В пьесе и пояснениях, которые дает ей сам Гавел, нетрудно разглядеть отсылки к Пражской весне и ее подавлению, к началу нормализации. Люди, которые публично разделяли ценности 1968 года, становились ожесточенными нормализаторами. Однако сам Гавел прямых политических толкований старался избегать.
Пьеса упоминается в переписке, которую Гавел в 1971 году вел с Кеннетом Тайненом. Этот критик и продюсер, руководитель репертуара Королевского национального театра Великобритании был весьма заинтересован в получении новой гавеловской вещи, но драматург постоянно откладывал завершение работы, ссылаясь на самые разные причины. Получив же в конце концов текст «Конспираторов», Тайнен прислал вежливое письмо, смысл которого сводится к тому, что британский театр ждал чего-то совсем другого.
«Конспираторы» даже не вошли в первое собрание сочинений Гавела. В 1992 году в театре «На перилах» Андрей Кроб поставил по ним спектакль, весьма благосклонно принятый и публикой, и критиками. Но вот, например, о спектакле, появившемся на сцене лондонского театра «Orange Tree» (с середины 70-х режиссер этого театра Сэм Уолтерс поставил практически всего Гавела), английские рецензенты отозвались холодно. Обозреватель «The Guardian» написал, что «не видит причины спорить с гавеловским определением пьесы как своей самой слабой»172.
В это же время Гавел начинает работать над другой пьесой, которую закончит только в 1976 году (впервые она будет поставлена лишь в 1981-м в Австрии, а чешская инсценировка состоится еще десятью годами позже). «Гостиницу в горах» можно считать апофеозом как ключевой темы Гавела кризиса человеческой идентичности, так и его излюбленного приема передачи реплик от персонажа к персонажу. Один и тот же набор героев проговаривает один и тот же набор фраз, но если в первом акте они кажутся еще как-то связанными с произносящими их людьми, то дальше связь теряется, а само действие становится предельно механическим.
Пьеса вызвала у зрителей и критиков разные отклики. Впоследствии Иван Гавел будет вставлять отрывки из рецензий в свои письма Вацлаву, сидящему в то время в тюрьме, и мы к этим рецензиям еще вернемся. Но пока можно зафиксировать: в «Гостинице» автор довел до апогея принципы абсурдного театра и именно этой пьесой закончил свою карьеру абсурдиста. Все следующие работы Гавела, пусть они и носят подчас следы его прежнего стиля, к театру абсурда уже не относятся.
Осенью 1972 года Вацлав Гавел примыкает к петиции чешских писателей президенту Свободе о помиловании политических заключенных. Гавел, разумеется, не только подписал ее сам, но и стал собирать подписи. Их оказалось немного, по подсчетам Павла Когоута всего тридцать шесть. Милан Кундера ответил отказом. Ладислав Фукс в качестве причины для неучастия назвал свою гомосексуальность, которая, разумеется, серьезно осложняла жизнь писателя в социалистической стране. Несколько человек отозвали свои подписи постфактум.
Пивоваренный завод. Пьесы-ваньковки
Гавел пивовар
Зимой 1974 года Гавел устраивается разнорабочим на пивоваренный завод в Трутнове, неподалеку от Градечка. Решение довольно неожиданное и самим Гавелом объяснявшееся исключительно нуждой в деньгах. О материальных проблемах он пишет, например, в письме Альфреду Радоку в декабре 1973 года.
Тут можно напомнить, что основу благосостояния Гавела с 60-х годов и до бархатной революции составляли иностранные гонорары. Деньги проходили через государственное агентство «Dilia», а в руки Гавелу попадали в виде бон для «Тузекса» специализированной сети магазинов, напоминавших советскую «Березку». Это подчас создавало сложные в бытовом плане ситуации: Гавелы покупали в «Тузексе» дорогие импортные товары, но для Ольги могла стать проблемой покупка хлеба или молока в ближайшем магазине. Чтобы получить обычные чехословацкие кроны, приходилось продавать боны друзьям.
Даниэль Кайзер пишет, что в самый удачный свой год Гавел получил 90 тысяч тузексовых бон. Одна бона стоила примерно 5 крон, а средняя зарплата в стране в это же время составляла 1700 крон в месяц. В начале 70-х годов, однако, Гавел перестает сотрудничать с агентством «Dilia» и закрывает счет в государственном банке. С этого момента он будет получать гонорары напрямую от Клауса Юнкера. Но не будем забывать, что первая половина 70-х оказалась для него в творческом отношении крайне неудачным периодом. Ни одну его новую пьесу в западных театрах не ставили уже несколько лет.
Даниэль Кайзер пишет, что в самый удачный свой год Гавел получил 90 тысяч тузексовых бон. Одна бона стоила примерно 5 крон, а средняя зарплата в стране в это же время составляла 1700 крон в месяц. В начале 70-х годов, однако, Гавел перестает сотрудничать с агентством «Dilia» и закрывает счет в государственном банке. С этого момента он будет получать гонорары напрямую от Клауса Юнкера. Но не будем забывать, что первая половина 70-х оказалась для него в творческом отношении крайне неудачным периодом. Ни одну его новую пьесу в западных театрах не ставили уже несколько лет.
С начала 1974 года Гавел ищет работу. Нашел было место в типографии, но за день до выхода на работу договор разорвали по «звонку сверху»; от места в галерее античного искусства он отказался сам. В июне Гавел пишет письмо Юнкеру, чтобы рассказать о своем трудоустройстве на пивоварне: «Это место я взял в основном по финансовым причинам, хотя эти причины не были единственными. Вдобавок зарплата невелика, и полагаться только на нее мы бы вряд ли смогли»173.
Пивоваров, кажется, забавляло, что их странный товарищ ездит на работу на красном «мерседесе» треть зарплаты Гавел тратил на бензин. С насмешкой, но одновременно и с сочувствием относились они к тому, что он с непривычки мерзнет в заводском подвале, где было всего 6 градусов выше нуля. С другой стороны, все они радовались, когда на пивзавод приехала сама Марта Кубишова. Надо сказать, что на самых черных работах бок о бок с Гавелом работали цыгане. В наше время они представляют в Чехии крайне изолированную этническую группу и служат объектом жесточайшей массовой фобии обычных чехов. Не лучше обстояло дело и в социалистической Чехословакии, где дружба народов только провозглашалась, однако Гавел нашел общий язык и со своими цыганскими товарищами.
Косвенным доказательством того, что причина была не в деньгах, может служить тот факт, что через девять месяцев Гавел с трутновского пивзавода уволился и больше устраиваться на работу не пытался, хотя его положение с западными гонорарами никак принципиально не изменилось.
Опыт этой работы подарил Гавелу антураж для первой так называемой ваньковки одноактной пьесы о Фердинанде Ванеке. Содержание «Аудиенции» предельно автобиографично: Ванек писатель, вынужденный, явно после политических чисток, работать на пивном заводе. Его вызывает директор и заводит долгий доверительный разговор. Видно, что Ванек для Пивовара человек не очень понятный. Пивовар его одновременно и уважает, и презирает, и побаивается. Ванек же держится очень отстраненно, на вопросы старается отвечать вежливо, но коротко. Главное для него не обидеть Пивовара, хотя при этом нет ощущения, что он боится его как начальника. Скорее он опасается выказать интеллигентское высокомерие и заранее его стыдится. Постепенно накачиваясь пивом, Пивовар подходит к главной цели приглашения. Он рассказывает Ванеку, что должен информировать об опальном писателе органы госбезопасности, но не хочет причинять ему никакого зла, а раз так не мог бы Ванек сам писать на себя доносы? Ванек вежливо, но твердо отказывается, и вот тогда директор взрывается, изливая на собеседника всю свою злость и обиду:
Я, конечно, обыкновенный пивной дурак, а вот господин тот, конечно, не может принимать участия Я, конечно, могу и изгваздаться. Ничего, лишь бы только господин остался чистым Господину, тому, видите ли, важен принцип, а что будет с остальными, как им жить, об этом он не думает, лишь бы он был хорошенький! У него есть принцип, и принцип для него куда важнее, чем человек! В этом все вы! <>
Вас-то эти ваши принципы кормят А что я? Я за эти принципы могу только схлопотать по морде!174
От гнева Пивовара писателя спасает только то, что начальник уже мертвецки пьян в ходе своего монолога он просто засыпает.
Оказавшись в тюрьме, Гавел сам попадет в аналогичную ситуацию товарищи будут признаваться ему, что их принуждают доносить на него. Любопытно, что Гавел, в отличие от Ванека, согласится им помочь. В 1992 году в беседе со студентами DAMU он рассказал, что некоторых совестливых доносчиков даже досрочно выпускали именно благодаря усердному «сотрудничеству» с тюремной администрацией: «Это не было так уж просто. В коллективной тюремной жизни такие вещи делать довольно сложно. Вспоминаю, как работал на каком-то шумном станке в шумном цеху и под этим станком прятался, лежа на полу, один из моих стукачей, а я, перекрикивая рев станка, диктовал ему какой-то донос на себя»175.