Заканчивалась статья коротким сообщением о гибели лейтенанта Горелых в следующем бою. В котором как раз и сделана была эта фотография
слав? Спишь?
Открыв глаза, посмотрел на склонившегося надо мной особиста и спросил, случайно стряхнув с груди газету:
Я что уснул?
Похоже, что так, согласился со мной Путилин, поднимая ее с пола.
Странный сон, сказал я, припомнив ускользающие видения.
Расскажешь? Сержант положил газету на тумбочку, пододвинув стул, уселся на него и приготовил блокнот и карандаш.
Почему нет? Заглавие, кивнул я на газету.
Особист поднял ее, бросил быстрый взгляд на фото и вопросительно посмотрел на меня.
Вот там я и был.
Как это?
Как бы объяснить Ум-м. У меня было такое впечатление Да, как в кино, только все по-настоящему. Ревущие танки, горящие деревья, стрельба Похоже все.
А, это у тебя просто фантазия хорошая. Бывает, отмахнулся Путилин, сразу потеряв интерес к моему сну. Видимо, подобное он слышал не раз.
Бывает, согласился я. Сны у меня действительно выразительные. Лейтенанта только жалко.
Если бы он не поднял в контратаку батальон, немцы бы ворвались в окопы, а это еще хуже. Тут они их отбросили, а то, что Горелых в ней погиб, так это судьба, спокойно ответил особист. Видимо, он действительно читал эту статью.
Все равно жалко. Таких людей теряем. Как он засады устраивал, а?
Судьба Героя вот посмертно получил. Ну что, приступим?
Это да. Приступим У меня тут вопрос образовался, даже не вопрос, а просьба.
Говори.
Я не успел прочитать газету, уснул на этой статье; что творится на фронтах? Мы остановили немцев?
Кхм. М-да. Ну, слушай. Устроившись на стуле поудобнее, сержант посмотрел на меня и начал рассказывать последние новости на фронтах: Отступаем мы. Что тут говорить, сам недавно с фронта, знаешь, как там. За эти дни, что ты был без сознания, немцы сделали несколько крупных прорывов разведка прощелкала окружая наши войска. Один на Украине к Киеву, но были отброшены фланговым ударом резервной армии. Говорят, она вся полегла, но дала время не только начать отводить войска товарищ Сталин отдал приказ, но и занять оборону, пока они отходят. Те части, что стояли в обороне, практически полностью полегли, но наши отошли. Сейчас Киев в руках немцев.
Отбивать обратно будут?
Вряд ли. Там сейчас неразбериха. У меня друг оттуда только что приехал, рассказывал. Везде как будто слоеный пирог. Пока все нормализуется, сколько времени пройдет. Главное, фронт держат.
А в Белоруссии что? спросил я, принимая информацию к сведению. Насколько мне было известно, в моей реальности Киев захватили несколько позже. В двадцатых числах сентября. Видимо, тут сыграло роль то, что Сталин все-таки дал приказ отвести войска. Судя по виду Путилина, вышли не все, далеко не все. Вряд ли много больше половины.
Тоже отступаем понемногу, но не так, как на Украине, там немцы делают гигантские шаги вперед.
Понятно. Ладно, давайте по посещениям. С кого начнем? спросил я.
С авиаконструкторов.
Хорошо.
Так, Яковлев сам приезжать отказывается, велел привезти тебя к нему, когда начнешь ходить.
С авиаконструкторов.
Хорошо.
Так, Яковлев сам приезжать отказывается, велел привезти тебя к нему, когда начнешь ходить.
Да пошел он тогда! Надо приедет. Это я ему нужен, а не он мне. Что с остальными?
То, что у Яковлева барские замашки, я слышал еще в свое время. Общаться с подобными людьми мне приходилось постоянно, и тут их видеть не то что не мог, а просто не хотел. Надо придет, не надо на х я его видел.
Лавочкин очень хочет с вами пообщаться. Просто рвется продолжил особист, но был прерван мною.
О как? Знаете, а вот с ним я бы встретился. Это можно организовать?
Да, он сейчас в Москве. Когда его записать?
На вчера, коротко ответил я, получив в ответ внимательно-оценивающий взгляд Путилина.
Понятно. Тогда завтра в девять утра. У тебя как раз заканчиваются процедуры, да и Елена Степановна уже осмотрит, вот я его и проведу.
Это все хорошо, но мне нужен мой дневник. Он с вещами? спросил я и по лицу сержанта понял, что ляпнул глупость.
Нет, конечно. Твой дневник теперь считается документом особой важности, он опечатан, лежит у меня в сейфе.
Вот и его прихватите. Нужно будет много что продемонстрировать Семену Алексеевичу.
Ты его знаешь?! удивился особист.
Просто слышал. Что там дальше?
Так Гудков подал заявку. Его сейчас нет в Москве, вернется через десять дней.
Вот как вернется, так и встретимся.
Петляков тоже заинтересовался тобой. Но он в Москве только через месяц появится. Где-то на одном из эвакуированных заводов работает.
Понятно. Как вернется, так и поговорим, ответил я так же, как и в случае с Гудковым.
Пионеры Пресса Насчет них пока ничего нет. Нужно дождаться получения разрешения на встречу. А пока давай обсудим, что будем делать с твоей будущей речью. Мне должны были привезти пробный набросок, но не привезли, так что давай своими словами. Я тут накидал возможные вопросы, так что давай буду задавать, а ты на них отвечать. Согласен?
Конечно, ответил я, пожимая плечами и морщась от вспышки боли в боку. Рука меня не тревожила.
Ночь прошла спокойно. Кошмары на этот раз не мучили. После осмотра и всех процедур я лежал на здоровом боку и уже без особого интереса читал опостылевшую на второй день газету.
«Блин, кроссворда нет И сканворда Даже занюханного ключворда нет!»
Только я отложил газету в сторону, как после стука отворилась дверь и Путилин пропустил в палату моложавого мужчину средних лет в полувоенном френче. Я только потом узнал, что такие носили в тылу гражданские начальники. Почему в нем был Лавочкин, не знаю. Видимо, накинул то, что было. В руках сержант держал запечатанный конверт с грифом «совершенно секретно».
Здравствуйте, Семен Алексеевич. Привет, Сань. Присаживайтесь, указал на стоящий рядом с кроватью стул.
Здравствуй, Вячеслав, ответил Лавочкин, с интересом рассматривая меня.
Вы меня так пристально разглядываете
Извини, просто я впервые разговариваю с летчиком, который так воевал на моей машине.
Да-а. «ЛаГГ», сколько раз он выручал меня из казалось бы безвыходных ситуаций
Вам так понравилась моя машина? обрадованно спросил конструктор.
В общем-то нет! твердо сказал я, глядя Лавочкину прямо в глаза.
Мои слова Семёна Алексеевича не удивили, это было видно. Похоже, все болячки «ЛаГГа» он знал не хуже меня. Ещё было видно ему приятно, что самый результативный летчик Союза летает на его машине. И при всём при том конструктор никоим образом не показал, что неприятно удивился моему отзыву. Молоток. Хорошо держит удар.
Я думаю, вы сами знаете, что с «ЛаГГом» не так. Не так ли?
Вы не ошиблись, Вячеслав. Детских болезней у него много, согласился со мной Лавочкин.
Уважаю. Не знаю, может, он ожидал всяческих восторгов в адрес своего детища, но, похоже, своими словами я только подтвердил его мысли.
Вот о них мне бы и хотелось поговорить. Думаю, я когда-нибудь выйду из госпиталя, и мне бы хотелось сесть на НОВУЮ СЕРИЙНУЮ машину.
Я так понимаю, Вячеслав, вы хотите мне что-то предложить? чуть подался ко мне Лавочкин.
Много что. Только боюсь, как бы нам дня не хватило. Товарищ сержант госбезопасности, я могу получить свой дневник? официально обратился я к особисту.
Путилин, который, присев в уголке, с интересом слушал наш разговор, встал и, подойдя, вскрыл пакет. Получив дневник в руки, я стал быстро его листать.
Вот, сказал, открыв нужную страницу.
Что это? Он немного похож на «ЛаГГ», пробормотал конструктор, с большим увлечением рассматривая рисунок Ла-5.
Вообще-то это и есть «ЛаГГ», только с мотором воздушного охлаждения.
У него большой капот. Будет сильное воздушное сопротивление, пробормотал Лавочкин, на глаз прикидывая конструктивные недостатки.
Это легко компенсируется мощью двигателя.
Двигатель Проблема только в двигателе, хмыкнул Семён Алексеевич, посмотрев на меня. Точнее, в том, что его негде взять.
У меня в июле был разговор с одним перегонщиком они нам новую технику перегнали вот он рассказал про моторы воздушного охлаждения, которыми завалены склады. Я этим заинтересовался, оказалось, они стоят на СУ-2
М-82А, кивнул конструктор.
Да, мне приходилось сталкивался с ними, так что ТТХ и размер мотора я знаю. Пришлось изрядно поработать головой, пока не получился этот набросок.
Машина потяжелеет, с сомнением сказал Лавочкин, вернувшись к разглядыванию рисунка.
Мощь двигателя это компенсирует. А то, что он большой Видите, какие там фальшборта? Тем более этот мотор вам в плюс: никто из других конструкторов ими не интересуются. Весь запас ваш.
Не все. Гудков на свой прототип такой поставил. Не знаю, что у него получится, едва поморщился конструктор, говоря о своем знакомом-конкуренте.
Да?.. Не знал. Думаю, вам лучше объединиться. Сейчас война, главное это помощь нашим войскам, и первоклассный перехватчик нам не помешает. Ссоры и единоличие тут неуместно.
Я подумаю над этим, кивнул Семён Алексеевич. Судя по его виду, он собирался вырвать листок с рисунком и забрать его с собой.
Давайте я вам распишу его ТТХ и предназначение?
После кивка конструктора я откинулся на подушку и, мазнув взглядом по Путилину, который с огромным интересом продолжал прислушиваться, начал говорить:
По идее это перехватчик
Обедали мы втроём, но даже во время еды жаркий спор между мной и Лавочкиным не стихал, доходя до криков. Крики были с моей стороны, Семён же Алексеевич оказался удивительно тактичным человеком и не повышал голос даже в самый накал беседы.
Я знал все болячки будущего Ла-5 и старательно подсказывал или прямо говорил, где могли быть дефекты. Специально для Путилина в некоторых моментах уступал, говоря: «Вам виднее, Семен Алексеевич, все-таки это вы авиаконструктор».
В общем, мы проговорили до семи вечера, в конце придя к компромиссу. Я в душе радовался: все, что знал, все передал Семену Алексеевичу и теперь надеюсь, что этот довольно неплохой истребитель появится у нас раньше, гораздо раньше. Главное, добился всего, что хотел. Указал на детские болезни самолета, подсказал, как их «вылечить», и пообещал при любой возможности, поддержать его. Я не знаю, кто придет ко мне награждать, но попробую договориться о встрече с компетентными людьми, которые могли помочь в дальнейшей судьбе истребителя.
Пожав мне руку, Лавочкин вслед за уставшим особистом вышел из палаты, прижимая к груди несколько листков. Он все-таки выпросил у меня рисунок. Я не возражал: изображенный на рисунке Ла-5 до мельчайшей черты соответствовал самолёту конца сорок третьего года.