам.
Вы чародейка? Хотя понятно, что нет.
Отчего же вы так думаете? обиделась я.
Чародейка вряд ли запустила бы свою болезнь до столь чудовищного состояния. Он кивнул на мою ногу-колоду. К вашему счастью, Евангелина Романовна, я хоть тоже не чародей, но знаю, к кому с проблемой обратиться.
Рука Волкова скользнула под столешницу и, видимо, нажала какую-то кнопку, потому что дверь кабинета немедленно приоткрылась, явив щекастое лицо давешнего коллежского регистратора и его обширную лысину.
Магичку доставили? спросил начальник.
Так точно, в приемной дожидается.
Зови. И будьте любезны, Давидов, чаю нам здесь организуйте.
Регистратор исчез, его бормотание за дверью сменилось сочным контральто:
Ну наконец!
Дверь распахнулась настежь, высоченная дама шагнула через порог, чуть не коснувшись золотым тюрбаном притолоки.
Знаю, все знаю! Ее неожиданно светлые на смуглом лице глаза обежали комнату, примечая обстановку. Скопление зловещих эманаций, сглаз, порча, венец безбрачия.
Волков привстал и поклонился.
Мадам Фараония, благодарю, что откликнулись на просьбу. Будьте любезны присесть.
Она рухнула в кресло для посетителей, полы собольей шубы укрыли спинку, отчего с моего места казалось, что восседает перед чиновником горбунья.
Не трудитесь представляться, юноша, в вас тайн для меня нет, ибо внутренним взором постигаю я такие глубины
Вы ведь в имперских чародейских списках значитесь? перебил Григорий Ильич. Правда не под творческим псевдонимом, а
Он повесил многозначительную паузу, Фараония вздохнула и сказала уже без аффектации:
Состою, только не афиширую, от сил тех толку немного, только помехи в коммерции. Дальше что?
Не откажетесь проконсультировать нас именно в чародейской своей ипостаси?
Что-то такое в этом Волкове было, не чародейское, нет, что-то исконное, мужское, отчего немолодая уже Фараония девически покраснела.
Вам не откажу.
Ящик стола скрипнул; Григорий Ильич опустил в него руку, пошарил, извлек обрезок веревки, спрятал, сызнова пошарил и выложил на зеленое сукно ленту не определенного мною навскидку материала в лилово-зелено-бурых разводах.
Провидица посмотрела, ее жирно подведенные губы сложились в брезгливую гримасу.
Навский артефакт подчинения, сейчас неактивный. Где нашли?
С этой вот барышни снял.
Серебристые глаза мадам взглянули на меня мельком.
И каким же образом, господин пристав? В дудку дудели? Арканы плели? Хотя погодите, она вытянула складчатую черепашью шею, вы его разорвали чем-то мощным.
Волков кивнул на стенной шкаф, к дверце которого была прислонена трость. Фараония проследила за его взглядом, кивнула.
Достойная работа. Что ж, артефакт вы уничтожили, починке он не подлежит, а жаль, стоит он немало. Простите, чисто гипотетически, если предположить, что существует некий тайный рынок навских диковинок, цена достигла бы двух тысяч серебром.
А действовал как? спросила я, черный рынок меня не интересовал.
Собеседники повернулись ко мне с таким видом, будто стена заговорила. Пришлось уточнить:
Когда в силе был.
Мадам сложила губы трубочкой и издала мелодичный долгий свист. Лента на столе ожила, свилась кольцом, стала похожа на безголовую, но весьма опасную притом змею, и опала, только свист прекратился.
В комплекте дудочка должна идти для управления, пояснила Фараония. Не простая, навья, без нее артефакт с жертвы не снять. Жертва же волю теряет, дудочнику подчиняется, что он скажет, то и исполнит.
А чтоб набросить? Это только дудочник может?
Мадам посмотрела на Волкова, тот кивнул, чтоб отвечала.
Кто угодно, любопытная вы барышня. Набросить мог кто угодно, но вот слушаться вы стали бы именно владельца дудки.
Подумав немного, я решила:
Носильщик меня змеей наградил, точно он. Инструмент же прятался у извозчика, подельники они, обоих брать надо.
Как прикажете, госпожа суфражистка, улыбнулся Григорий Ильич. Браво! Без вас ни за что бы не разобрались. Мадам Фараония, голубушка, после того как мы здесь с пострадавшей барышней закончим, не в службу а в дружбу, повторите все это под запись моему секретарю, он протокол составит.