Торпусман в новой работе попытался оценить культурно-исторический аспект списка имён киевской еврейской общины, представленный в письме. Славянские имена, которые носят в Х в. некоторые киевские евреи, свидетельствуют об их славянской аккультурации. Предложена иная разбивка слов 26-й строки письма, чем у Голба: <> (Гостята бен рабби Кый бен рабби коheн), которая предполагает в семье коheнов два поколения, носивших славянские имена. Сходный процесс языковой ассимиляции переживала тогда и варяжская дружина в Киеве, что отразилось в имени княжеской семьи: сын Игоря и Ольги впервые был назван именем, хотя и производным от имён родителей (значения «прославленный» и «святая»), но звучащим уже по-славянски: Святослав[25].
К значимым работам, специально посвящённым памятнику, следует отнести также небольшую статью Владимира Напольских[26], опубликованную во втором издании русского перевода книги Голба и Прицака. Напольских показывает, что прочтение рунической подписи в письме, предложенное Прицаком, натянуто и неверно. Сохранившиеся знаки, по убеждению исследователя, пока не могут быть отнесены ни к одному из известных алфавитов.
V. Новое о «Киевском письме»
B 2010-е годы появились серьёзные работы о Киевском письме, предлагающие новые подходы к документу и заслуживающие специального рассмотрения: обширная статья историка Константина Цукермана (Париж)[27], небольшая, но ёмкая заметка палеографа Семёна Якерсона (Санкт-Петербург)[28] и исследования лингвиста Олега Мудрака (Москва), посвященные новому прочтению рунических памятников Евразии[29]; одна из глав первой из его статей, по-новому освещающей этимологию нееврейских собственных имён в еврейско-хазарских документах, анализирует Киевское письмо.
1) Общее замечание
Два исследователя, Цукерман и Якерсон, независимо друг от друга пришли к одному и тому же выводу относительно статуса памятника: перед нами не оригинал письма киевской общины единоверцам других городов и стран, а заверенная копия такого письма. Рассмотрим это их утверждение в начале нашего обзора, чтобы затем перейти к рассмотрению каждой из работ отдельно.
Цукерман следующим образом аргументирует своё утверждение о статусе письма:
«Письмо адресовано «святым общинам, разбросанным по всем уголкам [мира] (строка 6) Послание теряет смысл и ценность, если в нем не обозначена исходная община как это оказалось бы в том случае, если бы Киев оказался местом назначения Письма, а не местом его исхода. В той интерпретации, что община, членом которой является Мар Яаков, анонимна, весьма неуклюже выглядит вставка специального призыва к общине Киева в круговом письме, содержащем заявление: «мы послали его [Мар Яакова] по святым общинам, чтобы они могли оказать милость ему» (строки 1617). Можно ли полагать, что Мар Яаков вёз отдельные письма для каждой отдельной общины, которую он собирался посетить, с призывом о помощи, разжиженным всякий раз заявлением, что только одна эта община и её спонсоры могут рассчитывать на то, что их щедрость будет вознаграждена?
Информативной частью текста Письма являются десять подписей тех, кто заверяет его содержание и доброе имя заявителя. Первый среди них, Авраhам, сопровождается титулом парнас, лидер общины (строка 25), и я хотел бы подчеркнуть, что такой краткий титул уместен и понятен, если лидерство Авраhама признано. Наиболее поразительно, что имя Авраhам, как и девять имён после него, выписаны одной и той же рукой той, что написала большую часть Письма. Но Голб (с. 56), отметив эту палеографическую особенность, оставил её без комментариев, что выше моего понимания. У меня же есть этому только одно объяснение. Документ из генизы был не оригиналом, а копией рекомендательного письма, направленного еврейской общиной Киева в поддержку злосчастного Яакова. Парадоксальным образом это противоречит поставленной цели: только письмо, содержащее оригинальные подписи, может представлять потенциальным донорам свидетельство доброго имени Яакова.
Однако сохранившееся Письмо ни в коем случае не было чисто приватной копией. В последней строчке содержится имя другого парнаса, Ицхака, выписанное иным почерком и иными чернилами. В этой самой строке содержится ещё одна подпись, начертанная рунами особыми чернилами, много способствовавшая славе Письма Как и Авраhам, парнас Ицхак не нуждался в дополнительном именовании в общине, где был лидером. Это может только означать, по моему мнению, что каждый парнас обозначил свою подпись в соответствии со своим положением в общине: Авраhам был первым, кто подписал оригинальный документ в Киеве, в то время как Ицхак исполнил заверение его копии в месте, значительно удалённом от Киева, где он возглавлял местную еврейскую общину оно должно было находиться там, где Письмо было отмечено рунической подписью. Ведь слова, которые показывают юридический статус Письма как копии оригинальной hамлацы[30], исходящей из еврейской общины Киева, копии, заверенной руководителем другой еврейской общины, вероятно, для демонстрации его авторитета отмечены рунической подписью в левом нижнем углу»[31].
В дальнейшем Цукерман указывает города, где подпись парнаса Ицхака могла быть подтверждена: «Где-то в пути, возможно в Саркеле или в Итиле, в местной еврейской общине была сделана копия этой hамлацы, которая была заверена хазарским чиновником и использовалась как проездной документ»[32].
Обоснование того, что Киевское письмо копия, а не оригинал, Якерсоном тоже изложено подробно:
«Все имена (кроме последнего, как бы визирующего текст) написаны не самими свидетелями, подтверждающими верность излагаемых событий, а тем же писцом, который написал/переписал (в значении скопировал) и сам документ. Корпус подобных писем из Каирской генизы, подписанных свидетелями, наглядно показывает, что свидетели (даже малограмотные) подписывали документы собственноручно. Данный факт по крайней мере требует какого-либо объяснения»[33].
И далее:
«Документ не подписан самими свидетелями, а их имена написаны писцом, переписавшим основной текст. С моей точки зрения, это говорит о том, что перед нами не оригинал документа (который всегда подписывался самими свидетелями или, по крайней мере, большинством из них), а его копия. Копия подобного документа могла быть снята для архива той общины, в которую поступил запрос. В нашем случае для архива общины синагоги Бен Эзры в Фустате (по месту обнаружения). Однако это противоречит логике: письмо написано невосточным почерком и главное в данном контексте явно было тщательно сложено для перевозки. Складывать документ, который был подготовлен как архивная копия, не было никакой необходимости. Другим объяснением данного явления может являться предположение, что помимо оригинала документа, отправляющемуся в долгий путь просителю вручили также одну или несколько копий. Возможно, для предъявления в различных местах на пути следования. Наша копия была заверена Ицхаком ха-Парнасом <>, подписавшим документ лично. Если допустить, что перед нами копия (в чем я лично не сомневаюсь), то можно предположить, что было изготовлено несколько схожих документов с указанием различных городов по пути следования просителя»[34].
Правда, такие объяснения рождают новые вопросы. Основание для сомнений высказал Цукерман: только оригинальное письмо с подписями гарантов (а не его копия) может свидетельствовать о добром имени Яакова перед возможными донорами из отдалённых общин. Якерсон, чтобы снять сомнения, предлагает две гипотезы: 1) копия могла быть изготовлена для хранения в общине, куда поступил запрос (и сам же опровергает её, ибо письмо тщательно складывалось явно для перевозки); 2) «помимо оригинала документа, отправляющемуся в долгий путь просителю вручили также одну или несколько копий». На мой взгляд, вторая гипотеза столь же неубедительна, как и первая. Киевская община явно небогата, а пергамент дорог. Сам же Якерсон ранее отметил:
«Пергамен, дорогой и прочный материал, использовался для переписки текстов на века библейских кодексов, галахических компендиумов, молитвенников и литургических сборников. В случае документов для брачных контрактов и разводных писем. Использование пергамена для частного письма или его копии встречалось достаточно редко»[35].
«Пергамен, дорогой и прочный материал, использовался для переписки текстов на века библейских кодексов, галахических компендиумов, молитвенников и литургических сборников. В случае документов для брачных контрактов и разводных писем. Использование пергамена для частного письма или его копии встречалось достаточно редко»[35].
Для общины, не слишком состоятельной, изготовление и отсылка одного лишь пергаментного оригинала (без одной или нескольких [!] копий) были нагрузкой.
Кстати, Цукерман (см. выше) метко указал на стилистическое несоответствие письма ситуации, когда каждой общине, в которую прибывает проситель, вручается специальная копия:
«Можно ли полагать, что Мар Яаков вёз отдельные письма для каждой отдельной общины, которую он собирался посетить, с призывом о помощи, разжиженным всякий раз заявлением, что только одна эта община и её спонсоры могут рассчитывать на то, что их щедрость будет вознаграждена?»
Цукерман предложил иное пояснение: подпись Ицхака ha-парнаса, заверяющего подлинность копии, дополнительно завизирована хазарским чиновником в Саркеле или Итиле, после чего копия могла использоваться как авторитетный «проездной документ». Почему вероятность появления Яакова с письмом в указанных городах более чем сомнительна, будет сказано ниже.
На мой взгляд, существует гораздо более простое объяснение феномена: Письмо написано образованным человеком,Авраhамом ha-парнасом; он подписал его первым. Девять членов киевской общины, чьи имена обозначены после него, были неграмотны, и Авраhам им помог, вписав их имена. Второй грамотный человек в группе,Ицхак ha-парнас, подписался сам.
Мне возразят: известно, что в средние века еврейские мальчики уже поголовно обучались грамоте и подписаться мог каждый. Более конкретноe возражение отлично сформулировано (см. выше) Якерсоном:
«Корпус подобных писем из Каирской генизы, подписанных свидетелями, наглядно показывает, что свидетели (даже малограмотные) подписывали документы собственноручно.»