Домовой, заторможено зачем-то сказал я вслух, сбрасывая нахлынувшее наваждение, но оно почему-то никуда не девалось. Мне по-прежнему казалось, что я не один в комнате.
Домовой, заторможено зачем-то сказал я вслух, сбрасывая нахлынувшее наваждение, но оно почему-то никуда не девалось. Мне по-прежнему казалось, что я не один в комнате.
У тебя замечательный домовой, зря вы ему не уделяете должного внимания. Он славный и помогает вам, голос Инесс раздался словно через толщу воды, снова заставив меня вздрогнуть. Очевидно я еще не проснулся, но и все же голос был таким четким и реальным, что я засомневался, что это сон.
Графиня? шепотом спросил я, и в эту минуту мозг судорожно пытался придумать логическое объяснение тому, как королеве вурд удалось выжить, а главное: как ей удалось сбежать от Тайной канцелярии и императора.
Глава 5/2
Да, это я, княжич, словно далекое эхо раздался снова голос Инесс.
Теперь мне показалось, что звучит он у меня прямо в голове.
Где ты? И как тебе удалось выжить? спросил я, выискивая ее взглядом, решил, что нужно включить ойра лампу, но только потянулся к ней как голос Инесс меня остановил:
Не делай этого, призраки боятся света, я потеряю силу.
Какое-то время я стоял в замешательстве, переваривая услышанное. С призраками мне никогда не приходилось общаться, но и их существование никто не отрицал, сильные ведьмы могли видеть застрявшие между мирами души, но я едва ли был ведьмой и даже не был колдуном.
У меня мало времени, Ярослав, сказала Инесс, теперь ее голос прозвучал так близко, словно бы она шептала мне на ухо.
Я резко повернулся, но снова не смог ее увидеть.
Где ты?
Ты не сможешь меня увидеть, я слишком слаба, только в полнолуние в полночь я смогу проявиться.
Что тебе нужно? продолжая находиться в замешательстве, спросил я. Почему ты здесь? Разве ты не должна быть в Навьем мире?
Должна, но я не умерла. Точнее не умерла до конца. Император решил отомстить мне за измену и не дал спокойно уйти в мир темных.
Инесс прервалась, зло и одновременно горестно засмеялась.
Что он сделал?
Он не отрубил мне голову, не сжег тело, как положено поступать с древними вурдами, вздохнула она. Он спрятал меня, желая, чтобы я веками мучилась бестелесным духом, не имея возможности упокоиться и воссоединиться с близкими. Чертов мерзавец! Ты даже не представляешь, Ярослав, на сколько это паршиво быть призраком!
И? Не понимаю? Что тебе нужно от меня?
Что ты не понимаешь?! язвительно произнесла Инесс. Я не умерла, яд не убил меня мгновенно, я слишком сильна, чтобы так просто отойти в Навий мир. Но в этом есть плюс значит меня можно вернуть к жизни. И ты поможешь мне это сделать.
Да почему я-то?! в недоумении уставился я темноту.
А кто еще, как не ты, княжич? голос Инесс стал слабее, словно она говорила из-за стены. Все мои люди мертвы, их тела император уничтожил, конечно же, как полагается. Остался только Якоб за него, кстати, спасибо. Но ему закрыта дорога обратно в Славию. Кроме тебя мне больше не к кому обратиться, к тому же, если ты не забыл ты мне должен.
Какое-то время я молчал, обдумывая все за и против. Душа желала вернуть Инесс к жизни, но вот логика подсказывала, что это плохая идея. О-о-очень плохая идея.
Я и так сильно рисковал, пытаясь помочь Якобу, и в благодарность за это он так поступил с Марфой. Я зарекся хоть раз еще помогать темным!
А тут просьба и вовсе Вернуть Инесс это нарушить волю императора, предать его и преступить закон. Я не для того вернулся из мертвых, чтобы так по-глупому отправиться к праотцам, так ничего толком и не сделав.
Я от тебя не отстану, Ярослав, поторапливал меня с ответом Инесс. Буду приходить и сводить тебя с ума до тех пор, пока ты не вернешь меня к жизни.
Это вряд ли, зло усмехнулся я. Моя бабка довольно сильная ведьма, стоит только попросить, она вмиг тебя отвадит.
Ты этого не станешь делать, вздохнула Инесс. Ты единственный, с кем я вообще могу связываться в этом мире, не считая конечно потусторонних существ, вроде вашего Егорки.
И почему же не стану? усмехнулся я. Рассчитываешь на мое милосердие? Зря. И как тебе вообще удается со мной общаться? Я не темный и я не призывал твой дух. Так же я не колдун, чтобы видеть духов.
Инесс ответила не сразу и мне пришлось напрягать слух, чтобы слышать, что она говорит:
Я не простой призрак, я древняя вурда и ментальных сил у меня куда больше, чем у любого призрака. К тому же общаться с мертвыми призракам куда проще, а ты тоже по сути призрак ты вернулся из мертвых. Поэтому мне удалось установить с тобой связь без проблем.
Я не простой призрак, я древняя вурда и ментальных сил у меня куда больше, чем у любого призрака. К тому же общаться с мертвыми призракам куда проще, а ты тоже по сути призрак ты вернулся из мертвых. Поэтому мне удалось установить с тобой связь без проблем.
Значит, я тоже призрак, задумчиво протянул я, потом в голову пришла еще одна догадка: Ты больше не забываешь, что я тебе рассказывал о будущем?
Инесс сердито шикнула, этот звук раздался отчетливо в отличие от слов, больше похожих на шелест.
У меня мало времени, княжич, я и так потратила немало сил, чтобы сейчас говорить с тобой! И мы не будем обсуждать законы времени! Ты вернешь меня?
Я решил пока не говорить ей категоричное нет, а узнать побольше.
Где твое тело, графиня?
В запретном лесу.
Я выругался.
Нет, твердо ответил я. Я не пойду в запретный лес, придется тебе подыскать для этой миссии кого-нибудь другого. Проси своих вурд, они ведь тоже по сути мертвецы, вот и устанавливай с ними связь.
Ярослав, прошу. Кроме тебя мне больше некого об этом просить, бесконечно печальный голос пронесся по комнате, и столько в нем было боли и мольбы, что не выдержал даже домовой и жалобно заскулил из трубы.
Но как я это сделаю, Инесс? Ты в своем уме? Ты просишь от меня невозможного.
Мое время вышло, Яр. Но я еще вернусь, напоследок ее голос прозвучал так чётко, словно бы она сидела жива-живехонька в кресле у окна. На миг, буквально на доли секунды, мне показалось, что я увидел ее. А потом все стихло, развеялось, исчезло.
Я, еще не до конца веря, что это все только что происходило на самом деле, какое-то время стоял, таращась на кресло, где мне померещилась Инесс. И пытался понять, приснилось ли мне это или происходило на самом деле.
После прошедших событий жизнь потекла подозрительно спокойным, мирным чередом. Инесс мне больше не мерещилась и не приходила по ночам, но я подсознательно ждал, что она вернется. Я ждал полнолуния, которое должно произойти в предпоследний день зимы, но до него оставалась неделя.
Решиться на то, чтобы помочь ей самая бредовая идея, которая только бы могла прийти мне в голову. Если Михаил Алексеевич и вправду спрятал ее тело в лесу чудовищ, то отправляться туда в одиночку истинное самоубийство. Но день ото дня я невольно возвращался к этим мыслям, прокручивая в голове разные варианты ее спасения. И только ловил себя на этом, старался тут же эти мысли гнать взашей.
Нарушить волю императора, вернуть к жизни вурду, объявленную предательницей на всю империю, да еще и переться в запретный лес это нужно напрочь лишиться мозгов. Да и каким образом я это сделаю, если даже на одну ночь сбежать из дома для меня было большой проблемой. А чтобы съездить туда и обратно в запретный лес это по меньшей мере нужно три дня, а по-хорошему неделя. Инесс попросту требовала от меня невозможного.
Через четыре дня после обыска Арнгейеры вернулись в Варгану, словно бы ничего и не произошло. Стефан приступил к вверенным ему полномочия, возглавив счетную палату. О былой дружбе между нашими семьями и речи быть не могло. Но и вражды не было. Интуитивно отец и Стефан теперь сторонились друг друга. Я все гадал, куда делся Милош Арнгейер: казнили его или теперь император использует его так же, как Инесс шантажирует им Арнгейеров? Но у императора все же имелись и другие рычаги давления на них их собственные жизни и Милана. Скорее всего о судьбе Милоша мне теперь никогда не узнать.
Оставалась и еще одна нерешенная проблема Глеб Быстрицкий. Как я и полагал, он не выдал Родомира. Отец ездил к нему несколько раз уговаривая и по-хорошему, и по-плохому, но тот стойко молчал. А допрос Родомира конечно же ничего не дал. В то время, когда меня подстрелил Родомир был в Карпосе, у него было много свидетелей, что он не покидал своего графства несколько месяцев. Теперь нам оставалось только дождаться приговора.
Дни были похожи друг на друга, как близнецы: я ходил в школу, каждый день тренировал и тело, и чародейскую силу. К концу недели отметил, что моя категория подросла еще на одну шкалу.
В школе без Григанского и Быстрицкого стало спокойно, и даже слишком. Все вокруг стали до противного приветливыми и дружелюбными, та же Жанна Клаус то и дело пыталась зазвать меня к ним за стол во время обеда.
Деграун и вовсе в первый день моего возвращения пытался завести со мной разговор о произошедшем на дуэли. Говорил со мной так, словно мы если уж не друзья, то точно старые приятели и кажется даже нацелился на то, что теперь его другом буду я. Но мне его общество едва ли было интересно, поэтому без всякого зазрения совести я его отшил. Мне вообще общество кого-либо из одноклассников было теперь не интересно. Все что меня волновало доучиться последние четыре месяца и сдать экзамен.
С Милой мы не общались и даже не здоровались. Она теперь сидела с Жанной Клаус, после той вечеринки они теперь стали не разлей вода. Мила несколько дней то и дело бросала в мою сторону молчаливые, печальные взгляды, наверное, ожидала, что я захочу обсудить тот конфликт или возможно помириться, но мне этого делать не хотелось.
На третий день она таки решилась и подошла ко мне во время обеда, робко посмотрела и нерешительно села рядом, за столом сидело еще несколько одноклассников и стоило им наткнуться на мой взгляд, как они интуитивно отодвинулись подальше от нас. И когда мы остались почти наедине, Мила грустно произнесла:
Мне грустно из-за той нашей ссоры. Не хочешь поговорить?
О чем тут говорить? пожал я плечами, чувствуя себя совершенно неловко.
Обсуждать отношения я никогда не любил, да и в общем-то не умел. Женщины каждый раз как-то умудрялись вывернуть все так, что я невольно ощущал себя мало того, что по-идиотски, да и еще виноватым во всем. Вот и сейчас Милана с ее грустным взглядом заставляла испытывать чувство вины, но упрямство не позволяло мне это показать, потому я привычно прятался за маской равнодушия.