Один на один, повторил Доакс, и никаких рефери.
Это что, новое проявление твоей деревенской мудрости? усмехнулся я.
Я был страшно зол, потому что ради общего дела принес в жертву ботинок, прекрасную рубашку для игры в боулинг, ключицу Деборы и новый казенный автомобиль. Не говоря уже о своем хобби. И вот сержант стоит передо мной в рубашке без единой морщинки и выступает с пока неясными, но враждебными замечаниями. Нет, этот человек явно выходит за рамки.
Я тебе не доверяю, закончил он.
Очень хорошо, что сержант Доакс распахивает передо мной душу и обнажает чувства, однако я не должен позволить ему расслабиться.
Не имеет значения, сказал я. После того как Фрэнка упаковали и доставили потребителям, наступает черед Кайла.
Он медленно покачал головой и произнес:
Кайл не имеет значения. Он знал, на что идет. Нам важно лишь поймать доктора.
Кайл имеет значение для моей сестры, возразил я. И это единственная причина, по которой я здесь нахожусь.
Хорошо сказано. Я почти готов тебе поверить.
В этот момент у меня родилась идея. Должен признаться, Доакс вызывал у меня сильное раздражение, и не только потому, что лишил возможности заниматься важным собственным расследованием, хотя одно это было скверно. Но сейчас он критиковал мои действия, выходя за границы цивилизованного поведения. Поэтому нельзя исключать того, что раздражение является матерью всех открытий. Вероятно, все это не столь поэтично, но подобная максима имеет смысл. В общем, в запыленном черепе Декстера приоткрылась маленькая дверца, и из щели забрезжил неяркий свет. Декстер начал проявлять какую-то мыслительную деятельность. Доакс, конечно, может встретить мою идею без энтузиазма, если я не сумею доказать ему, насколько она гениальна. Я сделал пробный выстрел. В некотором роде я чувствовал себя как Багз Банни, пытающийся уговорить Элмера Фадда на смертельно опасное действие, а Элмер при этом понимает, что здесь что-то не так.
Сержант Доакс, начал я, Дебора моя единственная родственница, член моей семьи, и поэтому вы не имеете права ставить под сомнения мои обязательства. И в частности, потому, продолжил я, борясь с искушением приступить к полировке ногтей в стиле Багза Банни, что вы до сей поры занимались тем, что били баклуши.
Кем бы он ни был хладнокровным киллером или кем-либо еще, но парень не утратил способности испытывать эмоции. Наверное, в этом и заключалось основное различие между нами. Доакс хотел выглядеть таким незапятнанным в своем белом фраке, что был готов сражаться против тех, кто выступал на его стороне. На его лице я увидел тень гнева, а рычание его внутренней темной сущности стало почти слышимым.
Бил баклуши, повторил он мои слова. Хорошо сказано.
Именно так, жестко произнес я. Дебора и я с риском для жизни протирали подошвы, носясь по городу. И вам это известно.
Его желваки напряглись так, словно были готовы выпрыгнуть со своих мест, чтобы задушить меня. А внутренняя сущность Доакса взревела так мощно, что мой Темный Пассажир этот рев услышал и ответил ему тем же. Две гигантские невидимые тени поигрывали мускулами и пожирали друг друга взглядами.
Не исключено, что на мостовой появились бы куски разорванной плоти и лужи крови, если бы полицейская машина не выбрала этот момент для того, чтобы затормозить рядом с нами и тем самым прервать опасное противостояние. Из автомобиля выскочил юный коп, и Доакс, не сводя с меня взгляда, рефлекторно показал ему свой значок и жестом велел сваливать. Коп сунул голову в машину, чтобы проконсультироваться с напарником, а Доакс как ни в чем не бывало сказал:
Ну ладно. У тебя есть какие-нибудь соображения?
Багз Банни, конечно, сделал бы так, чтобы Доакс сам до этого допер, но и то, чего я сумел достичь, было уже неплохо.
Вообще-то, у меня есть идея. Но боюсь, она связана с легким риском.
Угу, буркнул Доакс, я почему-то так и думал.
Если это окажется не по тебе, предложи что-нибудь иное. Однако, похоже, других вариантов у нас просто нет.
Я буквально видел, как работает его мозг. Он понимал, что я забрасываю крючок, но в моих словах звучала изрядная доля истины, а в сержанте говорили злость и гордость, поэтому ему было на все наплевать.
Выкладывай, наконец проговорил он.
Оскар скрылся.
Похоже на то.
В результате остался лишь один человек, который интересует доктора Данко, сказал я и, ткнув пальцем ему в грудь, закончил: И этот человек ты.
Доакс не отпрянул, но на несколько мгновений задержал дыхание. Затем медленно кивнул и процедил сквозь зубы:
Скользкий говнюк.
Да, я такой. Тем не менее я прав.
Доакс отодвинул в сторону сканер, уселся в проеме открытой задней дверцы микроавтобуса и добавил:
Продолжай.
Во-первых, готов держать пари, что он добудет себе другой сканер, произнес я, указав на лежащий рядом с ним прибор.
Да.
Поэтому, зная, что он нас слушает, мы можем дать ему услышать то, что мы хотим. То есть я изобразил свою самую лучшую улыбку, кто ты такой и место, где находишься.
Ну и кто же я такой?
Человек, который устроил так, что его захватили кубинцы.
Значит, ты хочешь использовать меня?
Абсолютно точно. Тебя это не очень тревожит?
Но он без напряга захватил Кайла.
Ты будешь знать о его появлении. Кайл этого не знал. Кроме того, ты в подобного рода делах гораздо лучше, нежели Кайл.
Бессовестная, откровенная лесть, но сержант все-таки на нее купился.
Да, я гораздо лучше его, а ты, кроме всего прочего, еще и жополиз.
Никакого лизания, усмехнулся я. Это чистейшая правда.
Доакс посмотрел на лежащий рядом с ним сканер, затем на скоростную дорогу. Оранжевый свет уличных фонарей отражался в катящихся по его лбу и попадающих в глаза каплях пота. Доакс машинально смахнул капли, все еще глядя на I-95. Раньше он так часто и долго не моргая пялился на меня, что я ощущал неловкость, когда он в моем присутствии смотрел куда-либо еще. Создавалось впечатление, будто я невидимка.
Хорошо, произнес он, обратив на меня взгляд горящих отраженным оранжевым светом глаз. Так мы и поступим.
Глава 22
Сержант Доакс довез меня до управления. Пребывание с ним рядом вызывало у меня странное беспокойство. Сказать нам друг другу было практически нечего, и мы молчали. Я поймал себя на том, что краем глаза изучаю профиль Доакса. Что происходит? Как он может быть тем, кем является, ничего при этом не делая? Необходимость отложить на время любимую игру всегда вынуждала меня скрипеть зубами, а Доакс, видимо, не испытывал подобных мук. Вероятно, ему удалось очистить свою нервную систему в Сальвадоре. Интересно, что ощущают люди, подобные нам, получая благословение правительства? А может, все действительно очень упрощается, если отсутствует угроза быть пойманным?
Я этого не знал. Словно для того, чтобы подчеркнуть эту мысль, Доакс остановился на красный свет и взглянул на меня в упор. Притворившись, будто не замечаю его взгляда, я продолжал смотреть прямо перед собой через ветровое стекло. Когда загорелся зеленый, Доакс был вынужден от меня отвернуться.
Мы доехали до гаража полицейского управления, Доакс пересадил меня в другой казенный «форд-таурус» и сказал, кивнув в сторону рации:
Дай мне пятнадцать минут, а потом свяжись со мной. И укатил прочь.
Оставшись один, я вернулся мыслями к нескольким последним, полным удивительными событиями часам. Дебора оказалась в госпитале, а я непостижимым образом попал в одну лигу с Доаксом. Но самое большое открытие, посетившее меня в мой смертный час, касалось Коди. Конечно, я мог заблуждаться в отношении мальчишки. Его реакция на известие об исчезнувшей собаке или то, с каким наслаждением он вонзал нож в трепещущую рыбу, могли иметь совершенно другое объяснение. Подобное поведение вполне могло являться проявлением обычной детской жестокости. Странно, но мне хотелось, чтобы первое предположение оказалось истиной. Я желал, чтобы, повзрослев, Коди стал таким, как я. Мечтал правильно воспитать его и поставить обеими ногами на тропу Гарри.
Видимо, во мне говорил инстинкт размножения, неукротимая тяга к воспроизведению самого себя изумительного и неповторимого? А то, что я являю собой монстра, недостойного находиться в человеческом обществе, не имеет значения. Это объясняло то невообразимое число кретинов, которые ежедневно попадались мне на пути. Однако в отличие от них я сознавал, что без меня наш мир стал бы более приятным. Но в то же время меня больше всего заботили собственные чувства, как бы ни реагировал на них остальной мир. В данный момент я горел желанием породить подобное себе чудовище и очень походил на Дракулу, создающего нового вампира, чтобы тот встал с ним в ночной тьме плечом к плечу. Это неправильно, зато забавно!
Какой же я осел! Неужели периодическое возлежание на диване у Риты превратило мой некогда могучий интеллект в груду дрожащей сентиментальной каши? Почему я думал о разного рода нелепицах? Почему не попытался изыскать способ избежать бракосочетания? Неудивительно, что я не мог избавиться от назойливого преследования Доакса. Когда я попытался использовать все клетки своего мозга, моя голова звенела пустотой.
Я взглянул на часы. На всю эту мысленную околесицу у меня ушло четырнадцать минут. Почти то, что требовалось. Я взял рацию и вызвал Доакса:
Сержант Доакс, доложите о своем месторасположении.
Доакс выдержал паузу и прохрипел:
В данный момент я предпочел бы об этом не говорить.
Повторите, сержант.
Я преследовал правонарушителя и опасаюсь, что он заметил меня.
Какого правонарушителя?
Снова последовала пауза, и у меня сложилось впечатление, что сержант, решив возложить всю работу на меня, не знает, как выразиться.
Парня из моих армейских дней. Он попал в плен в Сальвадоре и считает, что это произошло по моей вине.
Вам нужна поддержка?
Пока нет. Я пытаюсь обмануть его.
Окей, старик, произнес я, испытав священный трепет. Наконец-то мне это удалось.
Мы обменялись сообщениями еще несколько раз, чтобы доктор Данко услышал нас. Я каждый раз произносил: «Окей, старик». Когда около часа ночи мы связались в последний раз, я, испытывая полное удовлетворение, пребывал в приподнятом настроении. Вероятно, в следующий раз я буду говорить не только «окей, старик», но и введу в оборот выражение «вас понял» или даже «прием».