Доакс, посмотрев на меня, издал легкий рык и склонился над Деборой:
Ты ранена?
Ключица, ответила она. Перелом.
Шок проходил, и Дебора, сражаясь с болью, кусала губы и прерывисто дышала. Я надеялся, что у врачей отыщется более действенное средство унять боль.
Доакс злобно покосился на меня. Дебора схватила сержанта действующей рукой за плечо и прошептала:
Доакс, найди его.
Сержант промолчал, наблюдая, как она скрипит зубами, борясь с очередным приступом боли.
Давай сюда, сказал парамедик, жилистый молодой мужчина с прической «ирокез».
Шок проходил, и Дебора, сражаясь с болью, кусала губы и прерывисто дышала. Я надеялся, что у врачей отыщется более действенное средство унять боль.
Доакс злобно покосился на меня. Дебора схватила сержанта действующей рукой за плечо и прошептала:
Доакс, найди его.
Сержант промолчал, наблюдая, как она скрипит зубами, борясь с очередным приступом боли.
Давай сюда, сказал парамедик, жилистый молодой мужчина с прической «ирокез».
Вскоре он и его более пожилой и толстый партнер провезли медицинскую каталку через проделанный нашей машиной разрыв в цепном ограждении. Доакс хотел подняться, чтобы дать им дорогу, но Дебора с неожиданной силой потянула его за руку.
Найди его! повторила она.
Доакс кивнул, что было для нее вполне достаточно. Дебора отпустила его руку, и он поднялся, освобождая место для парамедиков. Те быстро провели предварительный осмотр, переложили сестру на каталку, привели каталку в верхнее положение и покатили к «скорой помощи». Я смотрел им вслед, задавая себе вопросы: «Что случилось с нашим дорогим другом в белом микроавтобусе? Как далеко он смог укатить на лопнувшей шине?» Скорее всего, он, вместо того чтобы позвонить в Американскую автомобильную ассоциацию с просьбой сменить шину, предпочел сменить транспортное средство. Весьма вероятно, что где-то поблизости мы найдем брошенный микроавтобус и услышим о какой-то пропавшей машине.
Повинуясь внезапному импульсу и проявляя исключительную душевную щедрость, я двинулся к сержанту Доаксу, желая поделиться с ним своими соображениями. Но не успел я сделать и двух шагов, как услышал шум. Повернувшись, чтобы взглянуть на источник шума, я увидел, что по направлению к нам мчится какой-то толстый человек средних лет. Из одежды на нем были только трусы-боксеры. Брюхо свисало над резинкой трусов и болталось при каждом шаге. Ясно, что мужчина не часто практиковался в беге. Он сильно усложнял пробежку тем, что размахивал руками и орал на ходу: «Эй! Эй! Эй!» Когда мужчина, перебежав через дорогу, приблизился к нам, он так жадно хватал воздух ртом, что не мог произнести ничего связного, но я сразу сообразил, что бедняга хочет сказать.
Мбосус выдохнул он, и я сообразил, что на фоне одышки и сильного кубинского акцента это должно означать «микроавтобус».
Белый? Со спущенной шиной? А ваша машина исчезла? спросил я, а Доакс поднял на меня глаза.
Но задыхающийся человек потряс головой и выпалил:
Белый. Точно. Когда услышал, то подумал, что это собака. Может, раненая. Он надолго замолчал, чтобы затем связно доложить о том, что увидел: А потом
Но мужчина зря переводил драгоценный кислород. Мы с Доаксом уже мчались по улице в том направлении, откуда появился толстяк.
Глава 21
Сержант Доакс, похоже, забыл, что должен следовать у меня в хвосте, и обогнал меня на пути к микроавтобусу на двадцать футов. Конечно, он имел передо мной гигантское преимущество в виде пары туфель, но надо отдать ему должное, двигался он прекрасно. Автобус стоял на тротуаре перед бледно-оранжевым домом, окруженным стеной из коралла. Машина передним бампером врезалась в угловой столб изгороди, свалив его, а зад автомобиля был обращен в сторону мостовой, поэтому мы сразу увидели ярко-желтый номерной знак с надписью: «Выбираю жизнь».
Когда я подбежал к Доаксу, тот уже распахнул заднюю дверцу, и до меня донеслось нечто, сильно похожее на мяуканье. На сей раз это был не собачий вой, хотя нельзя исключать и того, что я просто стал к нему привыкать. Звук был чуть выше и более прерывистым по сравнению с тем, который нам довелось слышать раньше. Скорее громкое бульканье, а не пение в стиле йодль, но тем не менее в нем все же можно различить зов одного из живых мертвецов.
Он был привязан к заднему сиденью. Спинка сиденья снята и развернута так, что этот, с позволения сказать, диван занимал весь салон. Глаза в лишенных век глазницах бешено вращались, глядя поочередно направо и налево, вверх и вниз, а безгубый и беззубый рот походил на круглое «О». Существо корчилось, как иногда корчится ребенок, но, лишившись рук и ног, более заметного движения оно произвести не могло.
Доакс склонился над обрубком и с напряженным вниманием вгляделся в то, что когда-то являлось лицом.
Фрэнк, произнес сержант после продолжительного молчания, и существо выкатило глаза на него.
Вой умолк, но вскоре возобновился, уже на более высокой ноте.
Вой умолк, но вскоре возобновился, уже на более высокой ноте.
Ты его узнал? спросил я.
Да. Это Фрэнк Обри.
Откуда тебе известно? удивился я, поскольку все бывшие люди, оказавшись в подобном положении, выглядят одинаково. Единственной отличительной чертой для меня были лишь морщины на лбу.
Доакс указал подбородком на шею того, кто еще недавно был человеком, и буркнул:
Татуировка. Это Фрэнк.
Он пробормотал что-то невнятное, наклонился вперед и поднял небольшой листок бумаги, прикрепленный к сиденью липкой лентой. Я вытянул шею и увидел начертанное тонким почерком доктора Данко слово. «Честь».
Зови врачей! велел Доакс.
Когда я подбежал к «скорой помощи», парни уже закрывали задние двери.
У вас найдется местечко еще для одного? спросил я. Он не займет много места, но потребуется большая доза успокоительного.
В каком состоянии он находится? поинтересовался Ирокез.
Хороший вопрос для человека его профессии, но единственный ответ, который пришел мне в голову, оказался несколько легкомысленным:
Боюсь, вам самим потребуется большая доза успокоительного.
Не оценив сложности положения, парамедики взглянули на меня так, словно с моей стороны это была дурацкая шутка. Затем они посмотрели друг на друга, пожали плечами, и старший из них произнес:
Ладно, приятель. Мы его как-нибудь втиснем.
Ирокез покачал головой, открыл двери «скорой» и начал вытягивать оттуда каталку.
Пока они везли ее к микроавтобусу доктора Данко, я забрался в машину, чтобы посмотреть, как чувствует себя Дебора. Она лежала с закрытыми глазами, очень бледная. Но дышала сестра легче. Открыв один глаз и посмотрев на меня, она спросила:
Почему мы не движемся?
Доктор Данко разбил свой микроавтобус.
Дебора напряглась и попыталась сесть. Теперь оба ее глаза оказались открытыми.
Вы его взяли?
Нет, лишь пассажира. Думаю, он хотел доставить его в нужное место, поскольку обработка закончилась.
Дебора побледнела еще больше.
Кайл? прошептала она.
Нет. Доакс говорит, что это парень по имени Фрэнк.
Ты уверен?
Да. На его шее имеется тату. Это не Кайл, сестренка.
Дебора закрыла глаза и опустилась на койку так, словно из нее вдруг выпустили воздух.
Слава богу!
Надеюсь, ты не будешь возражать, чтобы разделить свой кеб с Фрэнком? спросил я.
Нет, ответила сестра; затем ее глаза вновь широко открылись, и она произнесла: Прошу, Декстер, не затевай никакой возни с Доаксом. Помоги ему найти Кайла. Обещаешь?
Наверное, на нее подействовало лекарство, поскольку я всего лишь на одном пальце руки мог сосчитать, сколько раз она обращалась ко мне с просьбой на такой жалобной ноте.
Хорошо, Дебс. Сделаю все, что могу.
Спасибо.
Я подошел к микроавтобусу доктора Данко в тот момент, когда старший парамедик выпрямлялся, видимо закончив блевать. Младший сидел на тротуаре и бормотал что-то себе под нос, а существо в машине продолжало издавать звуки.
Поднимайся, Майкл, сказал старший. Пошли, дружище.
Майкл, судя по всему, никуда не хотел двигаться. Он раскачивался, сидя на краю тротуара, непрерывно повторяя:
О Боже! О Иисусе! О Боже
Решив, что парень не нуждается в моей помощи, я прошел к двери со стороны водителя. Она была открыта, и я заглянул внутрь.
Доктор Данко, похоже, очень спешил. Об этом свидетельствовал оставленный на сиденье сканер, весьма дорогой. Такие сканеры обычно используют преступники и охотники за горячими новостями, чтобы следить за переговорами полицейских. Мне было приятно узнать, что доктор Данко следил за нами с помощью этого прибора, а не использовал черную магию.
Во всем остальном микроавтобус был чист. Там не оказалось ни предательски болтливого спичечного коробка, ни бумаги с начертанным на ней адресом, ни пергамента с зашифрованным текстом на латинском языке. Ничего такого, что могло бы навести нас на след. Нам помогли бы отпечатки пальцев, но, поскольку мы и так знали, кто сидел за рулем, смысла в этом не было.
Я взял сканер и двинулся к задней двери микроавтобуса. Доакс стоял рядом с дверью, а старшему парамедику наконец удалось поставить своего партнера на ноги.
Эта штука находилась на переднем сиденье, сообщил я, вручая сканер Доаксу. Он нас слушал.
Доакс посмотрел на прибор и сунул его в микроавтобус. Сержант был не особенно разговорчив, и я взял инициативу на себя.
Доакс посмотрел на прибор и сунул его в микроавтобус. Сержант был не особенно разговорчив, и я взял инициативу на себя.
У тебя имеются какие-нибудь соображения насчет того, чем нам теперь заняться? поинтересовался я.
Он молча посмотрел на меня, а я на него. Если бы не парамедики, то мы пялились бы друг на друга до тех пор, пока голуби не начали бы вить гнезда на наших головах.
Ладно, парни, произнес старший, и мы отступили в сторону, чтобы открыть им доступ к Фрэнку.
Старший парамедик, похоже, оклемался и держался так, словно приехал наложить лангетку на вывихнутую лодыжку какого-нибудь мальчишки. Его напарник по-прежнему имел несчастный вид, и, даже находясь в шести футах от него, я слышал его прерывистое дыхание.
Я стоял рядом с Доаксом, наблюдая, как парамедики положили на каталку то, что осталось от Фрэнка, и повезли ее к «скорой». Я поднял глаза на Доакса и увидел, что тот снова в упор смотрит на меня. Неприятно улыбнувшись, он сказал:
Значит, один на один. А я ведь тебя совсем не знаю.
Опершись спиной на изрядно побитый микроавтобус, он скрестил руки на груди. Я услышал, как захлопнулась дверь «скорой» и взвыла сирена.