Ты чем-то огорчен. Ярослав? Мила обеспокоенно заглянула мне в глаза. Она уже несколько минут что-то рассказывала, но я был настолько погружен в собственные мысли, что едва это заметил.
Я заторможено качнул головой, потом взгляд наткнулся на один из столов, заставленных закусками и напитками. Тут стояли графины, наполненные, как мне показалось на первый взгляд, вишневым или виноградным соком, но легкий запах вина не мог ускользнуть от моего обоняния.
Я резко подошел к столу, взяв первый кувшин и отпил вино. Во втором и третьем тоже было вино, еще целая колона этого вина стояла на соседнем столе. А в последнем графине и вовсе оказалась довольно крепкий ликер. Мила следила за моими действиями настороженно.
Напоить всех решила? скрыть злость у меня получилось плохо.
А что в этом такого? Это просто вино. Даже родители иногда на праздники позволяют мне выпить бокал, Мила нахмурившись, свела брови к переносице. Ты такой правильный, Ярослав. Какая вечеринка проходит без выпивки? Если ребята придут, а тут будет только сок и морс, меня засмеют.
Мила, большинству из нас и пятнадцати нет! Какая к чертовой матери выпивка? Пьяные подростки хуже свиней, сейчас стоит пригубить, и вы тут такое вытворять начнете! Нет, извини, но я не могу этого допустить.
Отчеканив последнюю фразу, я решительно направился с двумя графинами в сторону уборной комнаты.
Мила семенила следом:
Что ты задумал, Яр?
Я не ответил, а молча выплеснул содержимое графинов в унитаз.
Что ты делаешь, Ярослав? возмущенно воскликнула Мила. Не смей! Ты мне не отец и даже не жених, ты не имеешь права так поступать!
Я не ответил, а молча выплеснул содержимое графинов в унитаз.
Что ты делаешь, Ярослав? возмущенно воскликнула Мила. Не смей! Ты мне не отец и даже не жених, ты не имеешь права так поступать!
Да мне плевать, бросил я ей, и направился за следующими графинами.
Ярослав! Перестань! возмущенно кричала на меня Мила, такой разъярённой я видел ее впервые. Она мертвой хваткой вцепилась в графин, который я уже взял, и с такой безумной яростью уставилась на меня, что даже мне, повидавшему немало за свой век, стало не по себе.
Ты спятила? спокойно поинтересовался я, продолжая при этом крепко держат графин.
Это ты спятил! Ведешь себя как зануда! Это между прочим дорогой алкоголь и мне пришлось заплатить человеку, чтобы его купили.
Мне стыдно за тебя, я резко отпустил графин.
Мила его так сильно на себя тянула, что половина его содержимого вылилось на ее нежно-кремовое платье. Алое пятно стремительно расползлось по ткани.
Да что ты?! в растерянности и ужасе воскликнула Мила, уставившись на испорченное платье, потом подняла на меня взгляд, полный слез.
Зачем я вообще тебя позвала, Гарван?! воскликнула она в сердцах, от бессилия и злости зарыдала, плюхнулась в ближайшее кресло, при этом продолжая прижимать графин с вином к груди.
Теперь все будут смеяться надо мной и считать меня лгуньей! причитала она, не переставая лить слезы. Это было мое лучшее платье! Я уже рассказала о нем Жанне, и как теперь? Ты все испортил, Ярослав! она сорвалась на крик.
Все это опять только для того, чтобы им понравиться? я неодобрительно покачал головой. Неужели ты не понимаешь, что ты унижаешься?
Это ты ничего не понимаешь! воскликнула она, со злой обидой и вызовом взглянув на меня. Мне это нужно! Я должна быть лучше всех, популярнее всех! Я не могу себе позволить быть таким изгоем, как ты! У меня нет княжества, нет твоего титула и положения! Мне все придется выгрызать зубами!
Мне хотелось сказать сейчас ей многое. Например, о том, как сильно она меня разочаровала. Милая, нежная и невинная Милана, которой я ее всегда считал, оказалась совсем другой. Моя Мила не могла устраивать разгульные вечеринки с таким обилием алкоголя. Она просто не была способна на это. А эта Мила готова на все, чтобы понравиться кучке этих сопливых и надменных аристократов.
Но я ничего этого говорить не стал, я не больше не знал, как с ней говорить. Она молода и в силу молодости глупа. Все, что бы я ей не сказал, она воспримет в штыки, потому что у нас слишком разные взгляды на жизнь.
В этот миг что-то надсадно хрустнуло и сломалось внутри меня и рассыпалось. Та, о которой я так мечтал в прошлой жизни умерла. Рассыпался ее нежный образ, как и развеялась та любовь. Мила, которую я любил осталась в прошлой жизни. А эта Милана Арнгейер другая она чужая.
Я ничего не говорил, я просто молчал. Время шло, и я сейчас нужен был Якобу. И я решил, что к черту алиби, к черту эта идиотская вечеринка, и к черту Милана!
Уходи, Ярослав! всхлипнув, воскликнула она. Не хочу тебя больше видеть!
Я молча кивнул, я тоже не хотел ее видеть.
Я подошел к столику с алкоголем, схватил графин с ликером, сделав несколько больших глотков терпкого жгучего напитка. Мне было плевать, напьются ли сегодня мои одноклассники до безобразного вида, меня волновала только Мила, но теперь и это стало безразлично.
Не прощаясь, я забрал графин, и решительно зашагал прочь. Впервые за время пребывания в прошлом мне захотелось напиться до беспамятства. Но я этого делать не стал, мне нужна ясная голова, да и мой молодой неподготовленный организм к подобному еще явно не готов.
Содержимое я разлил вдоль аллейки, ведущей к центральным воротам особняка Арнгейеров, эдакий маленький символичный акт мести, который почему-то принес мне облегчение.
К воротам уже начли подъезжать дорогие тетраходы одноклассников, я ускорил шаг встречаться с ними мне совсем не хотелось.
Я оставил пустой графин у ворот и быстро выскочил на улицу. Как раз в этот миг из первого тетрахода вылезала напомаженная и разряженная Жанна Клаус со своими подружками, меня они к счастью, не заметили.
Особняк Арнгейеров остался позади, как и шумный смех развеселых подростков. Осталась там и моя надежда на счастливую семейную жизнь, с женщиной, которую я всегда считал идеальной. Но теперь я осознал, что только в моем воображении она была такой. Спали шоры, и я наконец прозрел. Вместо досады я почему-то ощутил облегчение, потому что теперь я свободен от надежд и любви. А значит, менее уязвим.
Глава 4
Погруженный в собственные размышления я и не заметил, как быстро я добрался до гостиницы, где вчера оставил Якоба.
К своему облегчению узнал, что постоялец из номера «восемнадцать» не съехал и никуда сегодня не выходил. Значит, Якоб еще восстанавливался. Мне без проблем выдали вторые ключи, так как номер оплачивал вчера я. И пусть я и представился вымышленным именем, здесь это мало кого интересовало.
Получив ключи, я поспешил на второй этаж. Весь путь меня не покидали тревожные мыли, что когда я открою комнату, могу не найти там Якоба, или что еще хуже он будет мертв. Если другие вурды не задумываясь последовали на тот свет за своей королевой, могло случиться, что Якоб, узнав о произошедшем тоже уже мертв.
Замочный артефакт долго не поддавался я его вертел и так, и сяк, но его словно заклинило, хотя с бытовыми артефактами такое практически не случается. Я был так взвинчен и настолько увлечен замком, что до меня не сразу дошло дверь заперта изнутри.
Я постучал, и опасаясь, что мог напугать этим Якоба, добавил:
Это я, Ярослав.
Дверь, стоило мне подать голос, резко открылась. Якоб вероятно уже давно стоял за ней и слушал, как я мучаюсь с ключом.
Здравствуйте, княжич, раздался холодный вежливый, но ослабевший голос вурда из темноты приоткрывшейся двери.
В комнате и впрямь было так темно, что хоть глаз выколи ничего бы не изменилось.
Без особых расшаркиваний я влетел в комнату тяжелые шторы плотно занавешены, все ойра-лампы погашены. Мне в такой обстановке было неуютно, а вот вурду наверняка весьма комфортно.
Мне кажется, или вы чем-то взволнованны, княжич? невозмутимым тоном поинтересовался Якоб.
Тебе нужно срочно покинуть Славию, без лишних обиняков заявил я.
Секундное замешательство, я не видел лица вурда и это раздражало.
Зачем? спросил он.
У Инесс нашли чернокнижника, ее обвинили в измене.
На этот раз пауза была еще дольше, я не выдержал и снова к нему обратился:
Тебе нужно уезжать из империи как можно скорее, понимаешь?
Графиня мертва? голос Якоба был печален.
Да, и остальные тоже, я не стал лгать.
Послышались шаркающие, точно старческие шаги, скрипнула кровать. Я не выдержал, и приоткрыв дверь, взял немного света из коридора и зажёг светоносный шар.
Якоб неподвижно сидел на кровати, голова повисла, плечи опущены, лицо спрятано в ладонях.
Мне не сбежать, произнес он. Я должен поступить так же, как и моя госпожа.
Он отнял руки от лица, коснулся верхней пуговицы на рубашке, она отличалась от всех своим слишком крупным размером. Без промедлений, я подлетел к Якобу, ударил его по руке и оторвал эту чёртову пуговицу.
Даже не думай, я тебе не позволю этого сделать, оторванную пуговицу я зашвырнул куда подальше и присел рядом с Якобом.
Вурд не сопротивлялся, не возмущался, он был полностью раздавлен. Когда умерла Инесс, я потерял друга. Но он потерял куда больше Якоб потерял семью.
Мы не можем долго оставаться в гостинице, сказал я. Тебе нужно переодеться и замаскироваться под человека. После я отвезу тебя в надежное место и уже там я кое с кем договорюсь, кто поможет тебе уехать.
Я ценю вашу помощь, княжич, но это лишнее, издал он вздох полный горестной скорби и добавил: Теперь моя жизнь не имеет смысла.
Такое упадническое настроение мне решительно не нравились, зная, насколько эмоциональны вурды, нужно было срочно что-то с эти делать.
Я рывком поднял вурда с кровати, встряхнул за плечи, и глядя прямо в глаза, сказал:
Не смей даже думать об этом. Понял? Ты уедешь из Славии и будешь жить. Начнешь новую жизнь с чистого листа. Ты это можешь сделать, остальным твоим собратьям не дали такого шанса, но я уверен, они бы хотели, чтоб ты жил, Инесс этого бы хотела.
Якоб кивнул, но было не понятно, согласился он с моими словами или был настолько погружен в собственное горе, что кивал своим мыслям, а не мне. Его взгляд вдруг стал жестким, он уставил на меня свои пронзительные холодные глаза и спросил:
Вы сказали, что ее обвинили в измене.
Инесс оболгали, ее выставили метрополийской шпионкой из-за этого чертового чернокнижника. Император поступил скверно, выставил ее как предательницу родины.
Значит, я должен отомстить, жестко ответил он. Именно этого бы хотела госпожа, она ненавидела императора, и теперь ясно, что делала она это неспроста.