Зашла в кабинет, открыла верхний ящик стола. Полный хаос: счета, ручки, скрепки, визитки, странички из блокнотов. Однако на самом дне действительно оказался конверт. Я немедленно вернулась в коридор и протянула его Вике. Девушка жадно бросилась доставать содержимое, но я остановила мою клиентку. Что-то сразу резануло глаз, да и Паша учил, что обложка иногда может рассказать даже больше, чем содержимое.
Давайте не будем торопиться, я включила тон профессионала, и молодая певица послушно отдернула руку.
«Надеть бы перчатки», запоздало подумала я. Но своих в летний день у меня не имелось, а просить у хозяйки показалось несолидно. Будем надеяться, дело в содержании, а не в отпечатках.
Перво-наперво я рассмотрела марку. Не слишком красивый ряд современных домов. Внизу крошечными буквами подпись: «Прага. Квартал Смихов».
В столице Чехии я бывала не раз. Про Смихов что-то слышала, но никогда туда не заходила. Ладно, бог с ним.
Почтовый штемпель размазан. Цифры месяца совсем неразборчивы, год, сколько я ни приглядывалась, упорно казался мне 2028-м. Ошиблись, или просто цифра размазалась.
Я перевернула конверт. Штамп российской почты выглядел аккуратней. Но и тут стояло: 23 июля 2028 года. Что за ерунда? Я жадно вгляделась в адрес отправителя:
Лечебница Дарков, Карвина-Дарков, Моравосилезский край, Чехия. Виктория Юнкер.
Впору достать платок и протереть глаза.
Клиентка, по счастью, никаких странностей не замечала. Стояла рядом, подпрыгивала от нетерпения:
Ну что там, что?
Я аккуратно раскрыла конверт.
Оттуда выпали письмо и фотография. Девушка, конечно, первым делом схватила ее. В ужасе пару секунд разглядывала. Потом схватилась за горло, бросилась прочь. Я услышала: ее рвет. Кажется, и до ванной комнаты добежать не успела.
Что там такое?
Я подняла фото, упавшее лицевой стороной вниз.
Из инвалидной коляски на меня смотрела усталая, иссохшая женщина. Потухшие глаза, правый рукав пуст. Ноги даже под пледом видно тонкие, как плети. Волосы наполовину седые, глаза в сетке морщин. На вид давно плюнувшая на себя старуха. Однако это, несомненно, была Вика. Только гораздо старше. И ужасно измученная. Хотя даже в 2028 году ей и тридцати лет не будет. Что за глупые, сволочные игры?
Я не стала ждать, пока клиентка ко мне присоединится. Вынула и развернула письмо. Почерк неверный, дрожащий:
«Привет, папа! Хоть ты и обещал, что у меня получится, но я так и не научилась толком писать левой рукой. В остальном все нормально, насколько может быть в моем положении. Доктора продолжают мучить процедурами. Но я-то понимаю: если перебит позвоночник, вылечить паралич невозможно. В бассейне, правда, находиться приятно. Иногда я закрываю глаза и представляю, что снова здоровая и молодая, плаваю в море, а вечером наряжусь в красивое платье и пойду пить коктейли и танцевать. Пробуждаться от фантазий и снова видеть свое жалкое тело всегда очень больно.
Ты спрашиваешь, почему я не хочу больше петь. Доктора тоже удивляются. Ведь пение одно из немногого, что я еще могу. Но после той проклятой свадьбы, после того, как Пищелев попросил меня исполнить лично для него битловское «Let It be», а буквально через секунду после этого раздался взрыв, я поняла, что даже просто звуки музыки постоянно напоминают мне об ужасе и боли. Здесь есть тематические вечера, приезжают с концертами местные коллективы, но я никогда не принимаю участия в этих активностях. Я ненавижу музыку. Ведь это она привела меня сюда.
Понимаю, что ты расстроишься, но я как-то обещала никогда тебя не обманывать. Не буду и сейчас. Если честно, больше всего на свете мне сейчас хотелось бы умереть. Какой смысл стареть в богадельне, без ног, среди инвалидов и без малейших перспектив?
Извини, если расстроила тебя. Но притворяться счастливой и веселой я не могу.
Пищелеву с дочкой хорошо, они мертвы и, возможно, даже в раю. А мне еще неизвестно, сколько страдать.
Я понимаю, что поездки обходятся дорого, но ты все-таки навещай меня почаще.
Твоя Вика».Певица вернулась в коридор с видом бледным и самым решительным. Снова садиться на пол не стала. Строго посмотрела на меня, произнесла:
Я хочу знать, чья это глупая шутка. И почему отец в нее поверил. Только не надо мне говорить про алкогольную деменцию и прочий бред. Да, он пил. Иногда вел себя странно. Но верить в письма из будущего не стал бы однозначно.
Я медленно произнесла:
Однако шутка исполнена очень профессионально. Штемпели на конверте две тысячи двадцать восьмого года, от обеих стран. Квартал Смихов на картинке я вспомнила только в этом году начал строиться. На месте бывшего железнодорожного вокзала в Праге. И фотография м-мм отфотошоплена мастерски. Обычный любитель не справится. Думаю, кто-то хотел предупредить твоего отца, что на свадьбе произойдет взрыв. И, непонятно почему, выбрал столь оригинальный способ. Даже не оригинальный просто бредовый.
Но почему папа просто не сказал: «Я знаю, что на свадьбе будет взрыв, ни в коем случае туда не езжай»? всхлипнула Вика. Я бы тогда, конечно, не поехала.
Боялся выдать сообщника. Или что ты не поверишь, предположила я.
Я и не поверила.
Похоже, он это понял, кивнула я. Говоришь, тебя «БМВ» преследовал? С бандитами? Это понадежнее, чем письмо.
Вы хотите сказать их папа нанял?! взвилась Вика.
Не знаю пока.
Никогда бы он такого не сделал! Он меня, наоборот, защитить хотел!
И заревела.
А я отчетливо поняла: сколько ни строю из себя самостоятельную даму-детектива, но без милого Пашеньки мне никак не справиться. Все-таки, наверное, он Шерлок Холмс. А я всего лишь доктор Ватсон.
Паша ненавидит, когда я принимаюсь действовать самостоятельно.
Паша ненавидит, когда я принимаюсь действовать самостоятельно.
Однако рассказ о вчерашней одиссее выслушал с неприкрытым интересом. Не пенял, что я самовольно покинула место засады. И по поводу стенаний об отсутствии перчаток отмахнулся:
Забей. Если письмо через почту прошло, отпечатки все равно не установить.
Через почту? В 2028 году? лукаво улыбнулась я.
Паша не смутился:
Все равно на конверте только пальцы отца. Нормальные люди подобное отправляют в перчатках.
Но кто это сделал?! Я ломала голову всю ночь и запуталась окончательно. И почему письмом не удовлетворились отправили в погоню еще и «БМВ»?
Паша пожал плечами:
Недостаточно вводных.
И пообещал:
Пробью теракт по своим каналам. А ты пока в открытых источниках посмотри.
Я вздохнула:
Весь Интернет уже облазила. Информации крайне мало. Гости молчат, будто у них Инстаграмов нет. Знаю только, что Пищелев в момент взрыва танцевал с дочкой. Свадебная традиция отец как бы передает ее мужу. Играла в этот момент внимание! битловская «Let It be». Только в инструментальном исполнении певица-то не явилась.
Значит, автор письма знал не только на кого нацелен взрыв, но и момент, когда он произойдет, задумчиво констатировал Павел Сергеевич.
Тогда это скорее исполнитель, предположила я.
А я бы поставил на заказчика. С тараканами в голове. Пожелал, чтобы враг погиб вместе с любимой дочкой, да еще под философскую фразу: «Да будет так». Очень эффектно, если с позиции маньяка рассуждать.
Но заказчик почему-то не хотел, чтобы Вика тоже погибла. Может, это друг ее отца? Или или сам отец?!
Тогда бы он просто запер ее в доме. К тому же откуда тогда взялось письмо? Его явно долго и тщательно готовили. И предназначалось оно, несомненно, Юрию.
Может, пойдем от печки? робко предложила я. Вика просила узнать про папу абсолютно все. Начиная с момента, как он с ее мамой познакомился
Иди. Занимайся, охотно отослал меня Павел.
Я еще дверь не успела закрыть, как услышала он успел набрать номер и кого-то спрашивает:
Ты в курсе, что вчера в «Золотом лебеде» стряслось?
Я вернулась в предбанник. На любимые аксессуары для отдохновения пилку и лаки для ногтей даже не взглянула. Стала набрасывать план, по каким еще базам пробивать Викиных родителей, с кем из их родственников-сослуживцев-знакомых имеет смысл пообщаться.
Отвлеклась от интеллектуальной работы буквально на минуту позвонить в больницу скорой помощи.
Справочная служба против ожиданий отозвалась мгновенно.
Скажите, пожалуйста, как самочувствие Юрия Юнкера, он вчера в реанимацию поступил, протараторила я и приготовилась ждать шелеста страниц или кликанья по клавишам компьютера.
Однако никаких звуков не последовало. Дама на другом конце провода мягко спросила:
А вы кто ему будете?
Коллега.
Женщина вздохнула и с дежурным сочувствием произнесла:
Юрий Юнкер скончался. Сегодня в четыре сорок.
Спасибо, глупо пробормотала я.
Этого следовало ожидать, но я надеялась вдруг выкарабкается? Или хотя бы дня три-четыре протянет?
Вика наверняка уже знает. Надо звонить, приносить свои соболезнования. Страх, как этого не люблю! Что человеку, потерявшему любимого отца, до моих соболезнований?
Звонить или не звонить?
Но в любом случае следовало узнать, нужно ли ей теперь заказанное вчера расследование. Может, она просто хочет как можно скорее выбросить из головы весь этот кошмар?!
Я сжала зубы и набрала Викин номер.
Она отозвалась мертвым голосом:
А, Римма, это вы? Папа умер. Знаете уже?
Вдруг рассмеялась истерически, горько:
У меня теперь фингал под глазом. Мать поставила. Сказала: за отца это еще мало.
Как о расследовании говорить, когда девушка в таком состоянии?
Но Вика, к счастью, сама свернула на больную для меня тему:
Теперь не надо уже ничего узнавать. Зачем? Только фотку проклятую порвите, ладно?
Мне так жаль ее стало, чуть у самой слезы из глаз не брызнули. Я прошептала:
Вика, давай я тебе помогу. Хоть как-то. Организовать что-нибудь, родственников обзвонить
Маман уже сама все готовит, горько усмехнулась она. Можно не сомневаться: будут похороны века. Она великий организатор, все успевает. Место на Востряковском кладбище обеспечила. Ресторан выбрала. И даже адвоката наняла.
А это зачем?
У таксиста оказались тяжкие телесные и страховка. Плюс таксопарк подключился. А мы наследники. Уже два иска. Требуют компенсацию за лечение, машину, за моральный ущерб миллион. Мама обещала мне еще раз врезать. Как будто я виновата!
Девушка истерически расхохоталась.
Паша не любит работать «за интерес». Но иначе я поступить не могла.
Вика, нам ничего платить не надо. Но позволь, пожалуйста, разобраться. Кто виновник? Кто прислал письмо? Ведь на самом деле не ты, а именно этот человек отца твоего убил.