Да как же ему разрешили построить себе жилье на обочине?
Не знаю, но только никто вроде бы не гнал его оттуда. И знаете, что еще? Он образованный человек и родной брат Корнелия Айрсона.
Корнелия Айрсона? Промышленника?
Вот-вот. Корнелий мультимиллионер и живет в имении в пяти милях дальше по Бротонскому шоссе. Наверное, вы видели большую сторожку у ворот.
Да видел Но как же?..
Толком никто ничего не знает. Но как будто Корнелий унаследовал все семейное состояние, а его брат не получил ничего. Говорят, Юджин много попутешествовал на своем веку, жил во всяких диких странах, навидался всяких приключений, а потом все-таки вернулся в Северный Йоркшир.
Но почему он живет в этом нелепом сооружении?
Никто не знает. Известно только, что он своего брата знать не желает, а тот его, и вроде бы он в своем шалаше счастлив и всем доволен. Мой отец очень его привечал, и старичок иногда захаживал на ферму пообедать и помыться. Да и теперь заходит. Но он человек гордый. Ни у кого не одалживается. И в положенные дни спускается в деревню за припасами и пенсией.
И всегда с кошкой?
Ага! Эдди засмеялся. Обязательно с кошкой.
Мы отправились в коровник начать туберкулинизацию, но все время, пока я выстригал шерсть, измерял и делал инъекцию, из памяти не шла эта странная парочка.
Три дня спустя я снова остановился у ворот фермы, куда направлялся узнать результаты туберкулинизации. Мистер Айрсон сидел в плетеном кресле на солнышке и читал, а кошечка свернулась клубком у него на коленях. Когда я вылез из машины, он вновь вежливо приподнял котелок.
Добрый день. Чудесная погода!
Да, превосходная!
Услышав мой голос, Эмили соскочила на траву и подошла поздороваться со мной, я почесал ее под подбородком, и она, изогнувшись и мурлыча, потерлась о мои ноги.
Какая прелесть! сказал я.
К неизменной вежливости старика добавилась сердечная теплота.
Вы любите кошек?
Очень. И всегда любил. Я несколько раз погладил Эмили по спине, а потом шутливо потянул ее за хвост. Она задрала симпатичную мордочку, и мурлыканье достигло крещендо.
Ну, вы понравились Эмили до чрезвычайности. Впервые вижу, чтобы она так открыто ластилась к незнакомому человеку.
Я засмеялся:
Она понимает, как я к ней отношусь. Кошки всегда это знают. Очень мудрые животные.
Мистер Айрсон улыбнулся и кивнул.
Но, по-моему, я вас уже видел? Какое-нибудь дело к мистеру Карлессу?
Да. Я его ветеринар.
А-а-а Вот, значит, что. Так вы ветеринар и одобряете мою Эмили?
Ну а как же? Она настоящая красавица.
Старик просто засветился от благодарной радости.
Вы чрезвычайно добры! Он замялся. Может быть, мистер э
Да. Я его ветеринар.
А-а-а Вот, значит, что. Так вы ветеринар и одобряете мою Эмили?
Ну а как же? Она настоящая красавица.
Старик просто засветился от благодарной радости.
Вы чрезвычайно добры! Он замялся. Может быть, мистер э
Хэрриот.
Может быть, мистер Хэрриот, вы, когда кончите свои дела у мистера Карлесса, не откажетесь выкушать со мной чашечку чая?
С большим удовольствием. Думаю, управлюсь за час.
Превосходно, превосходно. Так я вас жду.
Коровы Эдди прошли проверку наилучшим образом. Ни единой положительной реакции или хотя бы сомнительного случая. Я занес все данные в журнал туберкулинизации и быстро покатил назад к воротам, у которых мистер Айрсон уже ждал меня.
Что-то прохладно для чаепития под открытым небом, сказал он. Так милости прошу!
Он подвел меня к юрте, откинул мешки и пригласил внутрь со старомодной учтивостью.
Прошу, садитесь. Он указал на потертый кожаный диванчик, который явно вступил в жизнь в качестве автомобильного сиденья, а сам опустился в плетеное кресло, которое я уже видел.
Пока он расставлял две кружки, снимал чайник с примуса и разливал чай, я оглядывал интерьер юрты. Раскладушка, битком набитый рюкзак, стопка книг, керосиновая лампа, низенький шкафчик и корзинка, в которой почивала Эмили.
Молоко, мистер Хэрриот? Сахар? Старик любезно наклонил голову. Ах, так вы пьете без сахара? Но, пожалуйста, возьмите сдобную булочку. В деревне превосходная маленькая пекарня, и я беру их только там.
Откусив кусок булочки и запив его чаем, я исподтишка посмотрел на книги. Только поэты. Блейк, Суинберн, Лонгфелло, Уитмен все зачитанные до дыр.
Вы любите стихи? спросил я.
О да! Он улыбнулся. Я читаю не только их: библиотечный фургон заезжает сюда каждую субботу. Но то и дело возвращаюсь к своим старым друзьям. И особенно к нему. Он протянул мне томик, который читал, когда я подъехал к воротам: «Стихотворения Роберта У. Сервиса».
Ваш любимый поэт?
Да, пожалуй. Пусть Сервис и не классик, но его поэзия задевает во мне что-то очень глубокое.
Айрсон посмотрел на томик, а потом мимо меня в какие-то только ему известные дали. А вдруг он странствовал где-то на Аляске, по диким берегам Юкона И на мгновение во мне проснулась надежда, что он расскажет что-нибудь о своем прошлом, но оказалось, что говорить ему хотелось совсем не об этом. А о своей кошечке.
Просто поразительно, мистер Хэрриот, всю свою жизнь я прожил один и никогда не страдал от одиночества, но теперь знаю, что без Эмили чувствовал бы себя невыносимо одиноким. Смешно, не правда ли?
Вовсе нет. Просто прежде у вас не было четвероногих друзей, верно?
Совершенно верно. Я ведь нигде подолгу не задерживался. Животных я люблю, и порой мне хотелось завести собаку. Но о кошке я даже не помышлял. Я ведь часто слышал, что кошки никого привязанностью не дарят, что они очень самодостаточные создания и не способны любить. Вы с этим согласны?
Разумеется, нет. Чистейший вздор. У кошек есть свои особенности, но я лечил сотни дружелюбнейших ласковых кошек, верных друзей своих хозяев.
Рад слышать это, потому что льщу себя мыслью, что эта крошка искренне ко мне привязана. Он поглядел на Эмили, которая к тому времени успела забраться к нему на колени, и нежно погладил ее по голове.
Ну, это заметить нетрудно, сказал я, и старик расплылся от удовольствия.
Знаете, мистер Хэрриот, когда я только обосновался здесь, он обвел рукой свое жилище так, словно мы сидели в гостиной многокомнатного особняка, то полагал, что и дальше буду вести одинокое существование, но в один прекрасный день эта малютка вошла сюда будто к себе домой, и моя жизнь совершенно переменилась.
Она вас усыновила. Я засмеялся. С кошками такое бывает. И это был счастливый день для вас.
Да да Совершенно справедливо. Мне кажется, вы замечательно понимаете подобные вещи! А теперь разрешите налить еще чашечку?
Таков был мой первый визит к мистеру Айрсону в его оригинальном жилище, но далеко не последний. Всякий раз, возвращаясь с карлессовской фермы, я заглядывал за мешки и, если Юджин оказывался дома, оставался у него выпить чаю и поболтать. Говорили мы о разном: о книгах, политическом положении, естественной истории, знатоком которой он оказался, но неизменно беседа переходила на кошек. Ему хотелось досконально изучить все, что касалось ухода за ними, кормления, их привычек и болезней. Если я изнывал от желания побольше услышать о его странствованиях по белому свету, о которых он говорил мало и неопределенно, то ему хотелось знать решительно все о случаях из моей ветеринарной практики.
Однажды во время такой беседы я заговорил об Эмили первым:
Насколько мне известно, она либо сидит здесь, либо гуляет с вами на поводке. А сама она одна никуда не уходит?
Да нет Раз уж вы об этом спросили, то в последнее время она иногда гуляет одна. Но только в сторону фермы. Я слежу, чтобы Эмили не выходила на дорогу, где может попасть под машину.
Я о другом, мистер Айрсон. На ферме ведь есть коты, и она легко может забеременеть.
Он привскочил в кресле как ужаленный.
Боже мой! Действительно. А мне даже в голову не приходило. Такая глупость Попробую ее одну не выпускать.
Это сложно, заметил я. Надежнее было бы стерилизовать ее.
А?
Разрешите мне сделать гистерэктомию. Удалить матку и яичники. Тогда все будет в порядке. Ведь котята здесь вам ни к чему?
Да разумеется. Но операция Он бросил на меня испуганный взгляд. Любое хирургическое вмешательство всегда чревато опасностью, не так ли?
Нет-нет, бодро ответил я. Операция совсем простая. Мы делаем их сотнями.
Обычная его корректность вдруг исчезла. До этих пор он казался человеком, столько повидавшим в жизни, что его безмятежность ничто не могло нарушить, и вдруг он весь как-то съежился. Некоторое время продолжал поглаживать кошечку, по обыкновению свернувшуюся у него на коленях, а потом потянулся за кожаным черным, с облупившимся золотым тиснением томом Шекспира, от которого его оторвал мой приход. Он заложил страницу ленточкой, закрыл книгу и аккуратно убрал ее на место.
Право, не знаю, что и сказать, мистер Хэрриот.
Я ободряюще ему улыбнулся.
Вы напрасно тревожитесь. Я настоятельно рекомендую сделать это. Я опишу вам ход операции, и вы сразу успокоитесь. Ну прямо-таки микрохирургия. Делается крохотный разрез, извлекаются яичники и матка, перевязывается культя, а затем
Я прикусил язык. Мистер Айрсон закрыл глаза и так сильно качнулся вбок, что чуть не вывалился из кресла. Впрочем, хирургические подробности не впервые произвели совсем не тот эффект, который был мне нужен, и я тут же прибегнул к другой тактике громко засмеялся и потрепал его по колену.
Как видите, это сущий пустяк.
Он открыл глаза и испустил долгий дрожащий вздох.
Да да полагаю, вы совершенно правы. Но дайте время подумать. Я был совсем к этому не готов.
Как угодно. Эдди Карлесс, конечно, позвонит мне, если вы ему скажете. Но не откладывайте решение надолго.
Звонка, однако, не последовало, и меня это не удивило. Слишком уж в большой ужас пришел старик от моего предложения. И миновало больше месяца, прежде чем мы снова увиделись.
Я просунул голову между мешками. Он сидел в плетеном кресле и чистил картошку.
А, мистер Хэрриот! Входите! Входите! Мистер Айрсон посмотрел с мрачной решимостью. Садитесь, пожалуйста. Я очень рад, что вы заглянули. Он вскинул голову и перевел дух. Я намерен последовать вашему совету касательно Эмили. Сделайте ей операцию, когда вам будет удобно.
Вот и чудесно! ободряюще сказал я. У меня в багажнике есть кошачья корзинка, так что я смогу забрать ее немедленно.
Кошечка прыгнула ко мне на колени, и я поторопился отвести глаза от расстроенного лица старика.